кажется, единственно верные мысли. Его выслушивают, иногда поддерживают, а далее — ни шагу. Да и сам Сергей понимает: все они, в том числе и он, обречены на безделье. Что такое эмиграция, он убедился на собственном опыте. Основать журнал не смогли, добиться чего-либо, на что он так надеялся в герцеговинской кампании, не удалось.
А отечество ждет. Там битва, хотя и скрытая, но самая настоящая битва. Там гибнут, там мучаются в тюрьмах и на каторге товарищи, их надо освобождать, надо спасать.
IX
В Петербурге назревали серьезные события. Вот-вот должны были состояться судебные процессы над участниками хождения в народ. Аресты начались еще несколько лет назад, продолжались они и сейчас; за решеткой оказались сотни людей, преимущественно молодежь. Немало арестованных без суда и следствия отправлены в ссылку, многие погибли, а томившиеся в тюрьмах ждали суда и приговора.
По возвращении в Петербург Кравчинский поселился у врача Ореста Эдуардовича Веймара, проживающего в центре, на Невском, в большом собственном доме, многие комнаты которого пустовали. Еще в начале народнического движения Веймар сблизился с революционно настроенной молодежью, всячески помогал ей. Личность его, как знакомого императрицы, была неприкосновенна. Царица в знак глубокой благодарности за совместную работу в лазаретах во время войны с Турцией подарила ему украшенный драгоценностями свой портрет.
Кравчинский встречался с Веймаром и ранее, в начале хождения в народ, но тогда настоящей дружбы между ними не установилось. Тем не менее сейчас они искренне обрадовались друг другу.
— Это прекрасно! Прекрасно, что вы возвратились, — приговаривал доктор, рассказывая о петербургских новостях. — Вы с нами, Сергей, и погорюете, и порадуетесь. Мы здесь одно интересное дело, великолепное, я сказал бы, дело совершили. — И он рассказал, как товарищи, оставшиеся на свободе, осуществили побег Кропоткина.
(Петр Алексеевич был арестован по доносу провокатора, затесавшегося в среду рабочих Александро-Невской части, где Кропоткин тайно читал лекции по истории Интернационала. Три года томился он в казематах Петропавловской крепости. Освободить его оттуда было делом маловероятным, однако друзья — Веймар был в числе ближайших — во что бы то ни стало решили добиться этого.)
— Насколько мне известно, — сказал Кравчинский, — до сих пор из Петропавловки еще никто не бежал.
— Верно, совершенно верно, Сергей, — продолжал Орест Эдуардович. — А мы рискнули. Сперва наладили переписку с Петром Алексеевичем, затем посоветовали ему требовать перевода из крепости в тюремный госпиталь.
— И это ему удалось?
— Да. Тюрьма настолько подорвала его здоровье, что он не мог даже ходить. А на второй месяц пребывания в госпитале он окреп. И мы начали разрабатывать план побега. Страшно жалели, что вас не было в Петербурге.
Сергею вспомнилась Москва, их скачки на лошадях по заснеженным улицам, когда они готовились отбить у жандармов Волховского...
— Смело, — заметил. — Что же дальше?
— Дальше мы действовали с Адрианом Михайловым. И другие, разумеется, помогали. Вспомнили вашу московскую историю с Волховским и перво-наперво купили рысака.
— Умопомрачительная затея! — восхищенно проговорил Кравчинский.
— Затем приобрели экипаж, сбрую, и почти каждый день Адриан приучал Варвара, как мы его назвали, к послушанию. Дело это оказалось нелегким, все же Адриан добился своего. Рысак присмирел, давался запрягать, позволял даже садиться на него верхом. Адриан часто выезжал на нем и целыми часами кружил узкими переулками, примыкавшими к Николаевскому госпиталю. Узнать его было невозможно — окладистая борода, вислоухая заячья шапка, тулуп, повязанный широким шелковым поясом, большие юфтевые сапоги. Мужик мужиком. Да еще если натянет вожжи и гикнет... Только ветер свистит в ушах! Да искры летят из-под копыт...
— Молодцы, — сказал Кравчинский.
— А спустя неделю получили от Кропоткина записку, в которой он извещал, что чувствует себя хорошо, готов к побегу и с нетерпением ждет сигнала, — продолжал Веймар. — Кроме того, «больной», чтобы подольше продержаться в госпитале, всячески симулировал, подчеркивал свое бессилие. В записке Петр Алексеевич сообщал, что тюремщики ежедневно начали выводить его на прогулку в довольно большой двор, безлюдный, но, как все тюремные дворы, обнесенный высокой каменной стеной. Одолеть стену без посторонней помощи он, разумеется, не мог.
— Были еще какие-нибудь варианты? — спросил Сергей.
— Были. Наиболее реальным, хотя и самым рискованным, обсуждался и такой: под видом больничной обслуги мы в момент прогулки заключенного подъезжаем к воротам, стучим, нам открывают — пусть даже калитку! — а далее само собой разумеется: часовой устранен, арестант, воспользовавшись замешательством, бежит к воротам, здесь друзья хватают его, втаскивают в экипаж и знакомым уже маршрутом мчатся в надежное место.
— По характеру это налет, — заметил Кравчинский.
— Да, причем требовавший определенного количества людей. Надо было по обоим концам улицы расставить наблюдателей, чтобы во время побега не вышло столкновения с другими экипажами. Да и возниц поблизости следовало бы нанять, чтобы преследователям не на чем было догонять.
— Даже по скромным подсчетам вам необходимо было иметь человек пятнадцать — двадцать, — снова заметил Кравчинский.
— Поэтому вариант и отклонили, — продолжал Веймар. — И кто знает, сколько времени длились бы поиски других вариантов, если бы «больной» снова не порадовал новинкой. Он писал, что в госпиталь начали завозить дрова, ворота часто остаются открытыми, охрана же не усилена. Кропоткин предлагал свой план побега: во время одного из заездов подвод во двор он, сбросив с себя тяжелый и длинный тюремный халат, попытается проскочить в ворота. Часовой, караулящий его, вряд ли решится стрелять, а догнать, схватить не успеет. Единственное, что, по мнению Петра Алексеевича, требовалось — это обеспечить сигнализацию, транспорт и место укрытия.
— Узнаю бывалого офицера! — сказал Сергей. — Точно и просто.
— Возможно, что именно в этом, в простоте, и лежал залог успеха. Во всяком случае, ухватились за него как за спасительную соломинку. Дольше ждать было нечего. Завоз дров могли прекратить, ворота снова закрыть на все замки и засовы, и тогда... Словом, мы начали активно готовиться к операции. Несколько раз «постовые» выходили на свои места, изучали маршрут. Подъезды к госпиталю необходимо было очистить, чтобы не допустить столкновения. Полицейский наряд, верховой казак или просто случайная подвода могли загородить дорогу, и тогда весь план проваливался. Конечно, для уверенности и удобства передачи сигналов не помешало бы еще несколько
