Поехал он под Полоцк, где шли инженерные работы по укреплению района. Взял и меня с собой.
Перед нашим приездом геодезисты закончили разбивку местности и определили, как следует располагать огневые точки. Везде были расставлены вехи.
Уборевич прошел несколько километров, по-хозяйски придирчиво осматривая работу геодезистов.
Вдруг остановился.
- Как вы думаете, Георгий Трофимович, - обратился он ко мне, - будет обстреливаться этот овраг? Строя здесь амбразуру, мы углубимся на полтора метра, значит, образуется пространство. Будет оно простреливаться или окажется мертвым?
- Надо бы проверить... - неопределенно ответил я.
- Вот и давайте проверим!
Он лег на землю и пополз к контрольному колышку. Убедившись в правильности разбивки, облегченно вздохнул:
- Кажется, не ошиблись...
В 1934 году на строительстве ржевекого аэродрома в годовой программе работ были пропущены такие объекты, как сброс северной дренажной системы аэродрома, оголовок этой системы и рулежные дорожки к ангарам. Не было и рабочих чертежей на эти объекты, хотя в генеральном проекте они значились. Я задумался: «Если не построить сброс дренажной системы, то все выполненные под покровом аэродрома дренажные каналы длиной 20 километров заилятся и очищение их потом потребует больших усилий и непроизводительных затрат. Если не построить подъездных дорожек к ангарам, то сами ангары нельзя будет эксплуатировать. Значит, средства будут затрачены на них впустую. Разве это дело?»
Я решил строить эти объекты, хотя финансирование их на этот год не было разрешено. Чертежи приказал изготовить проектному бюро подчиненного мне батальона, и работы на «нетитульных» объектах начались. Приезжавшие на стройку начальник квартирно-эксплуатационного отдела округа Шмурицкий и начальник сектора КЭО Калинин предупреждали меня:
- Кто позволил вам тратить материалы и рабочую силу на неразрешенные объекты? Сами будете расплачиваться потом.
- Да ведь это нужное дело, товарищи, - убеждал я их, - измените титульный список - и эти объекты станут законными.
- Едва ли в вашу обязанность входит, - кипятились мои оппоненты, - поучать, какие объекты включать и какие не включать в титульный список!
Я был убежден в своей правоте и продолжал строить «нетитульные» объекты. А тут как раз был издан закон о привлечении к строгой ответственности лиц, нарушающих финансовую дисциплину на стройках. Калинин и Шмурицкий составили акт, в котором зафиксировали, что мною произведены «незаконные» работы на сумму до двух миллионов рублей.
Я ахнул. Ведь за это мне полагалось не менее восьми лет тюремного заключения. Что делать? Акт уже передан прокурору, меня вот-вот должны снять с работы н отдать под суд.
В отчаянии написал письмо начальнику финансового управления РККА А. В. Хрулеву с подробным объяснением и поставил об этом в известность заместителя командующего округом А. И. Жильцова, отдыхавшего в то время в Сочи.
Медленно шли дни, настроение было отвратительное. Дело тянулось до тех лор, пока А. В. Хрулев не прислал своего представители товарища Школьникова. Он внимательно осмотрел «незаконные» объекты, изучил состояние сметного дела на стройке, заглянул в баланс и убедился, что стройка идет с прибылью, а организация производства безупречна. Мы встретились с ним.
- Если говорить о технически грамотной эксплуатации аэродрома, - сказал Школьников, - вы совершенно правы, строя эти «Незаконные» объекты. Но ведь закон есть закон, и вы обязаны были все это своевременно оформить! Как те вы так оплошали?
- Я те обращался к Шмурицкому и Калинину. Но разве их прошибешь? Как об стенку горох!
- А Уборевича ставили в известность?
- Нет, не ставил. Как-то постеснялся...
- Ну вот- постеснялся. А теперь хоть садись в тюрьму. Надо попросить Иеронима Петровича приехать сюда, в Ржев. Только он может приказать прокурору прекратить дело.
- Да разве он поедет? - усомнился я.- У него только и дела, что возиться со мной... Школьников сам позвонил в Смоленск Уборевичу. Тот не сказал ничего определенного. Я совсем расстроился.
А утром на железнодорожную ветку аэродрома прибыл вагон командующего округом. Я не знал, что А. И. Жильцов телеграфировал начальнику строительного отдела Округа Козловскому, чтобы тот доложил о моей беде Уборевичу.
Иероним Петрович привез с собой Козловского, Шмурицкого, Калинина и других работников управления округа, вызвал командира авиационной бригады М. С. Медянского и комиссара бригады Кузнецова. Когда все собрались, командующий приказал мне:
- Покажите все ваши объекты: «грешные» и «безгрешные».
Медянский и Кузнецов хорошо отзывались о качестве работ, не жаловались и на темпы стройки.
- Все было бы хорошо, если бы не самовольство Горбачева... - с деланным сожалением проговорил Шмурицкий, когда мы подошли к сбросу дренажной системы.
По выражению лица Уборевича я никак не мог понять, осуждает он меня или оправдывает.
После осмотра объектов началось совещание в салон-вагоне командующего. Первым говорил Шмурицкий.
- Горбачев обворовал государство. Никому не позволено разбазаривать средства не по назначению. Что будет, если каждый строитель начнет расходовать деньги, материалы и рабочую силу по своему усмотрению? Против таких безобразий и направлен новый закон. Горбачев безусловно заслуживает самого строгого наказания, тем более что мы предупреждали его. Пора заняться этим прокурору.
Шмурицкого поддержал Калинин.
- Если вы не хотите называть Горбачева по имени и отчеству, - обернулся к ним Уборевич, - называйте его товарищ Горбачев. Он пока еще не осужден. А каково ваше мнение, товарищ Школьников? Залез товарищ Горбачев в карман государства или не залез?
- Формально- да, а по существу- нет. Он не положил деньги себе в карман. Я удивляюсь одному: какие беспринципные работники есть еще в управлении Белорусского округа! Неужели у них не хватает соображения определить, что нужно на аэродроме в первую, во вторую и третью очередь?! Взять к примеру железобетонный забор вокруг аэродрома. Ведь у нас сотни аэродромов обнесены простым дощатым забором, какой издавна стоит и здесь. Так неужели нельзя было снять деньги с этого объекта, не строить в этом году железобетонный забор, а пустить средства туда, где они более нужны для нормальной эксплуатации аэродрома?
- Я с вами, товарищ Школьников, вполне согласен, встал с места Медянский. - Начальник стройки товарищ Горбачев действует в интересах нашей бригады: мы же сами требовали, чтобы он строил эти «незаконные» объекты. Посудите сами: велика ли выгода государству, если ангары построены, а пользоваться ими нельзя, потому что нет рулежных дорожек? А работники округа хотят защитить честь мундира. Прохлопали время, чтобы изменить титул, а теперь валят вину на других. Несправедливо это, товарищ командующий!
Произошла небольшая пауза.
Иероним Петрович подозвал своего секретаря и что-то шепнул ему на ухо. Тот вышел из салона.
- Мне ясно, почему товарищ Школьников встал на сторону начальника стройки, - сказал Иероним Петрович, - но мне совершенно неясно, откуда мы возьмем два миллиона, израсходованные товарищем Горбачевым без моего ведома. Ну, объявим мы ему выговор или отдадим под суд, а деньги-то от этого не родятся!
Как я ни был взволнован, все же слышал, как в соседнем купе стучала пишущая машинка, затем увидел, как проводник стал накрывать в другом конце салона обеденный стол. «Для всех жизнь идет своим обычным чередом, а я... Что же будет со мной?»
- Вам, товарищ командующий, - ответил Уборевичу Школьников, - предоставлено право менять титул, и я без труда найду в нем объекты, без которых легко обойтись в этом году. Миллион рублей наскребу, а остальное додаст Москва: деньги-то израсходованы технически грамотно, а значит, и с государственной точки зрения правильно. Товарищ Горбачев не заслуживает наказания. Наоборот…
- Иероним Петрович резко встал, глаза его сощурились:
- Товарищ Калинин! - Тот вскочил со своего места, выпрямился.
- Немедленно покиньте вагон! И вообще - вон из округа! Мне такие помощники не нужны.
Калинин вобрал шею в плечи и поплелся к выходу.
- Товарищ Шмурицкий! Уходите и вы. Здесь вы больше не нужны. Поговорю с вами в Смоленске.
Иероним Петрович что-то записал в блокноте и направился к обеденному столу.
- Прошу, - весело обратился он к присутствующим. Первую рюмку товарищу Горбачеву. Мы должны ценить смелых людей, понимающих, что такое народная копейка и государственные интересы!
Все сели за стол. Расцвели улыбки, будто у каждого свалился камень с души. Я почувствовал себя на десятом небе.
Во время обеда Иероним Петрович снова подозвал секретаря. Тот подал лист бумаги. Командующий пробежал глазами напечатанное на машинке, поставил свою подпись и передал лист мне. Это был приказ о премировании меня двухмесячным окладом и предоставлении мне и жене путевок в санаторий.
