Со временем он угомонился. У него начался новый период, когда он успокаивался, усаживаясь перед телевизором. Так мамаши сажают своих маленьких детей перед экраном, когда у них много других дел. Каждый раз, когда я приезжал домой, я находил его перед телевизором. Он сидел с видом человека, ожидающего своей смерти, потому что ему кажется, что он никому больше не нужен. В немногих словах, которые мне удавалось из него вытянуть, звучали усталость и смирение. Постоянное раздражение последнего времени явно спало, возможно, благодаря таблеткам, которые он начал принимать.
Его больше, чем реальная жизнь, увлекала жизнь, которую показывали по телевизору. Телевизионная программа повлияла и на распорядок дня его новой жизни. Телевизора на кухне у них не было, поэтому из-за своего увлечения сериалом о расследованиях немецкого сыщика, ему приходилось садиться за стол раньше обычного. Составитель программ телеканала в начале года устанавливал время обеда моих родителей. Как-то я предложил ему поставить на кухне маленький телевизор, так он мне ответил:
– Телевизор на кухне ни к чему. Я до этого еще не докатился.
Когда отец впал в зависимость от своих сериалов, я подарил маме новый телевизор, потому что вкусы у них разные и ей всегда приходилось приносить себя в жертву, отказываясь от своих любимых передач. А телевизор в спальной комнате был в ее полном распоряжении. Теперь один после ужина усаживался в кресло в гостиной, а другая уходила в спальную комнату, но перед этим обязательно клала перед ним лекарство от давления, надеясь, что он не забудет выпить таблетки. Мама в своей комнате смотрела телевизор молча, а у отца, наоборот, появилась привычка комментировать действие, он фыркал, негодовал, иногда даже спорил с героями фильма. Сериалы помогали ему избавиться от излишнего раздражения. Мама говорила, что часто слышала, как он разговаривает с телевизором. Впрочем, надо сказать, он и не расставался с этой привычкой: помню еще в детстве, когда мы сидели за столом, а на экране в новостях появлялся презираемый им политик, он тут же, с набитым ртом начинал нападать на него.
Мои родители сейчас живут тихо, спокойно, не изменяя своим привычкам, и мне никак не удается уговорить их съездить куда-нибудь. Отец говорит, что никуда не поедет из-за денег, но на этот раз деньги тут ни при чем, это просто отговорка. По-моему, они не хотят путешествовать, потому что для них любая поездка кажется вещью немыслимой, событием, которое неизбежно нарушит их устоявшиеся привычки. Им страшно, им и так хорошо живется дома с его налаженным бытом, там они чувствуют себя в безопасности. Они не ходят даже в рестораны, не считая приглашений на свадьбы или на первое причастие, но и тогда мама часто ходит туда одна.
Когда по телевизору они смотрят передачи о летних каникулах с картинами переполненных пляжей и громоздящимися друг на друге отдыхающими, у них вырывается одна и та же фраза: «Люди сошли с ума. Оставались бы лучше дома, там же нельзя отдыхать!» В другой раз, когда показывают, как люди, спасаясь от августовского зноя, суют головы в городские фонтаны, они говорят: «Что им дома не сидится, все стали как сумасшедшие». Слово «сумасшедшие» у них не сходит с языка. Особенно, когда они говорят на диалекте.
В прошлом году, проявив упорство, я все же сумел уговорить их провести неделю на море. Я заказал для них места в небольшом пансионе. Сделал я это вовсе не из скупости. Я боялся, что в шикарном отеле они почувствуют себя не в своей тарелке. А вот в пансионе, носящем женское имя, с хозяйкой за стойкой бюро они будут чувствовать себя намного спокойней. Мне казалось, что он больше подходит для них, потому что им требуется живой контакт с людьми. И действительно, почти все свое время они провели за разговорами с хозяйкой, смотрели с ней телевизор или играли в карты. Мама даже стала помогать ей на кухне. Она не привыкла сидеть сложа руки. По утрам она сама перестилала постель в их комнате.
В последнее время, правда, мой отец переменился. Я смотрю на него и тотчас же успокаиваюсь, потому что понимаю, что он перешел в новую фазу. Первая, сразу же после выхода на пенсию, отличалась гиперактивностью: бесконечные мелкие работы по дому, поиск вещей для ремонта, всякие неотложные дела. Вторую, телевизионную фазу, он провел в кресле. С наступлением новой фазы, которая меня по-настоящему растрогала, он наконец пробудился.
Он повернулся лицом к жизни, решил, например, научиться пользоваться сотовым телефоном и компьютером и даже начал учить английский язык. Это фаза отрочества. У него появилось желание учиться и чего-то добиваться.
26. Она (и Сати)
Это случилось в одно из воскресений августа. Город был пуст, на следующий день мы уезжали в отпуск. Весь день мы провели с опущенными жалюзи, пытаясь укрыться от жары. Она ходила в коротенькой юбке без майки, на ней был только верх купальника. Она наводила порядок в доме, укладывала в чемодан последние вещи. Я, голый по пояс, в боксерках сидел за компьютером, правил недоделанную работу.
Ближе к семи я поднял жалюзи и открыл окно. Из балконной двери сразу же повеяло теплым воздухом. Она принесла мне стакан холодного чая с лимоном. Я перехватил ее руку, потянул за кисть и усадил себе на колени. Я слегка сдавил ей голову, запустив пальцы в ее волосы.
– Я вся потная, – сказала она.
Я поцеловал ее в губы, потом в щеку, в шею. Я приспустил узкий треугольник ее купальника, накрыл ладонью ее грудь. Я вошел в нее, не вставая со стула. Когда она кончила, я почувствовал, как напряглось ее тело, потом она навалилась на меня, крепко обхватив руками. Мы молча сидели на стуле, легкий ветерок долетал до нас с террасы. Из компьютера текли звуки «Гносьены № 1» Сати. Через несколько минут из окна донесся запах жареного мяса на гриле и, не знаю почему, мы рассмеялись. Потом мы приняли душ и вышли на улицу прогуляться перед ужином. Мы шли молча, рука в руке, изредка обмениваясь словами под долетавшими до нас из открытых окон обрывками фраз из телесериалов. Вечером, перед тем как лечь спать, я осушил и вымыл стакан с чаем, который она принесла мне, а я его так и не выпил.
27. Новая жизнь
У меня нет детей, поэтому я не знаю, что испытывают родители, обучая своего ребенка, но зато я могу сказать, что очень трудно передать чувства, которые охватывают тебя, когда ты пытаешься что-то растолковать отцу или матери. Даже в таких пустяках, как решение судоку. В любом случае, редко удается оставаться равнодушным. Ощущаешь радость и удовлетворение от того, что приносишь им пользу и хоть как-то можешь вернуть им свой долг.
Когда отец спросил меня, не могу ли я помочь ему с английским, я вначале подумал, что ослышался. Полчаса, которые я провел с ним, объясняя ему основные правила, оказались самыми забавными из всего, что приключилось со мной за последние годы. Он сразу догадался, что учить язык дело совсем не простое. Он даже посадил рядом мать, но мне никак не удавалось втолковать им, как правильно выполнять задания, приведенные в купленном ими учебнике.
Задание 1. Поставьте вопросы к следующим предложениям:
Том живет в Лондоне.
Правильный вопрос: Где живет Том?
Вопрос моих родителей: Ему там хорошо?
Тогда я попытался разъяснить им, что вопрос должен стоять перед ответом, а не следовать за ним, но они меня так и не поняли.
Меня зовут Марк.
Правильный вопрос: Как тебя зовут?
Вопрос моих родителей: А твоя фамилия?
Отчаявшись добиться толку, я перешел к следующему упражнению.
Задание 2. Найдите в левой колонке существительное, которое соответствует окончанию предложения, приведенного в правой колонке. Пример: Jane is a teacher.
Последнее предложение, составленное моими родителями, было: My dog is a journalist.
Отец оставил затею с изучением английского, но дела с мобильным телефоном у него пошли намного лучше. Он научился отправлять сообщения и благодаря им даже нашел способ выражать мне свои чувства. Кажется полным абсурдом, но это так: он общается через эсэмэс. Мой отец никогда не сумел бы написать мне такое же письмо, какое написала мне мать, но в эсэмэс он нашел средство для общения со мной. Первое сообщение, которое он мне отправил, было составлено так: привет лоренцо как дела конец вопроса.
Во втором он уже написал: когда приедешь домой потому что мы соскучились?
Должен признаться, что когда я получил это сообщение, я остолбенел и целых пять минут простоял с телефоном в руке. По-моему, он набрал «мы соскучились» только потому, что написать «я соскучился» было, наверное, выше его сил.
Я так и не сумел ответить ему. Я раз двадцать начинал набирать сообщение, но в конце концов спасовал. Когда я позвонил домой и разговаривал с мамой, я попросил ее передать отцу, что получил его сообщение. Она ничего не знала о его эсэмэске. Вероятно, мне не надо было говорить ей об этом, его сообщение осталось бы нашим секретом. Видно, из нас двоих рохлей и недотепой оказался именно я.
