Он печально продолжал:
— Из прочих животных выжили очень немногие. Пиктор был отравлен газом после того, как во время стрельбы загнал кроликов в их норы; не думаю, что остался жив хоть один кролик. Тиркелоу застрелили в воздухе, когда он пытался заставить других голубей скорее лететь прочь из леса, а Стерндейл, который снова не смог удержать своих фазанов от взлета, был подстрелен во время нападения на одного из уркку. Он все еще жив, хотя едва-едва; эта ночь станет для него последней, и я проведу ее с ним. Он посылает вам всем пожелание удачи. Я рассказал ему о вашей миссии, и он умрет счастливым и уверенным в вашем успехе. Дигит, Кавдор и Римус — все мертвы, а Биббингтон покинул лес. Все остальные выжившие сбежали, впрочем, идти им особо некуда. Я останусь, пока у меня будет дерево, на котором можно посидеть, хотя и это ненадолго.
Старый филин уставился в землю, и наступила пауза, а когда он поднял огромные круглые глаза, они были полны печали. Но когда он вновь заговорил, в его голосе не прозвучало ни тени отчаяния.
— Но теперь есть надежда, — сказал он. — Вы побывали у лорда Викнора и знаете все, что нужно знать. С вами девочка из элдрон, значит, ваша миссия началась верно, но вот что я хочу вам сказать. Не дайте гневу и ненависти определять ваши решения, потому что иначе ваш трезвый взгляд затуманится. Я очень хорошо понимаю, что вы должны чувствовать; и все же перелейте вашу ненависть в решимость достичь своей цели, потому что это приведет к окончательной победе. А теперь уходите, вам больше нельзя здесь оставаться. Ваш путь лежит к дальним холмам; я же останусь здесь и погляжу вам вслед.
Путешественники один за другим прошли мимо него, и каждому при этом он смотрел глубоко в глаза, словно желая передать какую-то часть своей глубочайшей мудрости; и действительно, обменявшись с ним взглядами и выйдя в поле, они почувствовали себя слегка иначе. Выйдя из леса, животные повернули налево и пошли вдоль своего разоренного дома. Дойдя до угла, они остановились и оглянулись. Уизен все еще был там — сидел на пне и смотрел на них, держа голову прямо и гордо; легкий ветерок шевелил его коричневые перья. Затем они отвернулись и, не оглядываясь, снова устремились по замерзшим полям, а Уизен наблюдал за ними, пока они не зашли за изгородь и наконец не скрылись из виду.
Уизен долго сидел на пне, размышляя. Его голова поникла, и он как-то сразу постарел, ибо, чтобы вдохнуть в путников толику мужества на дорогу, он держался на последних запасах сил и энергии. Теперь в этом не было необходимости, и сцены резни, свидетелями которых он стал, и разорение его дома снова обрушились на него, плечи его сгорбились, а глаза затуманились от горя. Наконец он сосредоточился и взмыл с пня, чтобы перелететь обратно в лощину папоротников, где он оставил умирающего Стерндейла. Когда он приземлился возле друга, послышался перезвон — это зазвонили в честь Рождества полуночные колокола, и звук эхом разнесся по полям и пустынному лесу. Стерндейл услыхал их сквозь затапливающий его туман боли от раны в груди, и был благодарен судьбе за то, что скоро его не будет в живых и он не увидит окончательного уничтожения немногих выживших в большой бойне, которую всегда предсказывали колокола.
Уизен посмотрел в потускневшие от страдания глаза фазана, и тихо прошептал ему:
— Дружище, теперь ты можешь умереть с надеждой в сердце, потому что они ушли, и я верю, что они достигнут цели. И тогда все наши страдания и страдания тех, кто был до нас, не будут напрасными. Ты меня слышишь, старина? Надежда есть.
Тогда из глаз Стерндейла исчез ужас и пришло успокоение, и, погружаясь в волны смерти, фазан ухватился за надежду в глазах Уизена и ушел с умиротворенным сердцем. И тогда филин покинул своего мертвого друга и полетел к Большому Дубу. Там Уизен сел на одну из веток повыше, чтобы озирать то, что осталось от леса, и ожидать конца.
ГЛАВА XV
Животные молча шли по замерзшим полям, каждый в одиночку переживал горе, будто зализывал рану. С потерей дома их словно отпустили на волю течения, и они бесцельно плыли в пустоте; спасательного круга, который всегда выручал их, где бы они ни были, больше не стало, ибо возвращаться было некуда. Они шли как во сне; единственной защитой им теперь служила скрытность в походе, и единственным домом — то место, по которому в этот миг доводилось ступать их ноге. Они только что потеряли все и вся, и еще не успели оценить неуязвимость того, кому больше нечего терять. Им никогда не забыть мук своего горя той ночью; но со временем оно смягчится и просто сольется с ними, вместо того чтобы непрестанно угрожать и давить на них, как нависшая огромная туча, из тени которой не убежишь. А Брок и Наб, хотя так и не могли подумать о Таре без слез на глазах, когда-нибудь будут вспоминать о ней и проведенных с ней днях не без толики радости.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Им пришлось идти медленнее из-за поврежденной ноги Сэма, состояние которой заметно ухудшилось, так что теперь его хромота стала сильно бросаться в глаза, а рана открылась и снова начала кровоточить. Что еще более скверно, он застудил рассеченную голову, и она раскалывалась от боли.
Перрифут оказался вообще неспособен передвигаться, и вскоре, лишь только лес скрылся из их поля зрения, Бет оторвала кусок от одной из своих футболок и устроила импровизированную люльку. Она повязала ее вокруг шеи Наба и посадила в нее зайца, к вящему удивлению мальчика и восторгу Перрифута. Сначала заяц побаивался, но, постепенно привыкнув, начал поглядывать вокруг с прежней бесшабашностью, и Наб уловил знакомые искорки озорства в его черных глазах. Когда он настораживался, его уши вставали торчком и лезли Набу в лицо, но через какое-то время полное изнеможение в сочетании с теплом тела и ритмом шагов Наба убаюкали Перрифута, и он глубоко заснул, а его уши обвисли вдоль спины и больше никому не мешали.
Невысоко над полями — где-то на уровне верха изгороди — впереди них летел Уорригал и Набу, посматривающему, как он скользит словно тень, начало казаться, что он уже провел последние полжизни в подобных странствиях — с неизменно виднеющейся впереди совой, которая ведет их к цели.
Он глянул вниз, на закрытые глаза Перрифута, и улыбнулся про себя при мысли, что хотя бы один из их компании спит себе и в ус не дует. Бет, держа мальчика за руку, давно уже оставила попытки понять, во что ввязалась, и отдалась ритму ходьбы. Ей чудилось, что она покинула коттедж давным-давно, и образ матери, стоящей в дверях и отчаянно зовущей ее, вспыхнул в памяти как воспоминание из забытого мира. Даже волшебное счастье прогулки к Серебряному Лесу, кажется, промелькнуло вечность тому назад — такое темное облако несчастья повисло теперь над животными. И она разделила их горе, потому что в каком-то смысле тоже потеряла свой дом и своих близких. У нее уже появилось чувство, словно она знала мальчика долгие годы, настолько легко и спокойно ей было с ним, несмотря на то, что они не могли сказать друг другу и двух понятных обоим слов. Однако это не имело значения — настолько близкие возникли между ними понимание и сопереживание.
Девочка слегка повернула голову вправо, чтобы посмотреть на шагающего рядом мальчика. Он шел, низко склонив голову, и гнев, некогда наполнявший его темные глаза, сменился глухой печалью, которая выразилась даже в его походке. Раньше им двигала неистощимая энергия, а теперь в его шаге сквозила усталость. Внезапно в Бет поднялась огромная волна сочувствия к мальчику и желание защитить его, позаботиться о нем и сделать снова счастливым. Бет понятия не имела, куда и зачем они держат путь, но чувствовала, что они творят Историю, и что мальчик неким образом находится в самом ее центре и что ему понадобятся вся любовь и забота, которыми она сможет окружить его в грядущие дни. Она легонько сжала его руку, и мальчик посмотрел на нее так, словно понимал все, о чем она думает, и благодарил. Она улыбнулась, он вернул ей улыбку в ответ и на мгновение вырвался из лап кошмара, стискивающих его рассудок. Ее улыбка была как луч света, который пронзил окружающую тьму и дал ободрение и надежду на будущее; отблеск радости в конце мрачного туннеля, побуждающий идти вперед, чтобы встретиться с ним и раствориться в его сверкании.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
