Алексей замешкался лишь на пару секунд. Он ужаснулся: немцы успели исколоть штыками всех раненых! Последней жертвой пал унтер — офицер Берёзкин. Некстати, вспомнились пророческие слова о его гибель у порога медпункта, и растянутый брезентовый шатёр строителю не помог.
Рой мыслей пронёсся в голове Алексея. Откуда на позициях взялись немцы?! Неужели, вся рота Ширкова бесславно полегла?! Левый фланг батальона полностью открыт! Выходит, теперь он— последний боец!
Из ступора вывел Алексея хриплый стон умирающего Берёзкина:
— Бей!.. нелюдь… — выдавил вместе с кровью последний приказ унтер — офицер.
Имел ли ввиду Берёзкин, второй фразой, рогатых «цивилизаторов» или обращался напрямую к «тёмным силам», курирующим сына ведьмы? Ведь куцые рожки на железных касках «цивилизаторов» не могли соперничать с незримыми демоническими рогами любимца Мачехи Смерти. Но вот первая часть приказа была однозначной.
Лик казака окаменел. Чёрные угли зрачков засветились огнём. В душе Алексея вспыхнул дикий, неукротимый гнев, который разбудил дремавшую доселе дьявольскую Силу. Ощутимая волна земной дрожи прокатилась по заваленной трупами площадке.
Немец звериным чутьём понял, что страшный санитар сейчас с голыми руками кинется давить душегубов. Толстяк суетливо дёрнул винтовку на себя, намереваясь насадить сумасшедшего русского на длинный клинок штыка… Винтовка застряла в трупе!
Берёзкин намертво вцепился в ствол, не позволяя извлечь наружу штык.
Алексей, одним стремительным прыжком, оказался рядом с немцем и, ухватив руками за подбородок и затылок под каской с рожками, резко развернул башку задом на перёд.
Жирная шея противно хрустнула. Перекошенное лицо с выпученными глазищами напустило страха на замерших в стороне подельничков.
От толчка, штык винтовки дёрнулся. Берёзкин плюнул кровью и, разжав захват, уронил руки наземь. Голова откинулась назад, глаза солдата уставились на купол палатки, где когда — то витали миражи мечты.
Оружие судьбы само упало в подставленные ладони Алексея. Он легко взмахнул им, и, как копьё, метнул в дальнего душегуба.
Винтовка отшвырнула ударом тело врага назад и, насквозь пробив штыком, пригвоздила к бревенчатой стенке. Пехотинец, словно серый жук, пришпиленный булавкой к бумаге, задёргал в воздухе лапками.
Остальные немцы очухались от шока, вскинули винтовки к плечу.
Сын ведьмы резко поднял вверх руки. Вместе с взмахом его ладоней, в воздух взвился наметённый пургой толстый слой снега. Белая снежная пелена закрыла видимость.
Дружно грохнул залп. Пули звонко цокнули о каменную стену медблока. Торопливо заклацали затворы, выплёвывая стреляные гильзы и досылая патроны в ствол.
Но выстрелов не последовало. Шум от движения затворов захлебнулся в предсмертных хрипах стрелков. Казак свалился им на голову из — под купола и чуток помахал засопожным ножичком. Алексею плотный туман— не помеха.
Снег мелкой белой пудрой медленно опустился на остывающие трупы.
Алексей тоже был с ног до головы запорошен снегом. Объёмная папаха придавала голове сходство со снеговиком. Только получился очень злой снеговик, с низко посаженными горящими угольками глаз и без красной морковки— лишь ледяная маска со щёлочками для глаз и рта. Сила гравитации держала снежинки на одежде, как приклеенные, а на лице снег превратился в ледяную корку.
На шум выстрелов уже спешила по ходу сообщения группа поддержки, в шинелях мышиного цвета. Первые пехотинцы в замешательстве остановились на пороге заваленной трупами площадки. Не сразу они заметили белого снеговика, вернее поняли, что это живое существо. Лишь когда чудище наклонилось, достав из — под лавки топор (Алексей посчитал это простое оружие более уместным в рукопашной схватке), до немцев дошло, что они вступили за порог царства нелюди. Но жуткий страх и нереальность всего творящегося намертво сковал солдат.
Алексей посчитал, раз цивилизационные правила на этой мировой войне больше не в чести, и можно добивать раненых, то и он не обязан более сдерживать в своей душе тёмные силы. Клин клином вышибают, а нелюдь нелюдью зашибают!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Алексей мысленно потянулся к телам павших в подлой резне товарищей. Хорошо знакомые ребята лежали так близко, что, даже под белым саваном снега, он различал контуры их лиц. Полевой шаман не мог уже докричаться до их улетевших душ, но позвать в последний бой тела погибших солдат он был в силах. Алексей простёр левую ладонь к ближнему телу, придал верхней половине туловища отрицательный знак гравитации, и первый русский солдат неуверенно, пошатываясь, встал на ноги. Через секунду из — под белого савана поднялось второе тело. Алексей отработал алгоритм, и русские солдаты начали вставать в строй массово. Они были без оружия и вначале не очень — то и напугали бывалых вояк. Но, взглянув в запорошенные снегом мёртвые лица, немцы ощетинились штыками.
Наконец на заснеженную сцену протолкался офицер с пистолетом и сразу вычленил из бутафорской толпы главного режиссёра спектакля, в костюме снеговика. Однако достать его выстрелом теперь оказалось делом непростым. Сектор обстрела закрыли сгрудившиеся мрачные фигуры, пошатывающиеся в воздухе, будто подвешенные к куполу брезентовой палатки на невидимых верёвках.
Офицер, не церемонясь, разрядил магазин пистолета в наглых клоунов.
Пули с чавканьем нырнули в плоть, даже кровь выступила на месте пробоин в шинелях. Однако тела с места не сдвинулись!
Из — за спины молчаливых русских, бабочкой выпорхнул топор и по самый обух врубился в череп офицера, лишив отряд немцев командира и остатков храбрости. Ощетинившись штыками, пехотинцы попятились вглубь хода сообщения. Взметнувшаяся снежная метель закружила снег вокруг отряда. Видимость упала до нуля. Ледяные снежинки царапали щёки, залепляли глаза.
Русские превратили робкое отступление врага в паническое бегство. Мертвецы дружною толпой бросились преследовать немцев. Трупы высоко подпрыгивали над выставленными штыками и плюхались на железные каски. Даже если кто из немцев и успевал наколоть падающее тело на штык, то уже ни высвободить винтовку из «мёртвого» захвата, ни удерживать груз над головой, был не в силах. А следом за русскими мертвецами в мешанину копошащихся тел влетел злой снеговик с топором и смясорубил немецкий взвод в фарш!
Из узкого хода сообщения визжащий серый клубок тел выкатился в более просторную траншею первой линии обороны. Но от этого немцам легче не стало. По мере движения, незначительные потери русских, с лихвой, восполнялись ранее павшими в бою солдатами, а вот немцы терялись безвозвратно.
Пули не брали «оживших» мертвецов, их тела могли лишь застрять в штыках противника. А снеговики с топорами (конечно же, они казались массовым явлением!) прыгали в самую гущу мясорубки, скрываясь под белым покровом кружащейся метели. Это только Алексей видел врагов колдовским зрением, немцам же надо было снег из глаз сначала выковырнуть, а уж потом пытаться различить белый силуэт на белом мельтешащем фоне. Снеговик кромсал немцев быстрее, чем Алёша Попович раньше дрова строгал.
Спасаясь от накатывающего по траншее убийственного снежного кома, остатки немецкой роты нашли единственно правильное, спасительное решение. Солдаты выскочили из опрометчиво занятых русских окопов и рванули по полю, в сторону своих позиций.
Алексей добил топором последних зазевавшихся «героев» и убрал контроль гравитационного воздействия над окружающими телами. Пурга мгновенно стихла, снежинки плавно опустились на землю. Русские солдаты, наконец, обрели заслуженный покой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Что — то врагов было маловато? — задумался Алексей и окинул взором дальние подступы.
На поле, у заграждений из колючей проволоки, копошились сотни австрийцев. Беглецы в рогатых касках, встречным потоком, застопорили их движение. Удирающие немцы со страху сигали через «колючку», запутывались и дрыгали ногами. Австрийская пехота залегла за линией наполовину уже порезанных заграждений, не решаясь продолжать атаку— уж больно прытко немцы драпанули из занятых окопов. Офицеры безуспешно пытались выпытать у беглецов истинную причину паники. Дикие вопли об оживших мертвецах и злых русских снеговиках с топорами, как — то не воспринимались военной интеллигенцией всерьёз.
