Я снова обхватил её руками, сжал, проверяя – реальность ли это. Мои губы накрыли её, язык вторгся в рот, как будто это были последние минуты моей жизни на Земле. Тёплые ладони гуляли по моей спине, тонкие пальчики перебирали шрамы между лопаток. Выпитый алкоголь резко ударил в голову, так, что я едва устоял на ногах, а, может, то был её вкус? Ощущения её прикосновений?
– Наверх, – порывисто сказала Оля, и я замер, – Отнеси наверх.
Да я, мать твою, тебя отнесу куда угодно, только попроси.
И снова не теряя ни секунды, я подхватил её на руки. Стройные ноги обхватили меня за пояс, ладони переплелись на затылке, пока я перепрыгивал по лестнице через ступеньку.
Как я вошёл в спальню я смутно помню. Кажется, просто вышиб ногой дверь. Она покрывала короткими влажными поцелуями моё лицо, шею, плечи; я зарывался носом в её шелковистые волосы. Поставив Олю на пол, я отстранился и уставился на неё с немым вопросом: «Что дальше?».
Быстро поморгав, она облизнула припухшие раскрасневшиеся губы, и схватилась за край своего топа. Я уже был в курсе, что под ним ничего нет – видел очертания сосков под тканью, когда она стояла в кухне. Но всё равно, со свистом выдохнул, когда полные, тяжёлые груди с тёмными ареолами показались из–под ткани. На секунду даже захотелось зажмуриться, как ослепило яркой вспышкой.
Ей–Богу, как мальчишка, и это в тридцать–то шесть лет.
– Стой, – сказал я, когда она потянулась снимать шорты, – Можно я сам?
Застыв на секунду, Ольга положительно кивнула. Я присел перед ней на корточки, положил ладони на бёдра, и медленным движением начал стягивать остатки её одежды.
Переступив с ноги на ногу, она выбралась из того, что будоражило моё воображение все эти ночи (и дни, чего уж там) и осталась полностью обнажённой. Я погладил лодыжки, провёл руками вверх по ногам и остановился, сжав её бёдра ладонями. Уставившись глазами на гладкий, совершенно гладкий, без единого волоска, лобок.
Мои пальцы подрагивали, когда я дотронулся до нежной, горячей плоти. Сладкая напряглась, но не отступила. Я погладил шелковистую кожу. Сердце билось где–то на уровне горла, отбивая сумасшедший, бешеный ритм, я протолкнул пальцы глубже, внутрь, ощущая дикое ликование от того, что под моей рукой расползалась тёплая влага.
Никогда в жизни я так не хотел доставить женщине удовольствия.
– Встань, – послышался прохладный голос.
Странное ощущение – я поднялся на ноги, даже не осознавая это. Ольга прижалась губами к моему подбородку и мягко подтолкнула меня в грудь, в сторону кровати.
– Ложись, – снова как будто чужой голос, словно издалека и одновременно отовсюду, – Руки за голову.
Я выполнил команды, не в силах оторвать от неё глаз. Возвышаясь надо мной в приглушённом свете, Ольга расстегнула мои джинсы и потянула штанины вниз, оставляя меня голым. Оголённым.
Тёплое касание кожи, пальцы пробегаются вверх по моим ногам. Глаза исследуют, изучают, как будто впитывают каждую деталь моего тела.
– Держи руки за головой и не трогай меня, – тихо говорит она, усаживаясь верхом и медленно, мучительно медленно вбирая меня в себя.
Я закрыл глаза, протяжно застонал, она ответила таким же долгим стоном. Глубже, ещё глубже, а потом короткое движение вверх. И снова вниз, снова вверх.
Ладони зажгло огнём, захотелось сжать её, подмять под себя, распластать на кровати и держать всю жизнь, не отпуская из рук. Я сцепил пальцы на затылке до хруста, прикусил губу и сжал веки, чтобы не смотреть на неё. Не сдержался бы. Она двигалась медленно, словно смакуя ощущения, но постепенно её ритм стал сбиваться, дыхание стало прерывистым, громким и сиплым.
Ногти вонзились в мою грудь, короткий всхлип и хриплое:
– Я… Я не могу.
Чтобы понять, что она делает, мне понадобилась доля секунды. Вздрагивая от приближающегося оргазма, она начала слезать с меня. Мои руки резко дёрнулись вверх, я сжал её талию и насадил на свой член так сильно, что стало больно. Оля вскрикнула и начала упираться ладонями в мои плечи, но я потерял рассудок. Сев, я прижал её к себе и начал двигаться сам, порывисто и, наверное, слишком сильно, обхватив её затылок ладонью и не давая отстраниться.
– Нет, нет, нет, – шептала она в мои губы, но я не слышал.
Границы размылись: да, нет – какая разница? Вот он тот момент, когда мужчина превращается в насильника, желая обладать, подчинять себе.
Я чувствовал, что делаю, но не осознавал. Она царапалась и кусалась, била меня руками по лицу, пока я не скрутил её и не перевернул спиной на кровать, навалившись, как мешок картошки сверху. Отголоски разума возопили: «Остановись!», но я его уже не слышал. Её пронзительный визг в момент оргазма смыл все остатки человечности, а я начал вколачиваться в её тело с неистовой силой, до тех пор, пока мои кости не начали плавиться, обдаваемые жаром, и я не рухнул на неё сверху.
Уткнувшись носом в её шею, я разжал руки, которые сжимали её запястья над головой, медленно и глубоко выдохнул. Подо мной лежала не моя Сладкая, нет – кусок камня. И я боялся.
Впервые в жизни боялся поднять голову и заглянуть ей в глаза.
Что я наделал?
– Слезь с меня, – прозвучало тихо, почти мёртво.
– Оля, я… Прости, – я всё–таки решился посмотреть на неё.
По бледному, почти белому лицо градом катились слёзы.
– Прости, – я прикоснулся губами к её щеке, осушая солёную воду, – Прости, прости, прости, – затараторил я.
– Слезь с меня!!! – заорала она, отбрыкиваясь.
Я не знаю, у неё было столько сил, или я в этот момент стал тряпкой, но она толкнула меня так резко, что я свалился на пол. Стоя на коленях, я не дал ей отойти, просто схватил за ноги и уткнулся носом в живот, умоляя, как побитая собака:
– Оля, прости! Я не хотел, прости. Я больше пальцем тебя не трону.
– Отпусти меня, – снова крик, такой же пронзительный, как и тогда, пять лет назад.
Колено впечаталось в мой подбородок, я ощутил привкус крови на губах. Быстрое движение, она убежала в ванную, громкий хлопок двери – кажется, даже штукатурка со стен посыпалась. А потом они, стены, сотряслись от завывания.
Если бы я мог вырвать себе сердце голыми руками и преподнести ей на тарелочке с голубой каёмочкой, я бы это сделал. Но я просто тарабанил руками в дверь, что–то кричал, умолял открыть и поговорить.
Она просто выла. Надрывно, с яростью и болью. Выла так, что мне захотелось закрыть уши руками или вообще оглохнуть, только не слышать этих звуков.
По моему лицу текли молчаливые слёзы, жгучие и горькие. Я прислонился лбом к дереву, и начал царапать его, пытаясь прорыть дыру, чтобы войти в ванную, обнять её, успокоить, сделать хоть что–нибудь. Под ногти врезались щепки, но я не чувствовал боли.
Вой прекратился, и дом погрузился в тишину. Я медленно сполз на пол, оставляя кровавые следы пальцев на двери. Когда она открылась, я не смел поднять голову.
Пусть убивает. Пусть делает всё, что хочет. Я это заслужил.
– Прости, – прошептал я обречённо, перед тем, как на мою голову болезненно приземлилось что–то тяжёлое.
А затем меня накрыла темнота.
Ольга
Лазарев рухнул на пол, как куль с мукой – глухо и в то же время громко. Я отбросила смеситель, благополучно открученный под собственные завывания, и предусмотрительно обмотанный полотенцем, на пол. Тихо чертыхнувшись, я перепрыгнула Игоря, и покачала головой.
Вещи я уже подготовила, поэтому быстро надев нижнее бельё и то самое алое платье, которое так ему понравилось в магазине, я убрала волосы в хвост и ухмыльнулась.
Думали, не замечу. Думали, не пойму, что в моих вещах кто–то копался. Думали, что я дура.
А вот хрен вам.
Конечно, я обратила внимание на то, что моя одежда сложена немного иначе. Я даже ощутила запах парфюма Агеева – кто же ещё помогал своему дружку – едва переступила порог дома после тира и обеда в городе. Галантный, обходительный Лазарев пытался просто притупить моё внимание. А я начала верить. Немного, всего крупицу – но начала.
Наивная.
Мой план почти дал трещину. Слава Богу, что ключи от машины были в куртке. Они могли бы узнать личность моего помощника, нашли бы пистолет, записи в блокноте…
Повезло. На этот раз повезло, но ждать больше нельзя.
Собравшись, я быстро спустилась вниз, окинув своё отражение беглым взглядом. Вытащив ключи из куртки, я хлопнула входной дверью и побежала босиком к своей машине. Быстро сорвавшись с места, я проехала пост охраны, снеся шлагбаум, для большей убедительности в своём безумии, и поехала прочь из города.
Лазарев меня найдёт, не сомневаюсь. Найдёт – и это будет последнее, что он сделает в своей жизни.
Конечно, я хотела всё немного иначе. Не так импульсивно и не так быстро, но они не оставили мне выбора. Они начали подбираться близко, слишком близко, а это не только моё дело. Я не хочу подставлять близкого человека, поэтому не могу позволить им копать дальше.
