— Вы находите это смешным? — с оттенком легкой обиды сказала она.
— Смешным?! Я благодарен придумавшему эту легенду.
«Бисмарк» славился континентальной кухней. Особенно хорош был фазан, запеченный с фисташками и трюфелями. Богат и изыскан был и ассортимент вин, готовый удовлетворить самый капризный вкус. Кабинет был большой: зал, в котором располагался уже накрытый на четверых овальный стол, и по бокам две комнаты отдыха. Ковры, зеркала, хрусталь, картины — копии старых немецких мастеров. И громоздкая имперская мебель.
Фотографии Франца Якоба — самые разные — Сергей изучил накануне отъезда и у себя в управлении, и в ИККИ. И не узнал, когда они с Валери, миновав главный зал и назойливо-придирчивые взгляды метрдотеля и кельнеров, вошли в кабинет. Навстречу им поднялись мужчина и женщина. Приветливо раскланялись. Сергей скользнул равнодушным взглядом по лицу мужчины, огляделся вокруг и обратил недоуменный взор на свою спутницу. Впервые Валери улыбнулась, и он подумал: «Хороша моя «любовница». Жаль, что лишь на людях и только на один вечер».
— Это Франц, в парике и гриме, — шепнула она в самое ухо. — Ищейки Шикельгрубера по натаске провокатора пошли на нас облавой. Цели гитлеровские, охота кайзеровская.
— А она — тоже любовница?
— Эльза и важнее, и нужнее, — ответила Валери серьезно. Но в голосе ее Сергей почувствовал скрытую боль и понял, что задел скрытую рану. — Жена.
За аперитивами обменялись паролем и отзывом, после чего Сергей передал заученное им наизусть послание для Тельмана. Оно касалось стратегии и тактики борьбы КПГ на современном этапе — как их понимали и видели Коминтерн и Москва. Кроме того, был один оперативный кадровый вопрос, который требовал немедленного решения.
— Завтра же Эрнст получит это послание, — заверил Франц Сергея. Вздохнул, но тут же сжал пальцы в кулак, поднял его — «Рот фронт!». — Как вы понимаете, вождь все время в движении: законы подполья.
Дюжие кельнеры внесли фазана, обложенного ананасами и папайей. Церемонно водрузили на стол серебряный поднос, стали у двери грудь в грудь как в строю и по взмаху руки энергично улыбавшегося метрдотеля дружно гаркнули: «Приятного аппетита!»
— Если ничего не предпринять, скоро вся Германия вытянется в одну армейскую шеренгу, — невесело заметил Франц.
«Как интернациональны Скалозубы, — подумал Сергей. — Он в две шеренги вас построит, а пикните — так мигом успокоит».
Фазан был нежен, таял во рту, фисташки и трюфели — восхитительны.
— Для оплаты одного этого блюда не хватит двухмесячной зарплаты квалифицированного рабочего, — глядя на Сергея, сообщила Эльза Якоб. — Я выиграла билет на ужин для четверых в лотерее на благотворительном вечере в Американском страховом фонде помощи сиротам войны. — Валери показала четыре картонных розовых прямоугольника. — И вы знаете, куда пошли деньги, собранные на этом вечере? Фантастика — на строительство военных заводов в Тюрингии.
— Что за человек этот Отто фон Болен? — спросил Сергей, когда они перешли в одну из комнат отдыха, куда были поданы сыры, фрукты, сладости и кофе.
— Сложный, — отозвался Франц. — Испытывает психофизиологическую антипатию к нашему ефрейтору, но и Сталина не жалует. Одним словом, не приемлет любую разновидность диктатуры. — И, предвосхищая возможные возражения, добавил: — Дело не в сравнении или параллели, ему просто чужд классовый подход.
— А как же насчет симпатий к левым? — Сергей задал этот вопрос, исходя из знакомства с оперативным досье и другими данными о видном немецком физике.
— Доказательства? Не только открытые высказывания, но и довольно крупные пожертвования. Что-то вроде вашего Саввы Морозова. На последних выборах, которые мы проиграли, голосовал за нас. И не просто пассивно отдал свой голос — не раз выступал на митингах, по радио, в прессе. Даже обратился с открытым письмом, под которым собрал подписи видных ученых, ко всем немцам. Остро переживал победу нацистов, считает это национальной трагедией. Все это так. Только он видит социализм через абсолютную анархию. Кропоткин — да, Бакунин — да, Маркс — нет, Ленин — нет.
— Эмигрировать не собирается?
— Нет. И англичане, и американцы предлагают ему лаборатории, выгоднейшие условия. Нет и нет. Деньги его не интересуют, он ведь получил богатое наследство. Говорит: «Слава и золото — химеры. Здесь у меня уже есть своя школа, ученики, последователи».
— Значит, готов работать на Гитлера?
— Он говорит — на Германию.
Появился шофер Валери. Склонился к Францу, прошептал что-то на ухо. Тот встал, с улыбкой, спокойно сказал:
— Очень быстро уходим.
Через минуту «мерседес» уносил всех четверых прочь от Гамбурга по юго-западному штатбану.
— Фриц, — кивнул на водителя Франц, — пока мы там вполне буржуазно фазанили, успел по моей просьбе связаться с Агамемноном — это наш парень, большой чин в полицейском управлении. Вот почему мы там, где мы есть, а не в родной гамбургской кутузке.
— А автомобиль? Его марка, цвет, номера? — Сергей имел опыт скорого обнаружения и задержания любого транспортного средства.
— После выезда из города мы свернули на боковую дорогу, чтобы переждать — на всякий случай, — пока не проедут следовавшие за нами два авто.
— Понятное дело, — согласился Сергей.
— За те пять минут Фриц сменил номера.
Сергей одобрительно поднял большой палец на уровень глаз. Видевший это в зеркальце заднего обзора Фриц удовлетворенно кивнул.
— Эта машина — одна из семи, принадлежащих Отто фон Болену. Почти стопроцентная гарантия безопасности. — Валери налегла грудью на плечо Сергея (машина сделала резкий поворот), и он коснулся губами ее щеки. Его словно прожгло насквозь сладостное пламя. Она не спешила от него отодвинуться. — И Фриц — его шофер, — закончила она, и Сергей почувствовал, что она улыбнулась. Ему…
— Имение фон Боленов, — неожиданно объявил Фриц, и Сергей впервые услышал его голос — гортанный баритон. «Выговор берлинский», — машинально отметил он, разглядывая то, что находилось за окном. Да, на освещение здесь денег не жалели. Высокие, вычурные, чугунные ворота и такой же забор, в центре каждой секции полуметровые вензеля — ГФБ (Валери пояснила — начальные буквы основателя династии Германа фон Болена); педантично подстриженные деревья и кусты в виде пирамид, прямоугольников, ромбов, шаров — идентичные в каждой секции; продолговатые, круглые цветочные клумбы — роз, хризантем, георгинов; большие, средние, малые фонтаны с разноцветной подсветкой.
«Ничего себе семейный парк! Побольше, чем наши Сокольники». Сергей улыбнулся, вспомнил далекую Москву, вид на старинный зеленый массив из окна своей комнаты…
Неожиданно расступились заросли какого-то высоченного, густейшего декоративного кустарника, стоявшего стеной метровой толщины, и засверкал огнями во всех своих пятидесяти залах, комнатах, подсобных помещениях фамильный замок Боленов. Сквозь раскрытые окна доносилась танцевальная музыка. Не менее пятидесяти автомобилей разных цветов и марок вытянулись вдоль широкого, наполненного водой рва. Через ров был переброшен гранитный пешеходный мост, у которого Фриц и остановил машину.
— Похоже, мы попали на какой-то праздник, — проговорил Сергей, выходя из автомобиля и подавая руку Валери и Эльзе. Словно отвечая на его слова, в небе над замком сразу в нескольких местах разорвались пышными букетами фейерверки. Самый крупный вспыхнул фиолетово-бело-розовыми вензелями «ГФБ». Небольшая толпа на газоне перед главным входом разразилась приветственными возгласами.
— 16 сентября 1512 года завершилось строительство этого замка, — пояснил Франц. — Традиция отмечать ежегодно эту дату была прервана в 18 веке и восстановлена полстолетия спустя после выдворения Бонапарта на остров Святой Елены.
— Ров есть, а где же стены? — спросил Сергей, когда они переходили через гранитный мост.
— Снесены по приказу Железного Канцлера, — произнесла с явным сожалением Эльза.
— Не удивляйтесь, — засмеялся Франц. — Печаль Эльзы искренняя. Она преподаватель истории…
— Очень талантливый преподаватель, уволенный из Гейдельбергского университета за свои убеждения, — жестко вставила Валери. — Закон о профессиях.
— Теперь не до преподавания. — Эльза махнула рукой. — Быть бы живу…
Отто фон Болен встретил чету Якоб радушно. К Антуану Легару и Валери Эстергази отнесся приветливо, но и с известной долей настороженности. Он не принадлежал к тому типу ученых, которые живут лишь в науке — башне из слоновой кости. Его интересовало буквально все на свете. Сергея он поразил дотошным интересом к новинкам парижской парфюмерии.
— Ах «Лориган де Коти», ах «Суар де Пари», ах «Амур, амур»! — восклицал он, зажмурив глаза и прижав левую руку к сердцу. И настойчиво расспрашивал «месье Легара» (или, может быть, вернее и справедливее будет «герр Лугер»), отведя его смущенно в сторонку, о новинках нижнего дамского белья — рубашечках, бра, трусиках — их цветах, материале, фасонах. Хорошо, что в свою недавнюю поездку в столицу мировой моды Сергей прошелся по лавкам и магазинчикам распродажи парфюмерии прошедшего сезона.
