– Откуда ж к нам варягов-то занесло? – осведомился он, шагнув поближе.
– Не твое дело. – Щеголь лишь бросил на него небрежный взгляд, а сам все скользил глазами по девичьему кругу, будто искал там кого.
– Что-то я не слышал, чтобы наших к вашим приглашали. И выкупа от тебя не видал. Так что ты наших девок глазами не щупай, – предостерег Равдан. – Попробуешь руками – руки оторвем под самый корень.
Он не шутил, и по его спокойному голосу это было ясно. Можно ездить искать невест далеко в чужую волость. Но чтобы участвовать в этих играх, чужаки обязаны сперва выкупить право. Либо старейшины договариваются заранее, и тогда парни двух волостей на время игрищ меняются местами, чтобы таким образом обменяться невестами, или пришлые платят местным выкуп за возможность увести отсюда жен. Как самый родовитый из неженатых парней волости, Равдан признавался среди них старшим, и мимо него такое дело пройти никак не могло. Судя по виду, чужаки не бедствовали, но про выкуп никто и не заикался.
– Свои ручонки побереги! – Чужак окинул его еще одним презрительным взглядом. – Что мне нужно, до того тебе вовек не дотянуться! Сгинь с глаз, не зли меня.
Это уже была наглость. На его же земле ему какое-то чучело разряженное предлагало сгинуть!
Равдан свистнул и взмахнул рукой. Услышав этот свист, все парни, что с разинутым ртом таращились на русалочью пляску, мигом очнулись и устремились к нему.
– Зоричи, ко мне! – одновременно заорал щеголь.
Из толпы возле девичьего круга к нему устремилось с десяток отроков. Так и есть – зоричи с Ловати. Это ж надо наглости набраться: в чужое племя явиться по невест, а местным и головкой не кивнуть!
– Это на каком же репище вас сыскали, таких невежливых? – Равдан встал перед щеголем, уже держа кулаки наготове и тем открыто показывая свои намерения. – Из какой же поленницы вас вытащили?
– В поленницу мы вас будем складывать, мужичье запечное! – небрежно ответил щеголь.
Был он не слишком высок ростом и на вид скорее жилист, чем могуч, но явно не привык сталкиваться с непочтительностью.
Не тратя больше времени на разговоры, Равдан с размаху ударил его в грудь. Тот пошатнулся, но устоял и ударил в ответ, целя в скулу. Смоляне и зоричи одновременно кинулись друг на друга. Смолян было больше, и все больше сбегалось со всех сторон, привлеченных боевым кличем всех времен «Наших бьют!», от которого не дрогнет только каменное сердце. Но большинство в драку пока не лезло, так что с обеих сторон участвовало примерно равное количество.
Девичий круг встал, потом девки прыснули в разные стороны, чтобы не попасть под раздачу. Русалка остановилась последней; увлеченная пляской, она далеко не сразу заметила, что происходит в десятке шагов от нее. Но вот и она замерла, обернулась, застыла, прижав к быстро дышащей груди руки в длиннющих рукавах. И стала смотреть туда, где в середине уже другого, мужского круга, мелькала рослая длиннорукая фигура в нарядной сорочке. Это тоже было похоже на пляску…
А на лугу по-прежнему гудели рожки, били бубны, и каждый удар гулко отдавался в груди. Возбуждение стремительно росло, всем существом завладевала шальная дикая сила. Драка под гудьбу шла весело; азартные и негодующие крики сменяли купальские песни. Народ придвинулся ближе, бабы вопили, мужики орали.
Кто-то уже выполз из-под ног, утирая кровь с разбитой брови, из-за которой ничего не видать. Кого-то родичи подняли, повели, охая, к реке умываться, но все оглядывались на ходу, пытаясь досмотреть.
Постепенно все больше смолян, увлеченных и захваченных побоищем, втягивалось в драку. Среди зоричей большинство было уже взрослых парней, так же задержавшихся с женитьбой, как и их предводитель. Но смоляне стали давить числом и теснить чужаков к реке.
– А ну в воду их! – орал голос Равдана из самой гущи.
Кто-то первым упал с невысокого обрыва на мелководье. Изловчившись, Равдан подсек ногу щеголя, опрокинул, наклонился, схватил за ворот одной рукой, за пояс – другой и пихнул вниз. Вокруг с торжеством завопили, засвистели. Хватая зоричей в две-три пары рук, их стали швырять в воду. К воплям прибавился плеск. Под обрывом глубины было по колено, утонуть не вышло бы, а вот остыть – вполне.
– Сопли смойте! – кричал вслед Равдан, стоя над обрывом. – И плывите к лешему искать себе водяниц в жены, а наших девок не видать вам!
Но и победителям было бы не вредно умыться. Какой вид имели их нарядные купальские рубахи! Матери и сестры могли бы зарыдать, увидев, во что превратились плоды долгих зимних трудов. Рваные, извалянные в песке и земле, в зеленых пятнах травы и красных – свежей крови, теперь это были дрянные тряпки. Но рукодельницы сейчас об этом не думали, а так же, как и все прочие, вопили от радости, что «наши побили пришлых».
Побежденные выбирались на берег где-то поодаль. Победители пошли умываться, попытались как-то пригладить растрепанные волосы. Кто-то из девок уже надрал на опушке подорожника и раздавал, поплевав на каждый лист: прикладывать к ссадинам и будущим синякам. Быстро распухали красные пятна на скулах и под глазами, начинали саднить ободранные кулаки. Кто-то, сунув палец в рот, проверял прочность зубов. Но упоение победы переполняло каждого, не давая замечать этих мелочей. Они отстояли честь своей волости перед девками, старшими, перед самим богами, что низко склоняются над землей в этот велик-день!
Русалка отвернулась от берега и призывно взмахнула рукавами. Девушки, то и дело оглядываясь на парней, вновь встали в круг. Пляска возобновилась, но теперь это было медленное кружение, и длинные рукава русалочьей сорочки двигались плавно, напоминая пласты тумана над водой.
Когда Равдан вернулся от реки, куда ходил умыться, девки уже вновь двигались по кругу, а в середине вздымались белые рукава-крылья. Увидев это, он перевел дух: вдруг испугался, что пока он разбирался с наглецами, русалка упорхнула. А она будто тоже устала и утратила резвость. Глядя на ее плавные движения, он чувствовал, как успокаивается дыхание, утихает напряженное биение сердца.
Русалочка-душечка, серая кукушечка! —
запела Величава, последняя из дочерей Дебряна, остававшаяся в невестах.
Мы тебя встречали, всяко угощали!Мы тебя рубашкой беленькой дарили,Мы тебе веночки счетом подносили!
На скуле вспухал кровоподтек. Казалось, кулак щеголя рассадил кожу, но, осторожно ощупывая больное место, Равдан не находил крови. Губа тоже была разбита и болела все сильнее. Оглянувшись, он взял лист подорожника, который протянула тетка Тужилиха.
– Пусть русалка плюнет – враз все заживет! – засмеялась та.
Равдан не ответил, вновь устремив глаза на середину круга. Эти мягкие движения белых крыльев будто гладили его по сердцу. Иногда перед ним мелькала берестяная личина русалки – страшная, белесая, с черными рябинами на щеках и огромными красно-черными кругами глаз. Удивительное дело – она казалась ему красивой. Нет, не совсем так: он будто обрел способность видеть сквозь бересту и заглядывал в самую суть этого существа. И она была прекрасна.
Сколько это продолжалось? Вдруг он опомнился с чувством, будто стоит так долго, очень долго. Заморочила… А ведь его давно ждут. Девки в третий раз запели ту же песню: русалку пора провожать.
Равдан с усилием отвел глаза от белой птицы на зеленой траве и оглянулся на свое отважное воинство. С красными следами ушибов и зелеными пятнами подорожниковых листьев на лицах, с мокрыми головами, в кое-как оправленных сорочках, они были готовы продолжать игрище.
– Ну, хватит глаза пялить! – Равдан призывно махнул рукой. – Пошли!
У берега, на песке, их ждали сваленные в кучу деревянные ведра, кувшины, стояла даже бочка, которую Нечуй и Зажит загодя налили водой из реки. Равдан свистнул – и парни побежали разбирать емкости, несколько разметанные в ходе «спуска на воду» вражеского войска, а потом наполнять их водой.
Взяв ведро, с которого капало на ноги, Равдан двинулся к русалочьему кругу. Кто-то из девушек заметил его и вскрикнул: пляска прекратилась, девки обернулись и встали стеной, стараясь не подпустить его к русалке. Громко засвистев, он поднял ведро – благо высокий рост и длинные руки позволяли ему обойти преграду сверху – и плеснул водой через головы девок, норовя облить русалку.
Но до нее долетело лишь несколько брызг. Большая часть воды попала на девок, и те завизжали еще пуще. Тут и прочие парни с криком и свистом бросились на них и тоже стали плескать водой из ведер, кувшинов, кружек, у кого что.
У каждой девки был на этот случай припасен рушник, до поры обвязанный вокруг пояса. На конце длинного рушника загодя был сделан узел, а в том узле – девять или двенадцать особых девичьих трав, помогающих поиску суженого. Взявшись за свободный конец, девки хлестали полотном противников, отвечая на удары водяных струй. Рушники, как и вся одежда, быстро намокли, так что получалось весьма чувствительно.
