– Около пяти лет, плюс-минус.
– На сколько лет он старше?
– На десять лет, примерно.
– Какая разница у вас в доходах? – сказала я. – Если не возражаешь.
– Она небольшая… но зависит от ситуации. Мы договорились оплачивать поровну некоторые вещи и помогать друг другу, когда это необходимо. В прошлом году я почти полгода просидел без работы, когда Тодд поехал в длительный тур в Вегас, и я поехал с ним. Было трудно, но нам удалось найти баланс.
– Тебя не беспокоит, – спросила я, – что он может, ну не знаю, всегда быть впереди тебя? Не старше. не богаче, по существу. а просто впереди с точки зрения взросления и жизненного опыта? Это ужасно, но ты не думаешь, что он может умереть? А потом ты чувствуешь себя кретином за такие мысли?
– Ну… ты же знаешь, что у Тодда ВИЧ, да?
Но я не знала. Я посмотрела на свою тарелку с тофу и почувствовала себя идиоткой.
– Господи. Люк. Мне никто не говорил об этом.
– Нет, нет, прости. Я думал, ты знаешь. Я считал, что тебе расскажут. И если тебе вдруг интересно, то я до сих пор не заразился.
Я очень тактично спросила, так как не была уверена, можно ли вообще затрагивать эту тему:
– Когда вы, ребята, узнали об этом?
– Ох, – недолго думая, сказал он. – У Тодда уже был ВИЧ, когда я его встретил.
– Что?
– У Тодда уже был ВИЧ, когда я его встретил, – повторил он.
– И… тебя это не остановило? – мне было так стыдно за этот вопрос.
– Аманда… Меня не могло это остановить. Я был влюблен в него.
* * *
А потом Энтони заболел.
Серьезно. Никто не мог понять, что с ним. Он терял равновесие, он стал плохо слышать, он стал слепнуть на один глаз. Врачи не знали, что ему сказать. У него болели икры. У него болели руки. Энтони всегда выглядел на двадцать лет моложе своего возраста и был примером здорового человека: он много ходил пешком, сплавлялся по реке на каяке, занимался йогой. Я звонила ему каждый день с гастролей, и каждый день у него находилось что-то новое, у него болела другая часть тела, случались новые приступы.
Я ужасно себя чувствовала из-за того, что рассказывала ему о своих глупых проблемах, но я знала, что он любит помогать, поэтому продолжала выкладывать ему всю свою жизнь. Мой бизнес как всегда напоминал хаос, так как количество моих фанатов росло, я попробовала работать с несколькими опытными менеджерами, которые до этого работали с известными музыкантами, но в конце концов я бросила эту идею: моя команда была урезана до трех человек, которые понимали меня. Мои доходы не были высокими и постоянными, но все шло хорошо, я могла платить всем, наверное, потому что я выступала без остановок: мои соседи по the Cloud Club не переставали шутить, что я вот уже шесть лет «беру отпуск», чтобы навести порядок в своей комнате. Я освободилась из оков звукозаписывающей компании, но я не была уверена, что делать дальше. У меня накопилась груда песен, но я не знала, как выпустить их. Нил ждал, пока его младшая дочка закончит школу в Висконсине (там он вырастил своих детей со своей первой женой), чтобы переехать куда-нибудь поближе друг к другу… возможно, в Нью-Йорк. Каждый раз, когда я приезжала в Бостон, заболевала гриппом, страдала от постгастрольной депрессии или мучительного ПМС.
Мои проблемы были настолько глупыми в сравнении с пугающей и неизвестной болью, которую испытывал мой друг, но он терпеливо слушал меня, смеялся и давал мудрые советы – как обычно. За несколько месяцев Энтони побывал у каждого доктора, у каждого специалиста. Окулист лечил его зрение, лор пытался понять, что происходит с его слухом. Никто не мог понять, что с ним. Нам всем становилось очень страшно. Однажды его глаза и голова стали так сильно болеть, что Лора немедленно повезла его в больницу. Я тут же вернулась с выступления в Нью-Йорке.
Они провели биопсию его виска и сказали, что у него гигантоклеточный артериит, то есть воспалительное заболевание артерий, которые у разных людей поражают разные части тела.
Ему прописали мешок стероидов, его ежедневной дозы преднизона хватило бы бодибилдеру на год.
Видеть Энтони в ту ночь в больнице было тяжело. Он любит держать все под контролем и беспокоится, если все идет не по плану. Когда я была моложе, я всегда представляла его как мудрого и успешного мужчину, но когда я начала ездить по всему миру, для меня стало ясно, что он построил маленький офис вокруг себя в маленьком городке, окружил себя теми вещами, которые ему хорошо знакомы, которым он может доверять. Он был сильным снаружи – у него был черный пояс по каратэ, – он был хрупким и чувствительным, когда дело касалось неожиданных внутренних перемен. В детстве Энтони подвергался жестокому обращению как физически, так и морально, он рассказывал мне несколько историй и даже начал записывать некоторые из них. Они были пугающими. Но неважно, писал ли он или говорил, меня всегда удивлял его юмор, с которым он рассказывал об этом.
Мне было больно видеть его, подключенным к разным машинам, уязвимым, в синем больничном халате, пока врачи и медсестры приходили и брали различные анализы. Лора ночевала с ним на раскладывающейся кровати. Друзья по очереди приносили еду.
Его болезнь не была смертельной, слава Богу. Его зрение и слух ухудшились, но он был жив. Я выдохнула. Я не думала, что смогу выдержать, если бы с ним случилось что-то плохое.
В школе и колледже я играла с собой в игру, так я пыталась научить себя актерскому мастерству, этот опыт мне пригодился в некоторых театральных постановках.
Если мне нужно было заплакать по команде, у меня была уловка.
Я просто представляла, что Энтони умирает.
Меня это никогда не подводило. Я начинала рыдать в любой ситуации.
* * *
У меня нет сталкеров.
Чтобы заполучить себе сталкера, тебе нужно хоть чуть-чуть оставаться загадкой, чего я делать не умею. Не думаю, что тебя могут преследовать, если ты как на ладони после каждого шоу, если ты всегда сообщаешь, в каком кафе сидишь и выкладываешь фото своей чашки кофе, и при этом предлагаешь всем зайти и поздороваться. Не очень интересно копаться в жизни человека, который сам уже все выложил в Twitter.
Не поймите меня неправильно. Я не хочу себе сталкеров.
У меня были фанаты, которые ходили за мной по пятам и даже иногда надоедали. Если меня будут преследовать, то я буду разбираться с этой ситуацией так, как могу: я подойду к ним. Я расскажу им, что я делаю в данный момент, я спрошу, что делают они, я очеловечу себя, а потом уважительно попрошу, чтобы они перестали тайком фотографировать меня из другого конца кафе, я попрошу их подойти, поздороваться, обнять меня и дать мне поработать.
* * *
– Сегодня утром мне звонил Энтони, – сказал Нил.
Я уже несколько дней не разговаривала с Энтони: я была в дороге. Пока меня не было, они с Нилом стали ближе из-за болезни, они переписывались и разговаривали.
Я знала, что Энтони давал советы по поводу отношений, когда Нилу это было нужно, то же самое он делал и для меня вот уже много лет. Мы оба доверяли ему нашу тайну по поводу женитьбы. Мы начали называть его «Крестным отцом».
Однажды он даже провел с Нилом сеанс психотерапии по телефону на тему «Как справиться с Амандой Палмер и ее ПМС» и несколько раз успокаивал Нила, когда наши отношения заходили в тупик, и мы прятались по углам, так как не могли друг друга выносить. Мой ПМС мог быть устрашающим: я превращалась из довольно разумного человека в черную дыру сомнения, отчаяния и экзистенциального кризиса.
Чтобы обезопасить себя, я купила Нилу книгу о химических процессах гормонов в женском мозгу, которую он изучал в виде аудио-инструкций, я надеялась, что таким образом он сможет понять поведение его ежемесячной иррациональной снежной королевы. Чудесным образом это сработало. Он скачал приложение в свой телефон, оно показывало, когда надвигались мои месячные, примерно в это же время он не воспринимал все так близко к сердцу.
– Как он себя чувствует? – спрашивала я. – Я не разговаривала с ним с понедельника.
Энтони шел на поправку, но в последний месяц он не выходил из кабинетов врачей и больниц. Я старалась звонить ему раз в два дня, чтобы получить отчет от больного друга.
– Он получит результаты анализов на следующей неделе, – сказал Нил. – Его раздражает, что его заставляют принимать столько стероидов, он злится из-за всего. Я его понимаю. Однажды мне тоже нужно было принимать столько стероидов в течение недели, и я помню, что считал всех вокруг абсолютно тупыми и раздражающими. И мы говорили о тебе. Он рассказал мне забавную историю о тебе и об одном твоем бывшем.
– О нет. О ком?
