Впрочем, существует как будто клинописный документ, судя по которому можно предположить, что осады Вавилона Киром, о которой существует общеизвестный рассказ Геродота, на самом деле не было. Когда персидские войска приблизились к городу, в нем вспыхнуло восстание, позволившее Киру совершить триумфальный въезд в него. Геродот, несомненно, записал на месте одну из версий рассказа о падении Вавилона, менее унизительную для чести великого города.
Наш историк сделал попытку собрать сведения о персах — победителях и новых хозяевах Вавилона. Он, несомненно, сам никогда не посещал Персию, то есть область Персеполиса и Иранское нагорье. Он и не претендует на то, что там был. Но на имперских дорогах и в харчевнях Вавилона (или Суз, если он побывал там) Геродот, без сомнения, встречал много персов и расспрашивал их, стараясь, по-видимому, проверить их показания, сравнивая их между собой. Наши историки считают вполне достоверными сообщения Геродота о воспитании и религии персов, за исключением отдельных подробностей. Как ни короток рассказ Геродота об обычаях персов, ему, кажется, удалось схватить внутреннюю сущность персидской цивилизации, его, по-видимому, сильно поразившую.
Относительно воспитания сохранилось его знаменитое и строго отвечающее истине замечание: «Персы приступают к воспитанию своих детей с пятилетнего возраста и, начиная с него и до двадцати лет, они учат их всего трем вещам: верховой езде, стрельбе из лука и правдивости». Именно религия персов воспитывала эту любовь к правде. Ничто не могло более поразить грека, восхищавшегося «безупречными сказками» Одиссея. Геродот был также осведомлен о религии Ормузда и Аримана. Он знал, что жрецам Персии запрещено убивать таких полезных животных, как собаки, и других животных, которых он не запомнил, — всех тварей, созданных Ормуздом, тогда как похвально убивать муравьев и змей, сотворенных Ариманом.
Все приведенные примеры, особенно если вспомнить о недавнем нашествии мидян и персов на Грецию, показывают со всей очевидностью, что термин «любознательность», примененный мною вначале для характеристики Геродота, становится недостаточным. Эта любознательность обращалась в изумление, возможно даже — восхищение, идет ли речь о древнем вавилонском городе или о моральной направленности персидской цивилизации, такой далекой от того, чем была она в то время в Греции. То же улавливаем мы в пространном повествовании Геродота о Египте и его чудесах.
* * *
Прежде чем перейти к другим народам, мне хотелось бы указать, как представлял себе Геродот землю. Он иронизирует над авторами кругосветных путешествий, вроде Гекатея Милетского, который представлял себе землю в форме плоского диска — «совершенно круглого, словно вырезанного по циркулю, и омываемого кругом течением Океана». Все же в этом отрывке и в других местах Геродот протестует лишь против существования реки, называемой Океаном, и формы правильной окружности, будто бы присущей земле. Но и он представлял себе землю в виде диска, а не шара. Как ему кажется, земля если и не совершенно кругла, то все же близка к соразмерности круга.
У Азии, обитаемой до Индии, за которой простираются пустыни, отрезаны Индокитай и Китай; от Африки отделена вся южная часть. Морское круговое путешествие финикиян в VI веке до н. э. и морской поход Скилака 509 года до н. э. позволили Геродоту заключить, что южная Азия и южная Африка омываемы водой. На север от этих двух материков протягивается вплоть до самой Сибири Европа, которая по длине «равняется остальным двум частям, вместе взятым». Однако Геродот не уверен, омываема ли эта Европа на севере, северо-западе и востоке водой.
Вот отрывок, касающийся первого из упомянутых мною морских путешествий. Оно было совершено по распоряжению Нехо II (Геродот называет его Некос), фараона VI века до н. э.
«…Финикияне отплыли из Эритрейского [то есть Красного] моря и вошли в южное море [Индийский океан]. При наступлении осени они приставали к берегу и, в каком бы месте Ливии [Африки] ни высаживались, засевали землю и дожидались жатвы; по уборке хлеба плыли дальше. Так прошло в плавании два года, и только на третий год они обогнули Геракловы Столбы и возвратились в Египет. Рассказывали также, чему я не верю, а другой кто-нибудь, может быть, и поверит, что во время плавания кругом Ливии финикияне имели солнце с правой стороны» [7].
(IV, 42)
На этот раз Геродот напрасно занимает скептическую позицию. Совершенно очевидно, что мореплаватели, огибавшие мыс Доброй Надежды, видели в полдень солнце на севере с правой стороны, поскольку они находились в южном полушарии. Космографические познания Геродота недостаточны, чтобы это понять. Но именно это обстоятельство, которое нельзя вообразить и в которое он отказывается верить, и убеждает нас в подлинности морского путешествия вокруг Африки.
За этим рассказом следует описание путешествия Скилака, позволившее заключить, что южная Азия, как и Африка, омывается водой: «Они отправились из города Каспатира [город в Пенджабе, расположенный на притоке среднего Инда], — пишет Геродот, — …и вниз по реке поплыли в восточном направлении к морю. [Эта река — Инд. Нужно ли говорить, что он не течет на восток и что Геродот либо спутал его с Гангом, либо попросту ошибся.] Через море, — продолжает он, — они отправились на запад и на тридцатом месяце прибыли к тому месту, откуда египетский царь отправил упомянутых мною финикиян объехать кругом Ливию».
(IV, 44)
Перейдем теперь к скифам. Поселившиеся в конце VIII века до н. э. в степях нынешней Украины, от Карпат до устья Дона (Танаид, по Геродоту), скифы даже в V веке до н. э. были еще мало известны грекам. Наш путешественник посвятил описанию их страны и обычаев важную часть своего труда. Чтобы произвести свое обследование, Геродот посетил греческие города на побережье Черного моря; он жил в Ольвии, самом важном торговом центре у границ скифской земли, в нижнем течении Днепра. Вполне возможно, что он с каким-нибудь караваном поднялся по реке и достиг области, где находились, недалеко от Киева, захоронения скифских царей, описанные им с большой точностью.
Во всяком случае, его сведения о скифах представляются очень надежными. К описанию нравов скифов лишь изредка примешиваются черты вымышленные. Раскопки могильных холмов (курганов) в тех местах — в частности, изучение Куль-Обского поселения вблизи Керчи — подтвердили его свидетельства в той части, какая являлась действительностью. Что до обрядов и странных верований, которые он передает с таким наслаждением, то их совсем еще недавно обнаружили у племен, находящихся на том уровне цивилизации, на каком находились скифы его времени.
Что Геродот описывает особенно ярко, так это великую изобретательность скифов во всем, что относится к умению отражать нашествия. Эта изобретательность заключается в умении отступать перед нападающими, в умении не дать себя настигнуть, когда это нежелательно, в заманивании врага в глубь обширных равнин до момента, когда можно будет вступить с ним в бой. Скифам в этой тактике очень благоприятствовали не только естественные условия страны — обширной равнины, густо заросшей травой, но и пересекающие ее полноводные реки, представляющие отличные рубежи сопротивления. Геродот перечисляет эти реки и некоторые их притоки от Дуная до Дона. В его перечислении есть названия излишние.
Вот несколько подробностей, поскольку нужно делать выбор в чрезвычайно обильном материале, которые Геродот приводит относительно гаданий у скифов:
«В случае болезни скифский царь приглашает трех наиболее знаменитых гадателей, которые производят гадание упомянутым выше способом. При этом по большей части они объявляют, что такой-то или иной из народа, называя его по имени, ложно клялся божествами царского очага, а у скифов существует обычай — давать торжественнейшую клятву во имя царских домашних божеств во всех тех случаях, когда они желают представить священнейшую клятву. Человека, обвиняемого в клятвопреступлении, тотчас схватывают и доставляют на суд; затем гадатели уличают его в том, что он, по свидетельству гадания, виновен в клятвопреступлении против божеств царского очага и что вследствие этого и болеет царь. Обвиняемый возражает, настойчиво уверяя, что он не нарушил клятвы. Если обвиняемый отрицает вину, царь призывает других гадателей, числом вдвое больше против прежнего. Если и эти гадатели на основании своего искусства обвиняют подсудимого в клятвопреступлении, ему немедленно отсекают голову, а имущество его достается на долю первых гадателей. Но если бы вторые гадатели оправдали подсудимого, в таком случае призываются новые и опять новые гадатели. Если большинство гадателей оправдывает подсудимого, то постановляется, что первые гадатели должны погибнуть сами».
