— Во время возвращения он переносил преломленные структуры в тела простаков?
— Да, — Сицин обреченно кивнул. — Он использует их в качестве сосудов для формирования Зелья. Умертвляет, как только структура оказывается внутри, а потом работает над извлечением материи. Феноменальный потенциал Зелья Преломления открылся спустя годы после его создания. Не только Икар, но и другие алхимики оценили его возможности. С тех пор отправляемые в другой мир новорожденные или семена, как их называет Икар, почти никогда не возвращаются живыми. Возвращаются только отдельные экземпляры под заказ, а все остальные — взращиваются для жатвы…
Меня прошиб холодный пот. Материя кинулась помогать, но я отключил её, точно выдернул шнур из розетки.
— Но был кто-то ещё? Не только Икар? — спросил я.
— Ты про Хана и Чаоса? Икар называл их браконьерами. Они научились преломлять пространство и познали Пространственный пузырь. И тот, и другой, разузнав о деятельности Икара, решил схалтурить. Они воровали из другого мира преломленные материи каждый для своих нужд. Со временем у них появились свои небольшие диаспоры. Одно время Икар подумывал сказать об этом Драроку, чтобы тот наказал воришек, но передумал. Хан и Чаос были слишком мелкими игроками, чтобы серьёзно повлиять на работу Икара. К тому же, он временами пользовался их налаженными связями в другом мире, если ему было нужно найти подходящего одаренного или что-то ещё, — Сицин смахнул со стола хлебные крошки.
Мы снова замолчали. Я почувствовал себя опустошенным и выжатым. Быть может, где-то в глубине души я ждал, что ответом на вопрос о моём перемещении в другой мир станет раскрытая тайна или загадка, а всё оказалось много прозаичнее. Я оказался одним из тысяч похищенных или купленных младенцев, которого, словно семечку посадили в чужую почву, чтобы потом сорвать и съесть. В этом не было ничего романтичного или… В этом не было ничего, кроме всепоглощающей нарастающей злобы. Злобы к этим двум ублюдкам, которые посчитали, что имеют право распоряжаться жизнями. Их игра в преломление отнимает две жизни простаков — по одной в этом и том мире — а после корёжит или забирает жизнь и самого одаренного. Икар не превзошел своего отца в алхимии, но с лихвой переплюнул его в алчности и жестокости.
Во рту собралась горечь. Мышцы лица сжались, будто я щурился от яркого солнца. Подушечки пальцев впились в ладони.
— Не похоже, что вы гордитесь достижениями Икара, — я посмотрел Сицину в глаза. — Тогда почему работали на него?
— Когда Икар собирал команду помощников, никто не знал о том, чем он занимается. Икар привлекал способных учеников или уже опытных учителей и распределял между ними обязанности. Каждый делал свой кусочек работы, не зная, во что складываются все детали, — Сицин опустил глаза в землю. — Я ушёл, как только узнал правду. А эта школа, — он кивнул на здание, — своего рода искупление. Я хочу помочь тем, кому ещё можно помочь. И я приношу тебе свои извинения, Сайлок. Ты не должен был всего этого пережить.
Я встал, упёрся руками в стол и навис над Сицином:
— Если хотите настоящего искупления, то помогите мне добраться до Икара.
Глава 17. Война рабов
В цветах приближающейся ночи Дарград походил на высокоразвитую цивилизацию. Цивилизацию, достигшую не только величия на своей планете, но и покорившую другие. Угловатые уродцы муравейники подсвечивались разными цветами. Развязки вокруг них мерцали тысячами автомобильных огней, сливающихся в единую красно-белую трассу. Если бы я своими глазами не видел, что именно творится внутри этих перенаселенных монстров, то едва ли поверил рассказам.
Виной было моё восприятие. Заложенные в мозгу принципы привычной архитектуры, стиля, композиции. Нагромождение ужасных небоскребов-кварталов на уровне подсознания связывалось с чем-то высокотехнологичным и развитым. Не то чтобы всё было слишком плохо. В муравейниках работала умная система отопления, вентиляция и канализация. В каждую квартиру провели свет и исправно обслуживали развязки с парковками. И все же железобетонные глыбы оставались железобетонными глыбами. Сколько не навали друг на друга подключенных к электричеству контейнеров, они так и останутся горкой железных контейнеров.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Сложно сказать, чем руководствовались архитекторы Дарграда, кроме своей воспалённой фантазии. Кварталы-муравейники и магистрали-взлетные полосы на поверку оказались неудачным экспериментом, но слишком масштабным, чтобы его свернуть. Про проблемы жизни внутри муравейника можно было рассказывать часами, среди которых самые острые: антисанитария, неконтролируемая преступность, перенаселение и нелегальное строительство. Отдельного котла в аду заслуживали дизайнеры гига-парковок на нижнем уровне муравейников. По сути парковки представляли собой огромные бетонные площадки, на которых жители муравейника бросали свои машины и тащились в дома. Если владельцу авто не повезло с лифтом или расположением жилья, то прогула от машины до дома могла растянуться на несколько километров.
Приза за худший проект заслуживали магистрали между муравейниками. Они никогда не останавливались в пробках, но ведь и Дарград был далёк от размахов Москвы или Нью-Йорка. Из шести полос движения в каждую сторону заполнялись от силы три. Отсутствие грамотной архитектуры дорог заставляло проехать многие километры, чтобы попасть в квартал-муравейник, расположенный через дорогу.
Я ехал в машине такси и наблюдал за светящимися гробами современного дизайна. Впереди показалась главная башня Дарграда. Верхняя часть была выкрашена в красные цвета, а углы здания отсвечивали золотистым металлом. Самые дорогие квадратные метры Дарграда принадлежали Барству Сардины.
В этом же муравейнике чуть ниже, будто на правом плече от головы здания, выделялся серебряный уровень — обитель Икара. Проезжая мимо башни, я подумал, что время остановилось. В окне справа от меня мелькали бетонные плиты отбойника, а массив муравейника будто стоял на месте. Мы походили на крошечный космический шатл, который пролетал мимо целой планеты. Наша скорость была достаточно велика, но огни муравейника замерли во времени.
Наконец муравейник Сардины остался позади, и мы съехали к другому муравейнику, на котором висел огромный баннер, зазывающий на субботнее зрелище: «Война рабов!».
Таксист спустился на парковку и по знакомому маршруту между опорных столбов повез меня ближе ко входу.
— Остановлюсь возле парадного. Выходи быстро, — предупредил водитель. — Не хочу создать пробку для местных мажоров!
— Понял, — ответил я и протянул водиле купюру. — Можно без сдачи.
— Спасибо.
Выскочив из машины, я оказался в толпе желающих пробиться ко входу. Шоу под названием «Война рабов» начиналось через полтора часа. Меня предупредили, что приехать нужно заранее.
Людей внутрь впускали крошечными партиями. Охранники постоянно шушукались. Им было плевать: стоит перед ними пацан в кроссовках или мужчина в смокинге. Хочешь попасть внутрь? Стой в очереди и подчиняйся правилам!
Страдали люди из-за Сардины. Он был постоянным зрителем этого шоу и злился, если на входе возникали проволочки. Сардина должен был приехать и войти внутрь по ковровой дорожке, не замедлившись ни на одну чертову секунду. Из-за этого охранники и работали в таком напряженном режиме. Они будто регулировали воду, собирающуюся в плотине. Стравливали понемногу через край, чтобы снизить давление, но большую часть удерживали, чтобы по воде в нужный момент мог пройти линкор.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Отдам билет во второй ряд за восемьсот! — крикнул перекуп мне на уход и дернул за рукав. — Считай даром!
— Спасибо, у меня есть, — я поднял руку, показывая корешок.
— Покажи! — перекуп взглянул на бумажку. — Пфф! Двенадцатый сектор?! Почти под самой лоджией?! Ничего не разглядишь! Бери мой! Третий сектор, второй ряд! Не пожалеешь!
— Денег нет!
— Ну и сиди там с нищебродами! — обиделся перекуп и свалил.
… … …
