– Без тебя справлюсь, – процедила она и встала в стойку.
Проследив за её движениями, я отметил кое–что странное. Когда раздались выстрелы, один за одним, без остановки, я даже не вздрогнул. Вытянув шею, я взглянул на её монитор и тихо присвистнул.
– Метко стреляешь.
Она не ответила.
Десять патронов в центр мишени – чётко в одно место. Сказать, что это банальная удача невозможно, уж я–то знаю.
Я снова посмотрел на неё, холодно и внимательно. Она вздрогнула, поймав мой взгляд и спросила:
– Что?
– Ничего, – я пожал плечами и вернулся к своей винтовке.
Ничего, за исключением того, что стреляла она левой рукой.
***
– Ну? – сказал я вечером, сидя на кухне у Тимура,
– Баранки гну, – пробормотал он, – Ничего не нашёл, ключей от машины в доме вообще не было.
– Блин, – выругался я, – А в вещах есть что–нибудь?
Он отпил большой глоток и поморщился.
– Нет. Косметика, одежда, бельё красивое… – лениво протянул он, смотря мне в глаза с насмешкой.
Кажется, я неодобрительно зарычал, сжав в ладони кружку.
– Тише ты, собственник, шучу, – усмехнулся он, усаживаясь напротив, – Она не догадалась?
– Нет, вроде бы.
Я уставился на свою руку, держащую керамическую чашку. Потом нахмурился, и заговорил.
– Зато я кое–что понял, кажется.
– Это звучит интересно, – Тимур воодушевился.
– Я думаю, что в неё стреляли по её просьбе или заказу.
Ответом на это была тишина, повисшая в воздухе.
– Сегодня мы были в тире, и она отлично владеет левой рукой. Хотя говорила мне, что правша.
– Я не очень понимаю смысл этого.
– Смотри, – я отхлебнул кофе и поднял голову, – Она появляется у меня с угрозами. Я, естественно, начинаю её преследовать. В этот момент на неё покушаются в первый раз.
Агеев недоверчиво заломил бровь и прищурился. Я продолжил:
– Но ей для чего–то нужно было попасть в мой дом. И задержаться там надолго. Тогда её подстрелили, на этот раз удачно.
Лицо Тимура разгладилось, словно на него снизошло озарение.
– И ранили в правое плечо, чтобы она могла…
– Стрелять, – я кивнул и отвернулся, – Ты ведь появился в гостинице не сразу?
– Нет, она точно какое–то время лежала там.
– Тогда сходится. Если бы её хотели убить, то времени для этого было предостаточно, – резюмировал я.
– Ты мог бы послать её куда подальше, – сказал Агеев после небольшой паузы.
– Не мог, и она знала это, – я потёр лицо ладонью и нахмурился, – Она знала, что я не мог.
– А мужик в машине?
– Сопутствующая потеря, – пожав плечами, предположил я.
– Жестокий план, тебе не кажется? – Тим фыркнул, опустошив свою чашку.
– Она не различает границ жестокости. В том мире, в котором она жила… – я со свистом выдохнул, – Ты же понимаешь, что добро и зло, белое и чёрное размывается. А ей было всего пятнадцать. К тому же, кто такие мы, чтобы судить о жестокости?
Мы замолчали. За окном барабанил дождь, отбивая какую–то непонятную мелодию по алюминиевому подоконнику.
– Что будешь делать? – наконец–то спросил Тимур.
– Не знаю, – я вздохнул, – Не знаю, старик, не знаю. Скажи Стасу, чтобы следил за её мобильником.
– Хорошо.
– Ладно. Я поеду, – допив остатки своего кофе, я поднялся со стула и пошёл в прихожую.
Тимур следовал по пятам, чтобы проводить. У порога, я застыл, как вкопанный, и, обернувшись, тихо попросил:
– Тимур, что бы ни случилось. Как бы она себя не повела – не трогать. Если с её головы хоть волос упадёт – ты мне не брат больше, не товарищ.
В его глазах заплескалась ярость, тёмная, чёрная. Ничего не ответив, он кивнул.
Я вышел из его квартиры с гнусным ощущением, что только что потерял друга.
ГЛАВА 23
Группа крови – на рукаве,
Мой порядковый номер – на рукаве.
Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:
Не остаться в этой траве,
Не остаться в этой траве.
Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!
Виктор Цой и Кино «Группа крови»
Лазарь, 2013
В посёлок я добрался затемно. Свет на крыльце привычно вспыхнул тусклой лампочкой, когда я поднялся по маленьким ступенькам. В доме было тихо, и я постарался не шуметь, решив, что Ольга уже спит.
Зайдя на кухню, я достал из морозилки бутылку «Мирной» и первый глоток сделал прямо из горла. Почему–то не отпускало какое–то тягостное ощущение, предчувствие чего–то нехорошего.
«Я могу не вернуться» – всплыли в голове брошенные тихим полушёпотом слова Ольги.
Что это значило? Почему она так сказала? Она думает, что я всё–таки её прикопаю по–тихому где–нибудь под кустом? Или, может, сама хочет наложить на себя руки?
Бред. На суицидницу она не похожа. Хотя… Что я могу об этом знать? Я не психолог, как она, не могу забраться к ней в голову.
От этой мысли стало ещё паршивее, и я снова отхлебнул. Из горла.
– Мне нальёшь? – послышалось сзади.
Так неожиданно, что я вздрогнул и резко обернулся, с бутылкой в руке. Ольга стояла в кухонной арке, обхватив хрупкие плечи руками, и переминаясь с ноги на ногу. Её бровь изогнулась в привычном саркастическом жесте.
– Ты в порядке? – спросила она.
Молча, я кивнул и поставил бутылку на остров. Дно стукнуло по каменной столешнице, звук слишком громкий для тишины и темноты вечера. Сделав два шага к шкафчикам, я достал две стопки и водрузил их рядом с бутылкой. Налив до краёв, я поднял свою и отсалютовал ею Ольге, пролив немного ледяной жидкости на руку.
Она медленно двинулась в мою сторону, и обхватила узорчатый тонкий хрусталь, пальцами с аккуратным маникюром. Опять чёрного цвета, что за страсть? Я опрокинул в себя свою порцию, шумно выдохнув после того, как проглотил. Оля сделала то же самое, чуть поморщившись.
– Что празднуешь? – она покрутила стопку в руках, и отставила её. Затем взялась за бутылку, налила себе, до самых краёв, – Или, наоборот, поминаешь? – ехидно бросила, кивнув на мою руку.
Я протянул её, хрупкая посуда наполнилась, и я сразу же залпом выпил. Выдохнув, я облокотился на столешницу и потёр лицо, а после запустил пятерню в волосы.
– Думаю, – всё–таки ответил я, глядя в окно.
– О чём думаешь? – в её голосе послышались нотки любопытства, а потом снова заплескался алкоголь, разливаемый по стопарям.
– Не о чем, а о ком.
– О ком? – хрипло спросила она, сразу после того, как выпила третью.
– О тебе, Сладкая, о тебе думаю, – вздохнул я, перехватив у неё бутылку.
Вернув её в морозилку, я развернулся на сто восемьдесят градусов и оказался лицом к лицу с моей гостьей. Пришлось опустить голову, потому что мой взгляд упирался в её макушку.
– И что надумал? – всё так же хрипло, даже скрежещуще, произнесла она.
Я ухмыльнулся, и обхватил ладонями её лицо. Мои большие пальцы погладили нежную кожу, я наклонился и глубоко вдохнул пьянящий запах роз и чего–то морского.
До сих пор удивляет это сочетание. Раньше от женщин пахло просто женским телом, или химическим ароматом каких–нибудь дорогих духов – зачастую одних и тех же – модных, раскрученных. От неё всегда пахло иначе. По–особенному. Так необычно, странно и врезающе в память. Может быть, поэтому не отпускает?
Она не вздрогнула, когда я коснулся её, и это позволило мне прислониться лбом к её лбу. Наши носы соприкоснулись, в ноздри ещё сильнее ударил её аромат, чуть смешанный с алкоголем, но не отталкивающе. Мне захотелось впитывать его в себя, выпить его до конца.
– Я сейчас тебя поцелую, – шепнул я, мои губы находились всего в сантиметре от её, – Если ты не хочешь, оттолкни.
– Хочу, – тихо ответила она.
Я прижался к её рту, поражаясь тому, каким солёно–сладким стал вкус обыкновенной среднестатистической водки на её губах. Как будто содержание алкоголя вместо привычных сорока поднялось до всех ста. Вкусно, горько, сладко. Её ладони прошлись по моим плечам, пальцы зарылись в волосах на затылке, даря незабываемые ощущения, от которых по спине пробегал холодок. Я отпустил её лицо, и сжал талию руками, провёл по копчику с небольшими выступающими ямочками, по изгибу ягодиц, обтянутых тонкой трикотажной тканью.
С Ольгой я привык ловить такие моменты, поэтому я не стал даром терять времени, и толкнул её к кухонному островку. Приподняв за попу, я усадил её на столешницу и прижался всем телом, быстро и порывисто, пока позволяют. Она приглушённо простонала в мой рот, от чего мне практически снесло крышу, и я чуть не начал рвать на ней одежду, как неандерталец.
– Что… Ты… Делаешь? – смог произнести я, когда почувствовал, что моя футболка поползла вверх по спине.
– Сними, – просипела она, с силой потянув ткань вверх.
Я послушно вскинул руки, крепко зажмурившись, опасаясь ощутить дикое разочарование, если это всего лишь галлюцинация, или сон. Но нет, одежда покинула моё тело, а когда я поднял веки, Ольга по–прежнему сидела передо мной, на светлом мраморе, широко раздвинув ноги.
