Пробка в сторону, содержимое внутрь и зеленые глаза Деи смотрят в зеленые глаза ведьмака.
Ловкач. Так его знал народ. Мошенник, прохвост, да и просто лицедей, он был известен во всех уголках страны.
Сейчас он смотрел в точно такие же, как у него глаза, пробежался взглядом по аккуратному носику, губам, точно таким же, как он видел в зеркале и обомлел.
Дейка моргала, часто-часто. Наверное, слишком много навалилось на ей плечи, а ведьмак молчал.
Грег напрягся, нахмурился. Но не от ревности. Он пытался сложить картину и понять все, но ему это удавалось лишь частично.
Да что говорить, мне, смотрящей этой театр абсурда из первых рядов, и то было не все понятно.
Норман повернулся к Роксалин, и на его лице не было привычной шаловливой улыбки:
— Шанроуз? — лишь спросил он.
Роксалин посмотрела свысока, так, как только могла смотреть глава ковена, пусть и свергнутая, и величаво кивнула.
Глаза из под ресниц пожирали ведьмака, если бы он был сухой кучкой дров — давно бы запылал. Но Норман не замечал плотоядных взглядов. Только я заметила эту страсть ведьмы Смерти.
Рука Криса притянула Дею к себе, но она была неподвижна, как статуя. Нечто... между отцом и дочерью витало в воздухе, но оно было не напрягающее, а скорее, ожидающее...
Следующего шага...
— Норман, — протянул руку дочери ведьмак и впервые в жизни неуклюже улыбнулся.
— Дея, — тихо ответила дочь и не знала что больше сказать. Тоже, впервые в жизни...
Для меня дальнейшие события смазались в какую-то картину сумасшедшего художника: претензии Роксалин и тут же её заигрывания с Норманом, непонимание Грега и его перечень вопросов, ответы, на которые он выуживал поцелуями. Наглец! То загорающиеся, то гаснущие глаза подруги, которая общалась с найденным отцом и узнавала детали из его жизни. И мое неприятное чувство, что если бы не эта ситуация, то меня бы обвели вокруг пальца и не поморщились...
За этот факт хотелось задать взбучку, но где-то в душе, глубоко, где сидела мечтательная ведьмочка, которая хотела любви и ласки, говорила, что это можно списать на любовную лихорадку, или влюбленный бред и простить...
Меня хотели подкупить геройским подвигом избавления от ненавистной личины сатира, но, как у нас, у ведьмочек, завелось — все пошло вкривь и вкось..
Ну а кто ждал другого результата? Они?
Вот у нас бы спросили, мы бы сразу ответили, что по-нормальному, по-спланированному, у нас не бывает. Ну никогда.
Сердцу льстило старание, но у меня, как у натуры любопытной, тут же возникало множество вопросов, связанных с родословной Грега...
Ну всем же известно — яблочко от яблоньки недалеко падает. Сознание тут же подкинуло картинки, как ведьмак выращивал на себе духа хранителя, о котором ведьмаки на старших курсах и не могли мечтать... Как он мастерски договаривается с комендантом общежития о сокрытии нашей проказы, явно в тридесятый раз... Как Грег создал мне в подарок волшебную иллюзию и его вечные зелья и амулеты, которыми был буквально нашпиговал молодой ведьмак.
Если бы я была повнимательней, я бы, наверное, заметила, что на ведьмаковских поясах у его сокурсниках на порядок меньше всего, что иллюзии — не конек для нашего брата и что духи-хранители вряд ли выдаются как поощрение за подвиги на границе...
Сказочный плетун сидел рядом со мной и заглядывал мне в глаза, как будто читая мысли. Мои руки были в его плену, шоколадные глаза молили довериться ему, а я анализировала...
Правда, моему анализу все мешали, так как спокойно заняться столь серьезным занятием в закрытой лавке, за прилавок которой все заглядывают и требуют амулетов, достаточно сложно, но я старалась.
Дейка рядом пыталась общаться с отцом, чему её мама отчаянно мешала... Роксалин жаждала внимания Нормана, и это было очевидно всем. Если еще у кого-то оставались сомнения по поводу того, из благородных ли порывов повела она к нему снимать личину или нет, то после ей фразу: 'Орхидея, погуляй с мужем,а мы пока пообщаемся...' и томного взмаха ресницами — сомнений не осталось...
— Неисправима, — шепнула я подруге и сжала ладонь.
Дея согласно кивнула и подмигнула. Вот за что люблю подругу — так за силу духа! Погрустила, пошоковала немного и опять села на коня, так сказать.
Она у меня молоток! Горжусь!
А вот я не знаю что делать...
Так проникновенно смотрит, ласкает словами, в душу забирается... А вдруг, он мошенник? И все это ради чего-то?
Странные мысли в моей голове, но с таким папой я вынуждена думать о многом... Что с мамой? На этот вопрос я так и не получила четкого ответа.
'Есть, где-то' — ответили мне, а потом добавили: — 'Наверное'
И что прикажете после этого думать?
Слушать сердце? Так оно у меня глупое! А мозги — то, что надо, с прибабахом! Всегда пищу для размышления подкинут...
Пока сидели, небольшими островками фраз всплывала информация о знакомстве мошенника века и главы ковена ведьм Смерти.
Он, тогда еще молодой простофиля, начинающий свой путь в качестве правой руки иллюзиониста цирка, встретил прекрасную девушку.
Задириста, вредна, тщеславна и красива — не все это сразу увидел он в прекрасной незнакомке, но ночи были ярки и страстны.
Огонь интереса разгорался все сильнее, но вернувшийся от бабушки не вовремя маленький сынок залил тропическим дождем весь очаг любви. Условие — либо я либо он, было воспринято в штыки и девушка удалилась за горизонт, оставив о себе не самые приятные воспоминания о последних минутах. У неё впереди маячила высокая должность в ковене, а у него — участь отца одиночки.
Норман после этого понял — надо идти любыми путями, но поставить сына на ноги и обеспечит ему будущее. Она поняла лишь недавно — единственно теплое чувство она испытывала лишь к этому ведьмаку.
Странная обстановка царила сейчас вокруг них: осознание утерянных возможностей с одной стороны и попытки его вернуть, а со второй — немое восхищение дочкой, которое сквозило в каждом взгляде.
Наверное, когда всю жизнь растишь сына, ненароком мечтаешь о дочке, а когда вдруг она возникает на твоем пути, как леший среди леса, то ты либо млеешь от радости, либо бежишь, что есть мочи...
Норман как маленькой, показывал Дейке разные фокусы, создавал иллюзии, учил накладывать придуманный облик, а её мамашка злилась.
Я видела зависть, видела возмущение, и когда она, фуркнув, ушла, всем стало легче.
Грег с улыбкой поглядывал на отца и как минер, боялся ошибиться словом со мной.
Возможно, я много взвешиваю, но я по-другому не могу. Броситься в омут с головой — это не про меня.
Поэтому я сейчас я держала на острие ножа своего дорогого ведьмака и не могла по-другому. Пока у самой меня в голове все не осядет, я не смогу ответить на его попытки поцелуя...
— Что? Всё уже закончилось? — разочарованный вздох и шелест крыльев известил о прибытии Деиного деда и Бакстера. — А я так надеялся полюбоваться на рогатую внучку...
Старый ведьмак облокотился на одну из подпорок палатки и грустно смотрел на нас.
Бакстер под шумок вертел в маленьких лапках амулеты и вот точно говорю — один из них прикарманил, маленький воришка!
Его любопытная мордашка мелькала на всех полках, а потом и вовсе стала совсем наглой и забралась в ящики под прилавком.
— Деда, я не пойму, ты хотел меня спасти или посмеяться? — Дейка даже немного обиделась, по-моему.
— И то и другое, Цветочек. И то и другое... — медленно проговорил пожилой мужчина, пристально рассматривая Нормана.
Тот встал во весь рост, стряхнул с себя маску фокусника и иллюзиониста и надел маску под названием: 'Сама серьезность'.
— Норман, — представился Ловкач. — Отец Грега и Деи.
— Вот уж не знаю, отец ли ты Грега, но на Дейку можешь свои иллюзорные ручки не протягивать! — сказал, как отрезал деда и был таков.
Своим Цветочком он не собирался ни с кем делиться. Поэтому нарочито медленно подошел к Дее и встал между ними, чем вызвал всеобщую растерянность.