Красноармейца Суворова В. А. зачислить на все виды довольствия и направить для прохождения военной службы в 1 ав. эскадрилью на должность летчика-истребителя.
Закрепить за красноармейцем Суворовым В. А. самолет ЛаГГ бортовой номер 17.
Начальнику строевой части капитану Соломину подготовить в срок до 30 июня 1941 г. необходимые документы на красноармейца Суворова В. А. как летчика.
Политруку Давыдову в срок до 30 июня привести к воинской присяге красноармейца Суворова В. А.
Командиру 1-й эскадрильи капитану Капитонову принять у красноармейца Суворова В. А. зачет по знанию вверенной авиационной техники и летной подготовке, завести летную книжку…
п. 5
За успешное проведение воздушного прикрытия ж./д. станции города Минск 26 июня 1941 г. и сбитые в бою с превосходящими силами противника 5 самолетов, три Ю-87 и два Me-109, летчику-истребителю 1 ав. эск. красноармейцу СУВОРОВУ Вячеславу Александровичу присвоить воинское звание „СЕРЖАНТ“.
Начальнику штаба в течение сегодняшнего дня подготовить материалы к награждению сержанта СУВОРОВА В. А. орденом Красной Звезды.
Командир в. части № 3167-23 майор Никитин».«Класс. Все оформлено строго как надо. Почитаем биографию!» — подумал я и стал листать документы, пока не нашел свою новую биографию.
— Учи, чтобы от зубов отскакивало. Понял? — спросил Никифоров, заметив, что я читаю.
— Товарищ политрук, а тут в приказе написано, что я сержант, но я ведь…
— Старшего сержанта вам, товарищ старший сержант, присвоили за двух сбитых во время перегона истребителя, там приказ в конце. Ясно?
— Ясно, товарищ политрук.
Учил свою биографию я до утра, не выходя из землянки, и пока Никифоров не убедился, что все запомнил, даже имена летчиков, с которыми учился, а также друзей в школе, не отпускал меня.
— Завтра придешь, повторим. А пока свободен. Иди, отсыпайся, — сказал он, тоже, как и я, зевая.
Я шел и размышлял: «Вряд ли они мне так доверчиво поверили, но чтобы проверять, затрачивая силы на выяснение моих слов, тоже нужно много времени. Поэтому они и поступили так логически. Летаю я, сбиваю, так какие проблемы, летай и дальше. Похоже, именно поэтому принципу они и решили. А это значит, я должен оправдать их доверие и увеличить количество сбитых!»
На следующий день меня разбудили к обеду. Подкрепившись, я сходил к Никифорову и, подтвердив, что все помню, направился в штаб, где капитан Смолин по приказу майора Никитина включил меня в боевой график. Оттуда я пошел к своему ястребку, на котором никто так и не летал — не было подготовленных пилотов.
— Ну что, товарищ командир, закончилась ваша «ссылка»? — спросил меня мой механик.
— Ну что вы, Виктор Семенович. Это просто я довел командира, упрашивая, чтобы он допустил меня к полетам. Лютикова сказала, что я еще не годен, вот он меня в наряды и сунул. Чтобы не мешал.
— А-а-а, понятно. А мы-то уж думали… А что это вас товарищ особист к себе вызывал?
— А вот это, товарищ старшина, не ваше дело… Ну ладно, скажу уж. Интересовались они, откуда я умею летать на немецком самолете.
— А вы?
— Так я им так и сказал, что я и «пешку» до этого в глаза не видел, так летал же! Мне какая разница, что за самолет, главное, что на нем летать можно, вот так-то.
— Это бывает. А летчики из соседнего полка сказали, что вас арестовали.
— Это когда мы к особисту шли?
— Да.
— Так я их видел и решил подшутить, вот и изобразил арестованного. М-да, зря, наверное.
— Да пусть их! Ну что, давайте аппарат смотреть? От винта?
— От винта!
Любовно проведя ладонью по борту своего ястребка, я потрогал пальцами десять белых звездочек, нарисованных на фюзеляже рядом с большой красной звездой, показывающих количество моих побед. Десятый сбитый на «пешке» мне все-таки засчитали, несмотря на все препоны. Никифоров подтвердил, что лично видел, как были сбиты «мессеры». Еще бы — он сам в этом участвовал. Семеныч стоял рядом и с легкой улыбкой смотрел, как я здоровался с машиной после долгой разлуки. Для меня три дня — это долго.
— Звезды я вчера нарисовал, должны уже высохнуть, — сказал он.
— Высохли. Трафарет сами вырезали? — спросил я.
— Горкин, писарь в штабе. А что, что-то не так?
— Да нет. Хорошо. Спасибо, Виктор Семенович.
Я сам попросил нарисовать звезды, а то сбитые есть, а подтверждения этого на самолете нет. Семеныч тянул с этим, видимо, ждал разрешения Никитина, а получив, нарисовал их.
— Ну что? Давай проверим технику, а то вдруг сегодня вылет.
— Не должно, сегодня полетов нет. Командование дало день на отдых и приведение себя в порядок. Может, ребята из второго взвода приведут за это время в порядок те три машины, — указал он подбородком на несколько бомбардировщиков разной степени разукомплектованности, стоящих в укрытии и под маскировочными сетями, которых облепили люди в черных комбинезонах.
— Будем надеяться. Ну что, давай смотреть. — Я помог Семенычу скатать маскировочную сеть с истребителя.
ЛаГГ стоял в капонире, так что, убрав средства маскировки, мы стали делать проверку всем узлам истребителя.
После ужина, когда стемнело, я пробрался в землянку, где квартировала Лютикова, там меня ждал горячий прием, после которого меня утром вытурили наружу.
Командование не обмануло, полку действительно дали отдохнуть целые сутки. Учитывая напряженность боев, это было трудным для них решением, но оно дало нам хоть немного прийти в себя. В строй вернули еще два СБ, доведя количество машин до семи штук, на очереди стояли четыре. А вчера вечером с мест вынужденной посадки притащили еще две. Причем не нашей части. Подобное «воровство» случалось частенько. Если нет охраны, значит, брошенный, именно так оправдывались наши эвакуаторщики под молчаливое одобрение командования полка. Самолетов не хватало, получили один раз семь машин без экипажей из одного полка, отправляемого на переформирование и пополнение в тыл, и все, так что выживали хоть так.
Зала для получения задания в полку не было, поэтому получали приказ на опушке, рассевшись на траве. Некоторые сидели на планшетах, некоторые, вроде меня, самые умные, — на принесенных с собой парашютах.
Задачу ставил командир полка майор Никитин. Разбомбить переправу и войска, скопившиеся перед ней. Затем слово взял комиссар полка, ведущий группы:
— Заходим со стороны солнца. Леонтьев первым заходом накрывает зенитные средства. Второй волной идут остальные. Ведущий я. Построение стандартное. Воздушное прикрытие осуществляет старший сержант Суворов. Если кто не знает его…
— Все его знают, — раздались многочисленные голоса. Были слышны отчетливые смешки.
Комиссар, когда поглядывал на меня, постоянно морщился, наконец не выдержал и сказал:
— Суворов, что у вас за вид? Мало того, что есть один синяк под глазом, так откуда еще один взялся?
— Ночью до ветра пошел, об косяк ударился. Не видно ничего было, — смущенно ответил я.
— Два раза?
— Второй раз — когда возвращался, — ответил я мрачно.
По летчикам прошелся ветерок смеха. Едва слышно донеслось:
— Знаем мы этот «косяк»…
— Вопросы есть? — спросил комиссар.
— У меня. Мне неизвестна система вашего построения. Высота полета. Также мое место при сопровождении. У нас разные скорости, а это значит, что сопровождать я вас рядом не смогу. Поэтому вы часто будете терять меня из виду. Также преимущество в охранении — это сопровождение на высоте, — сказал я и сел на свое место.
— Хм. Высота три тысячи. Идем двумя звеньями. Я ведущий. При подходе к цели вперед выходит машина Леонтьева и атакует зенитные батареи. Насчет сопровождения вы, товарищ старший сержант, насколько я знаю, более компетентны в этом вопросе, так что мы вас слушаем.
Встав, я посмотрел на парней, которых буду прикрывать, и начал говорить:
— ЛаГГ — машина своенравная. У нее есть свои недостатки, как и преимущества. Поэтому нужно вести сопровождение так, чтобы использовать именно свое преимущество и недостатки машин противника. А это значит…
Первый вылет меня разочаровал. Он был какой-то… обыденный, что ли?
То есть взлетели, я занял свою позицию на километр выше группы и сопровождал их до места бомбардировки. Лететь пришлось «змейкой». Это и скорость меньше, и для немцев проблема атаковать при таком полете, так что летел спокойно. Бомбардировку смотрел краем глаза. Больше за воздухом наблюдал. Но кроме «костыля» ничего так и не увидел. А вот при возвращении, оставив за спиной горящие понтоны и берега, забитые техникой, заметил на трех километрах двух охотников, которые шли в сторону моих подопечных. Комиссару пришлось брать левее и спускаться ниже, чтобы не попасться на глаза немцам, так что ушли они спокойно. Меня немцы видели, но атаковать не стали, ушли на свою территорию, вот и весь вылет. Не так я себе его представлял, не так.
