– Who Killed Amanda Palmer, 2008
* * *
Мы встречались год, и Нил начал просить меня выйти за него замуж.
Идея замужества пугала меня.
Он просил и просил. Мы просыпались утром, и он просил. Мы ложились спать, и он просил. Мы прощались после длинного телефонного разговора, и он просил. Это была шутка, но в каждой шутке есть доля правды.
Глубоко внутри я чувствовала отчаянное желание остаться независимой, а ирония заключалась в следующем: девушка, которая пять лет простояла на коробке, которая влюблялась и чувствовала связь с миллионами проходящих незнакомцев, стойко сопротивлялась настоящей человеческой близости. Моя внутренняя феминистка закатывала глаза. Почему нельзя просто встречаться, черт подери. Возможно, можно вместе жить. Сейчас же не пятидесятые!
Но он хотел пожениться. На практическом уровне (он встречался с рок-музыкантом, я была на шестнадцать лет его моложе) это значило, что он мог бы представлять меня, как «жена», а не «подруга», и как бы досадно это не звучало, но люди бы принимали меня всерьез. А тот факт, что мы постоянно были в разъездах, значило, что вариант «просто жить вместе» нам тоже не подходил.
И не считая практических причин, он просто хотел жениться на мне. Он говорил, что со мной он чувствует себя в безопасности.
Мне не было важно, чтобы меня начали воспринимать всерьез. Но я подумала, что мы можем договориться.
Я задала ему ряд вопросов.
– Я хочу жить и работать одна. Если мы поженимся, мне нужно будет жить с тобой?
– Нет, – сказал он. – Ты выйдешь за меня?
– Мне нужно будет вести себя как жена? Я не хочу быть женой.
– Нет, тебе не нужно быть женой, – сказал он. – Ты выйдешь за меня?
– Если мы поженимся, мы можем спать с другими людьми?
– Ага, – сказал он. – Ты выйдешь за меня?
– Я могу полностью контролировать свою жизнь? Мне необходим полный контроль.
– Да, дорогая. Я не пытаюсь контролировать тебя. Совсем. Ты выйдешь за меня?
– Скорее всего я не захочу детей[31].
– Хорошо. У меня уже есть три ребенка. Они замечательные. Ты выйдешь за меня?
– Если мы поженимся, и у нас ничего не выйдет, мы сможем просто развестись?
– Конечно, – сказал он воодушевленно.
* * *
Мне еще придется просить в Интернете о тампонах, но обо всем остальном я уже просила.
Twitter – основной краудсорсинговый инструмент путешествующего музыканта, он как швейцарский армейский нож, состоящий из миллиона человек, у тебя в кармане.
В то время, когда у меня было всего несколько тысяч последователей, я могла попросить о чем угодно, меня ограничивали лишь позволенные сто сорок символов в одном сообщении. Ответы сыпались на меня. Я отвечала. Я благодарила людей громко и публично. Я размахивала своей благодарностью как флагом.
Передача информации была частью веселья, но благодаря этому работала вся система. Когда люди – кто угодно, – просил меня поделиться просьбой в поиске жилья, я делилась и чувствовала себя волшебной телефонисткой. Я наблюдала, как мои фанаты плыли по волнам, которые мы сами же создали. Я видела, как они прыгали, я видела, как они падали, я видела, как они доверяли, я видела, как они ловили друг друга. Я видела, как раскрывались истории. Я аплодировала.
Список вещей, о которых я просила в Twitter:
Совет. Я была на австралийских гастролях, в небольшом прибрежном городке и обнаружила растущее красное пятно на бедре, я посчитала, что это зараженный укус насекомого. Я сделала фотографию и выложила ее, и несколько человек, включая фельдшера скорой помощи из Канады, предостерегли меня, что это было больше похоже на стафилококковою инфекцию, а не на укус насекомого. Я пошла к доктору. Они были правы. Если не вылечить стафилококковую инфекцию, она может привести к ампутации конечностей и смерти.
Слова песен. Я могу спросить что-то вроде: «Придумайте слово из трех слогов, это что-то неприличное, что нельзя взять на работу. Ударение на первый слог. Дайте своей фантазии разыграться». (Мне нужно было всего два слова, но было столько подходящих ответов, что я изменила всю песню The Ukulele Anthem, чтобы вместить двадцать три из них).
Пианино. Я репетировала и писала песни в чужих домах и квартирах, я одалживала как минимум пятьдесят синтезаторов для ниндзя-концертов и репетиций. (А еще гитары, бас-гитары, скрипки.)
Подбросить до аэропорта.
Устройство для промывания носа. Я спросила, где я могу купить его в Мельбурне. Одна медсестра из местной больницы взяла его со склада и привезла в кафе, из которого я и писала. Я купила ей смузи, и мы поговорили о ее работе, о простудах, о смерти.
Один раз я попросила свадебное платье для незапланированного музыкального видео, которое я снимала во время тура по Техасу. Мне в голову пришла идея, как невеста заходит в океан в платье, поэтому я спросила, не знает ли кто хороший секонд-хенд, в который я могла бы наведаться. Вместо этого откликнулась недавно разведенная женщина, которая согласилась потратить три часа на дорогу, чтобы привезти мне свое платье. Я пригласила ее на сами съемки и поехала с ней в Галвестон, а не со своей командой. По дороге мы охотились за фатой. Нам удалось найти лишь одну, которую продавали в отделе для девичников. К ней были приклеены маленькие пластиковые мужские половые органы. Я их отклеила[32]. По дороге на пляж моя новая подруга рассказала о своем разводе (короче говоря, он был придурком). Она смотрела на съемку с причала, и я чувствовала ее взгляд на мне, она смотрела, как я вхожу в ее длинном платье в воду, и как оно покрывалось песком и пеной.
– Это было настоящим освобождением, черт возьми, – сказала она, когда съемки закончились, и мы выжимали платье на стоянке. – Спасибо.
– Нет, это тебе спасибо за платье. Оно идеальное. Мне кажется, надо положить его в пакет… оно грязное. Что ты с ним будешь делать?
– Я думала об этом, – сказала она. – Думаю, я покрашу его в голубой цвет и сделаю короче. Я превращу его во что-то, в чем смогу танцевать.
– Именно, – сказала я.
* * *
Я до сих пор сомневалась, стоит ли выходить замуж за писателя Нила Геймана.
Я была влюблена в него, это было очевидно для всех окружающих, даже если я сама этого не понимала. Я все придумывала причины, почему это была плохая идея. Наши жизни так отличались. Я бы медленно свела его с ума. Он был слишком старым. Я могла продолжать список.
Два года назад на эдинбургском фестивале я встретила музыканта Люка. Мы быстро полюбили друг друга как друзья, все немного омрачалось тем фактом, что в первую ночь нашего знакомства я убедила его поцеловать меня (и к моему удивлению я в этом преуспела), но я не знала, что он стопроцентный гомосексуалист. Он до сих пор говорит, что я единственная женщина, с которой он целовался. Я этим горжусь.
– Как долго вы с Тоддом встречаетесь? – спросила я. Мы сидели за поздним завтраком в Сиднее, и так вышло, что оба находились на гастролях. Я мучила его вопросами о его длительных отношениях и надеялась, что смогу прояснить что-то для себя.
– Около пяти лет, плюс-минус.
– На сколько лет он старше?
– На десять лет, примерно.
– Какая разница у вас в доходах? – сказала я. – Если не возражаешь.
– Она небольшая… но зависит от ситуации. Мы договорились оплачивать поровну некоторые вещи и помогать друг другу, когда это необходимо. В прошлом году я почти полгода просидел без работы, когда Тодд поехал в длительный тур в Вегас, и я поехал с ним. Было трудно, но нам удалось найти баланс.
– Тебя не беспокоит, – спросила я, – что он может, ну не знаю, всегда быть впереди тебя? Не старше. не богаче, по существу. а просто впереди с точки зрения взросления и жизненного опыта? Это ужасно, но ты не думаешь, что он может умереть? А потом ты чувствуешь себя кретином за такие мысли?
– Ну… ты же знаешь, что у Тодда ВИЧ, да?
Но я не знала. Я посмотрела на свою тарелку с тофу и почувствовала себя идиоткой.
– Господи. Люк. Мне никто не говорил об этом.
– Нет, нет, прости. Я думал, ты знаешь. Я считал, что тебе расскажут. И если тебе вдруг интересно, то я до сих пор не заразился.
Я очень тактично спросила, так как не была уверена, можно ли вообще затрагивать эту тему:
– Когда вы, ребята, узнали об этом?
– Ох, – недолго думая, сказал он. – У Тодда уже был ВИЧ, когда я его встретил.
– Что?
– У Тодда уже был ВИЧ, когда я его встретил, – повторил он.
– И… тебя это не остановило? – мне было так стыдно за этот вопрос.
