Если ответ был правильным и быстрым, командующий улыбался, а если неправильным или вялым - бросал гневный взгляд из-под пенсне на преподавателя. И мы удивлялись: откуда у него все эти специальные, чисто инженерные познания?
Увидит захламленность на каком-нибудь участке, скажет:
- Кто здесь прорабом? Понизьте его в должности. От неаккуратного человека нечего ждать хорошей работы.
Однажды от него сильно досталось моему начальнику товарищу Терскому за то, что у кухни столпилось много красноармейцев, чистивших картошку. Снабженцы не завезли вовремя картофель, и, чтобы не сорвать обед, Терский послал на кухню вместо обычных пяти человек пятнадцать.
- В следующий раз замечу, - рассердился Уборевич, - заставлю вас лично отработать время, непроизводительно потраченное красноармейцами. Государство послало их к нам из-за важности стройки, а вы чуть не взводами ставите на картошку...
Но если, бывало, позвонишь в штаб округа, пожалуешься: «Автомашин не хватает, товарищ командующий», они появлялись незамедлительно.
Крепко досталось и мне, когда я не успел сдать вовремя жилой дом, а эксплуатационный состав аэродрома уже прибыл к месту работы.
Командующий вызвал для объяснений. Я ехал и надеялся, что Уборевич поймет мою невиновность: проект дома запоздал; чтобы ввести дом в эксплуатацию, не хватало сантехнического оборудования; были и другие причины, не зависевшие от нашей подрядной организации.
Но Уборевич ничего не хотел знать:
- Квалифицированные люди размещены в палатках, их семьи рассованы по углам в крестьянских избах! Какое тут настроение для работы?
- Но ведь проект запоздал, товарищ командующий, оправдывался я, - до сих пор нет раковин, смывных бачков, ванн...
- Почему вы не говорили раньше об этом? А я, надеясь на вас, вызвал командиров, они с семьями приехали... Ведь это же люди, в лесу, что ли, им ночевать?
На этот раз я и Терский получили по выговору. Но случалось и похвалы зарабатывать.
Иерониму Петровичу очень понравился ночной санаторий, который я организовал для лучших рабочих.
- Скажите, пожалуйста, до чего дожили... - улыбался он. - Какой контраст со временами гражданской войны! Бывало, услышим, что в армию едет командующий фронтом - Егоров, Фрунзе, Тухачевский, - горим от стыда. Продукты если есть, так стол накрыть нечем. Бегут снабженцы к деревенскому попу или кулаку: дайте, ради бога, тарелочек да вилочек... А тут для рабочих санаторий! Очень хорошо.
Не любил Иероним Петрович нерадивости, очковтирательства, малейшего нарушения дисциплины и порядка.
Однажды собрал совещание строителей аэродромов. Пригласил не только нас - строителей-подрядчиков. Присутствовали все командиры и комиссары авиационных частей, члены Реввоенсовета округа.
Объясняя отставание от назначенных сроков, начальники строек ссылались на некомплектность чертежей, нехватку оборудования. Докладывали только о завозе материалов, о подготовке земляного «корыта» будущих взлетно-посадочных полос, но никто не говорил о главном: об укладке бетона, венчающей сооружение взлетно-посадочной полосы.
У всех членов президиума кислые лица. Особенно Недоволен докладами Уборевич.
Но вдруг положение изменилось. Начальник строительства ржевского аэродрома Терский назвал такие показатели укладки бетона, что в зале прокатились возгласы удивления.
- Тысячу Квадратных метров полосы даем в сутки! - докладывал Терский.
- Ого! Это же рекордная цифра! - вырвалось у кого- то в президиуме.
- Чудесно! - повеселел Иероним Петрович. - Кто же это сумел так организовать дело?
- Главная заслуга в этом, - ответил Терский, - нашего главного инженера Горбачева. Сильно тормозило работы рифление плит - Горбачёв отменил его. Укладку бетона...
- Как отменил? -сразу же насторожился командующий.
- Кто ему разрешил? Как же будут садиться самолеты?!
В зале и в президиуме замешательство.
- Никто не разрешал, - сразу оторопел Терский, но ведь это оправдывается... Горбачев пошел и на дальнейшее упрощение проекта: укладывать бетон мы стали в площадь опалубки не метр на метр, а два на два...
- И опять без разрешения?! -побелел Уборевич.Кто же позволил ему самовольничать? Что он- с ума сошел?!
- Но ведь производительность выросла в два-три раза, товарищ командующий... - стушевавшись, оправдывался Терский.
- Какая, к черту, производительность, когда вы бесцеремонно выкидываете целые элементы из проекта, нарушаете технологию, указания центра и мою директиву! Вы, товарищ Терский, пошли на поводу Горбачева и несете чушь. Это же чистейший авантюризм, в жертву которому приносятся интересы государства. Очковтирательство, если не вредительство! Я прерываю совещание. Прокурор сегодня же займется вашими делами.
В приемной меня окружили товарищи:
- Кончилась твоя песня, Горбачев, в округе...
- Да что- в Округе! Из армии выгонят!
- А может, поедет туда, куда Макар телят не гонял...
Я вернулся в гостиницу как обреченный. Только где-то в самой глубине мозга билась надежда: «Не может быть, чтобы не разобрались, не может быть, чтобы не признали пользы...»
В номере зазвонил телефон.
- Горбачев слушает.
- С вами говорит прокурор Округа. Я уже пятый раз звоню вам. Прошу зайти ко мне в шестнадцать часов.
Я совсем упал духом, собрался пойти в ресторан, залить навалившееся горе вином. Но тут снова звонок:
- Говорит Уборевич. Скажите, Горбачев, в состоянии ли вы обосновать свою партизанщину инженерными расчетами?
- Да, товарищ командующий!
- Тогда - готовьтесь.
На вечернем совещании дадите ваши доказательства.
Я послал в Москву самолет за специалистами- прилетят Сошин и Овруческий.
- Простите, товарищ командующий, но я не могу быть на заседании: вызывает прокурор.
- Прокурор подождет. Отдать под суд легче всего...
В приемной командующего товарищи говорили:
- Ты-то зачем пришел, чудак? Твои дела тут закончились.
Терский приободрил:
- Я упросил Уборевича принять меня и доложил о наших делах более обстоятельно. Он выслушал, вызвал из Москвы консультантов и даже забеспокоился, не обидел ли тебя зря. Я уже говорил с Сошиным - он склоняется на нашу сторону. Держись, Трофимыч!
Снова началось совещание. К удивлению всех, Иероним Петрович произнес:
- Слово предоставляется товарищу Горбачеву. Послушаем его доклад: как и почему он нарушил проект.
Я внутренне собрался, вышел на трибуну и доложил о существе дела.
- Рифление специальным валиком я распорядился заменить затиркой вручную. Расчеты показали, что затирка обеспечивает не меньший, а, наоборот, больший коэффициент трения, и самолеты с еще большей безопасностью могут садиться на полосу. Заливка бетона в ячейку, превышающую проектный размер вчетверо, да к тому же измененную нами на шестиугольник вместо квадрата по проекту, дает большие выгоды. При квадратной форме ячейки мы трамбовали бетон плоскостными вибраторами, которые прямой угол не захватывали, и приходилось переходить на мелкую металлическую трамбовку. При шестиугольнике все углы тупые - по сто двадцать градусов, поэтому вибратор проникает всюду и дополнительная трамбовка по углам отпадает, а качество стыков улучшается. Кроме того, вместо шестнадцати углов при проектной фигуре ячейки мы теперь трамбуем всего шесть углов. Опять же, экономия опалубки, дефицитной и крайне трудоемкой в изготовлении. Толщина ее измеряется миллиметрами, и сломать ее можно прикосновением пальца. А при шестигранной форме плиты она экономится на две трети против проекта. Отсюда рост производительности труда, более чем вдвое экономия лесоматериалов. Только так и можно давать тысячу квадратных метров в сутки без снижения качества...
Говорил я и о других деталях. Всматриваясь в лица Уборевича, Сошина и Овруческого, заметил, что консультанты московские благосклонно кивают головами, наконец исчезло напряжение и с лица Иеронима Петровича.
Когда же Сошин и Овруческий дали заключение, что проект изменен удачно, командующий совсем повеселел:
- Выходит, товарищ Сошин, что вы наши «ошибки» будете популяризировать и менять проекты остальных аэродромов?
- Да, - ответил Сошин, - полагаю, что наше руководство так и сделает.
- Тогда я должен извиниться перед товарищем Горбачевым, - улыбнулся Иероним Петрович. - Его ждет не скамья подсудимых, а, может быть, даже награда...
После совещания Терский стал свидетелем сцены, когда Иероним Петрович «Шерстил» своего помощника К. И. Жильцова и начальника строительного отдела И. В. Козловского за то, что они не вникли в рационализацию, применённую молодым инженером, и не помогли своевременно в оформлении ее надлежащим порядком.
Трудно было войти в доверие к Иерониму Петровичу, но если он изучил человека и убедился в его добросовестности, то поколебать его доверие было еще труднее. Он часто стал привлекать меня к работам, не входившим в круг моих обязанностей по должности.
