– О том мне доподлинно поведали.
– А раба твоя, Марья, сбегла, — неожиданно ухмыльнулся Сбыслав. — Уж извиняй, не уследили. Ничего, я тебе заместо нее коня подарю, увидишь — хороший конь!
– Вот и отлично!
– Что-что? (Цто-цто, — так вот сказал Сбыслав, да Миша уже давно новгородскому говору не удивлялся.)
– Славно, говорю — конь-то!
– А как же! А рабу твою мы и не искали… хотя, если хочешь — половим.
– Да не надобно, — с презрением отмахнулся Михаил. — Мало ли на свете девок? Жаль только — твой ведь подарок.
– Говорю ж, коня подарю!
– Хватит вам про коней, — посадник строго посмотрел на сына, после чего перевел взгляд на рядовича — внимательный такой взгляд, умный, холодный. Спросил вроде бы невзначай: — У тебя, кажись, какие-то мысли были?
– Были, господин тысяцкий. О Мирошкиничах мысли. Много чего про них у Онциферовичей болтают… — Михаил замолк, на ходу придумывая — что же это там «болтают».
– Ну, ну, ну? — потеребив бороду, нетерпеливо подогнал Якун. — Чего болтают-то?
– А всякое! Говорят, они, Мирошкиничи-то, самые первейшие — против князя.
– Ну, то и так ясно…
– И вообще, у них на усадьбе многие собираются, всякое замышляют…
– Это слова покуда… Что замышляют? Знать бы!
Миша улыбнулся:
– Вот и я про это! Есть у меня один план…
– Что есть?
– Ну… мысля одна.
– Чудно ты говоришь, паря! Выкладывай, что за мысля?
Через два дня, аккурат на Преображение Господне, на Софийской стороне, по Прусской улице — богатой, боярской Прусской! — громыхая, катила телега. Большая, с крепкими высокими колесами, вместительная. Груженая — накрыта рогожкой, а что там под рогожкой — бог весть. Запряжены в телегу не медлительные волы — крепкие кони, значит, не бедняк хозяин-то, возчик! Далеко не бедняк, с этакими-то лошадьми. Да и сам — собой видный: волосы черные, как у мирянина или у иных немцев, бородка аккуратная, щегольская, глаза — синие, яркие, в синюю же рубаху одет, поверх — доброго немецкого сукна поддева. На поясе кожаный кошель изрядный, кинжал в алых сафьяновых ножных — длинный, не кинжал, меч целый! Взгляд у возницы уверенный, важный — по всему видать, пользоваться кинжалом умеет, и не только кинжалом. Голова шапкою не покрыта — видать, ухарь! Проходившие мимо девки — заглядывались.
Подъехав к богатой — с яблоневым и вишневым садом — усадьбе, ухарь-возница лениво спрыгнул наземь, постучал в ворота резной рукоятью плети.
– Кто таков, господине? — тут же вопрос последовал.
Спрашивали вежливо, видать, уже углядели — не голь-шмоль-шпынь ненадобный.
– Онфима-песочника знаете?
– Ну!
– Нынче я за него.
– О!!! Так ты песок привез, господине? Давно, давно ждем! Посейчас, враз ворота отворю… Заезжай, заезжай, господине.
Онфим-песочник — был поставщиком сырья для стеклодувов, о чем Миша выспросил еще третьего дня у подмастерий мастера Симеона с Лубяницы. Разыскать Онфима и договориться подменить его на денек-другой-третий для тысяцкого никакой проблемы не составило. Сладились быстро — и вместо песочника на усадьбу Мирошкиничей явился Михаил — при полном, так сказать, антураже.
Видать, и правда, ждали на усадьбе Онфима, точнее сказать — сырье. Обрадовались! Тиун-управитель едва по земле не стелился — ну до чего, пес, улыбчивый! Говорит прибаутками, сам так и льнет… Миша уж засомневался — не голубой ли? Отошел с опаскою — ну его… Спросил:
– Где мастер-то? Куда сгружать?
Тиун расплылся в улыбке:
– Да холопи все сделают. А мы пока — кваску хмельного…
– Нет уж, — строго взглянул на него Михаил. — Квасок потом, поначалу — дело. Привык сам лично за всем следить, уж извиняйте.
– Ну, тогда во-он, к мастерской поезжай… Видишь?
– Да уж вижу…
– Гермогена-мастера спросишь.
Стегнув лошадей, Миша проехал по двору вполне довольный собой — все же получилось у него управляться с упряжью, а ведь не такое уж и простое дело, как кажется. Вот и мастерская — еще издали чувствовалось, как пышет жаром печь…
Спрыгнув с воза, Михаил заглянул внутрь и поздоровался:
– Бог в помощь, работнички! Гермогена-мастера где сыскать?
– Язм Гермоген, — оглянулся возившийся у печи мужичок — невысокий, худой, сгорбленный. — А ты, мил человек, кто таков будешь?
– Я-то? Михаил, Онфима-песочника вместо.
– Песок привез?! — мастер явно обрадовался, повеселел, улыбнулся. — Вот славно! Давненько уже ждем. — Гермоген махнул рукой подмастерьям: — Эй, парни, — воз разгрузите. Где-от воз-то?
– Рядом, у мастерской.
– Ай, славно… А Онфиме что же? Приболел?
– Приболел, — Миша развел руками. — Так, несильно. Меня вот попросил нынче съездить, говорит, уж раз обещал…
– Молодец Онфим, слово свое держит. Может, кваску?
– Можно.
Выйдя из мастерской, уселись в тени, под навес, степенно попивали холодный ягодный квас, беседовали… О песке, о соде и о прочих, нужных в стеклодувных делах вещицах.
– Слава Богу, дела неплохо идут — товар недорогой, ходкий, на торжище расхватывают враз, да еще «гости» берут, те, что в Югру, да за Камень ходят.
– Да, товар у вас славный, — поддакнул молодой человек. — Я б зазнобе своей тоже чего-нибудь этакого взял, недорого, на «белку».
Гермоген вытер усы и хохотнул:
– На «белку» много возьмешь! Идем, поглядишь, выберешь.
Готовая продукция стеклодувов — браслетики, колечки, подвески, колты, бусы (все из приятного глазу желтовато-коричневого и зеленого стекла) складировалась в больших плетеных коробах, как видно, приготовленная к отправке на рынок.
Подойдя ближе, Михаил запустил руку в короб, зацепив браслеты — целую горсть, — и невольно залюбовался: красивые, прямо-таки сияют солнцем! Есть и витые, есть и гладкие, только вот того, чего нужно…
– В виде змейки, говоришь? Да еще с глазками? — мастер внимательно посмотрел на гостя. — Такие не на продажу, на заказ делают. Куда дороже выйдет! Ты где их видел-то?
– Купчины с Заволочья привозили. Хотел еще тогда купить, да опоздал — уже продали.
– Чтоб браслетик в виде фигуры какой сделать, с каменьями, с чешуею — это и труд и время нужно… а кто сейчас труд ценит? Стеколье-то само по себе — дешевое. Вот ты, хоть к примеру, возьми ножи. Когда лучше были, посейчас или лет двести назад?
– Хм. — Миша задумался. — Даже не знаю, что и сказать.
– Да я тебе сам скажу — те ножи, что двести лет назад деланы, — лучше. И крепче, и точить их не надо — однако ж, чтобы сладить, это постараться нужно — основу булатную выковать, к ней — с двух сторон — наварить железные щечки. Железо-от мягче булата — стирается быстрей, и нож-то всегда острый. Чем больше им робишь, тем он острее. Однако ж, говорю — делать его долго, да и не просто. А сейчас что? Клинок железный, к нему полосочку узенькую булатную — вжик! И все дела. Работы — с гулькин нос, зато ножей таких видимо—невидимо наделать можно — знай, торгуй. Дешевы — купят. Так и с браслетами, с бусами…
