– Привет, Люсь, – я вошла в крошечную прихожую однокомнатной квартиры на Хасанской улице и осторожно сняла туфли, стараясь лишний раз не шуметь, – Спит?
Люда кивнула и протянула руки для объятий. Похлопав её по спине, я мягко отстранилась.
– Пошли на кухню, я суп варю, – шепнула она.
Я всунула свои ноги в мягкие тапочки, и крадучись пошла за ней следом, окидывая крохотную однушку хмурым взглядом. Мебель была убогая, местами потёртая, полы противно скрипели и обои пожелтели от старости. В кухне царил привычный порядок и стоял аромат куриного бульона, который тонкой струйкой уходил в приоткрытое окно. Радует, что хозяин этой квартиры хотя бы поставил пластиковые стеклопакеты.
– Ты надолго в Питере? – тихо сказала хозяйка скромного жилища, помешивая на плите то, что так приятно пахло.
– Не очень, – я уселась на шаткий стул и убрала волосы за уши, – Как ваши дела?
– Да ничего, потихоньку. Вчера снова обзванивала детские сады, чтобы куда–нибудь пристроить Даньку. Мест нет, – она глубоко вздыхает, – Дай Бог, если к двум годам возьмут, а так не раньше трёх попадёт в городской.
– Совсем туго с деньгами? – осторожно спрашиваю я, изучая её затылок исподлобья.
– Терпимо. Репетиторством подрабатываю, но с Данькой тяжело – отвлекает.
– Ты на дому?
– Да, – Людмила отхлебнула супа из ложки и поморщилась, – Соли мало.
– Что кашеваришь–то?
– Суп с клёцками. Данькин любимый. И дёшево, – всё это она проговорила, отойдя от плиты и высыпая муку в небольшую пластмассовую чашку.
Туда же разбилось одно яйцо и залилось полстакана воды. Люся принялась размешивать тесто, повернувшись ко мне.
– А ты как? – спросила она, с улыбкой.
– Нормально.
– Ты в гостинице остановилась? – она пристально меня разглядывала, не переставая активно работать рукой.
– Нет, – я запнулась, ища подходящее слово, – У друга.
– Друга? – Люська вскинула бровь и улыбнулась, – И как зовут твоего друга?
Я замолчала, уставившись глазами на кончики своих ногтей, с которых начал отколупываться чёрный лак. Затем я подняла глаза, и ответила:
– Игорь.
– Хорошее имя, – Люся кивнула и отставила чашку. Взяв ту же столовую ложку, которой она размешивала суп, она запустила её в тесто, а потом начала лить его тонкой струйкой в кастрюлю, – Сильное.
– Что оно означает? – вкрадчиво спросила я, зная её страсть к толкованию имён.
– Игорь? Имя старорусское, образовано от двух слов: «Иго» и «Рь» .
– «Иго» звучит знакомо, – промычала я, нахмурившись, – А «Рь» – это что?
Люська коротко хмыкнула:
– «Рь» – это решение. Сила воли, сила духа. В данном сочетании оно усиливает значение первого слова, – Люда вздохнула и полуобернулась ко мне с лёгкой улыбкой, – Я думаю, что твой друг из той породы людей, которые никогда не останавливаются, пока не получают желаемое.
– Да, звучит знакомо, – промычала я, – А какое точное значение у слова «Иго»?
– Угнетающая, порабощающая сила – дословно. Рабство, бремя, – я удивлённо округлила глаза, но Люся не увидела этого и снова попробовала суп, – Но в значении имени это немного искажается.
– Каким образом?
– Ну, вряд ли в наше время можно быть рабовладельцем, – она хмыкнула, а я судорожно сглотнула, – Но, у него, например, может быть страсть всё контролировать и подчинять себе. Продумывать каждый шаг и следовать чёткому плану. Такой человек – хороший руководитель и люди готовы идти за ним, – выключив плиту, она обратилась ко мне, – Будешь?
Я кивнула, и продолжила допрос:
– Люсь, а что ты знаешь об имени Ратмир? – осторожно спросила я, не в силах совладать с любопытством.
– Редкое, но красивое. Хорошее очень. «Рать» и «Мир».
В горле встала желчь, и я попыталась её протолкнуть обратно вниз, но не вышло.
Воин мира? Это должно быть шутка.
Уставившись в одну точку на полу, я не сразу поняла, что Людмила села за стол и поставила передо мной тарелку с супом. До меня приглушённо донёсся её голос, но я не расслышала, что она сказала.
– Что? – переспросила я.
– Как вы познакомились?
– С кем? – я удивлённо моргнула.
– С Игорем, – Люся нахмурилась, – С кем же ещё.
Я невольно ухмыльнулась.
– Столкнулись на дороге.
– Это романтично, – Люся облизала ложку и грустно улыбнулась, – Мы с Мишей в ресторане.
– Это тоже звучит романтично.
– Ничего подобного, – Люда широко улыбнулась, но в уголках её глаз стояли крошечные капли, – Я работала официанткой и опрокинула на него поднос с едой. Меня сразу же уволили, и я рыдала на ступеньках чёрного входа, когда он шёл к своей машине на парковке. Обозвал меня криворукой дылдой, – она нахмурилась, – А я назвала его престарелым мудаком и пнула его Мерседес.
– Это на самом деле романтично, – я не сдержала улыбку и накрыла её руку своей ладонью, – А потом?
– А потом он извинился и протянул мне носовой платок. На самом деле, он нужен был ему – потому что на подносе у меня была паста болоньезе, и его рубашка вся была в оранжево–красных разводах, – Люда коротко хихикнула, – Он отвёз меня домой, а на следующее утро мне позвонил директор ресторана и позвал обратно на работу.
– Да, Мишка был такой… – я коротко зажмурилась, чтобы подавить в себе желание заплакать, – Он мог быть таким.
– Угу, – промычала она, опустив глаза.
Люда сделала вид, что ест суп, но я заметила, как несколько слезинок упали в её тарелку. Так и не найдя никаких ободряющих слов, я тоже принялась за еду.
Мы поговорили ещё с полчаса, а потом проснулся Данила. Я сослалась на ещё одно дело, попрощалась с ними, крепко обняв на прощание, и вышла из квартиры, предварительно забрав у Людмилы ключ–карту от ячейки хранения, которую ей передал мой связной.
На улице опять лило, как из ведра, поэтому я быстро прошмыгнула в свою машину, уже в салоне сбивая капли с бежевой кожаной куртки. Мой телефон завибрировал в кармане, и я не глядя сняла трубку:
– Алло.
– Оль, привет. У меня к тебе просьба, – спокойно начал Лазарев.
– Какая? – с любопытством спросила я.
– Мы с ребятами после работы хотим закрытое дело обмыть. Ты сможешь меня забрать?
– Смогу. Во сколько и откуда?
– На Садовой есть баревич один, недалеко от офиса. Я скину тебе точный адрес.
Я что–то промычала, повернув ключ в зажигании.
– Хорошо. Во сколько? – повторилась я, выезжая со двора.
– Часов в девять–десять.
– Заберу, – отчеканила я, собираясь положить трубку, но его голос меня остановил.
– Ты чем занимаешься?
– По делам мотаюсь. А что?
– Да так, переживаю, не заскучала ли.
Из меня вырвался смешок:
– Нет, не заскучала. В девять–десять заберу тебя. Пока.
Не давая ему возможности задать ещё один вопрос, я отключила телефон и бросила его на соседнее сиденье.
Времени у меня было предостаточно, но зная Питерские заторы на дорогах, я не стала терять его даром. Съездив на вокзал, я забрала небольшую барсетку из автоматической камеры хранения. Спрятала её под заднее сиденье, предварительно проверив старинный Наган 1895 года выпуска. К нему в комплекте шли две пули, и я невольно покрутила их в руках на удачу.
Решив скоротать оставшиеся часы в каком–нибудь уютном месте, я достала из бардачка гостиничный путеводитель, который остался там с прошлой поездки, и принялась изучать описания ресторанов. Недолго думая, я выехала на Невский проспект и поехала на Васильевский остров, любуясь видами города сквозь лобовое окно. Добравшись до угла Университетской набережной и Первой линии, я припарковала машину, и пошла по направлению к теплоходам.
Устроившись на нижней палубе за столиком у окна, я заказала себе классический чёрный чай и выбрала самое дорогое блюдо из меню – филе говядины с овощами и соусом из портвейна. Захотелось побаловать себя, находясь в Питере последние дни. За окном по поверхности воды били огромные капли, оставляя круглые разводы на Неве.
Когда я впервые приехала в Санкт–Петербург была такая же погода. У меня с собой была только одежда, которую мне собрал Миша, чёрная спортивная сумка, а в руке я сжимала тонкий клочок бумаги с написанным на него адресом. Чернила стали немного размытыми от сырости и того, что я часто теребила листок в руках, но тогда он казался мне какой–то связью с внешним миром – чем–то важным, и я не решилась его выкинуть, хотя могла бы – адрес я вызубрила наизусть.
Помню, как промокла насквозь тонкая ветровка, а я шла по проспекту Большевиков, не обращая внимания на чвакающие кроссовки и холод, который окутал, как одеяло. С волос стекали тонкие струйки, зуб на зуб не попадал – челюсти просто отбивали барабанную дробь. Когда я дошла до шестого дома на улице Коллонтай, из меня можно было отжать воду и напоить ею пол Африки.
Кажется, это было ещё вчера, но с тех пор столько времени прошло…
Моргнув, я уставилась в тарелку, которая самым волшебным образом появилась на столике передо мной. Отпив остывший чай, я взяла вилку в руки и принялась есть, медленно пережёвывая еду.
