Миша при этих словах поежился.
– Совсем, совсем другое… Тогда выяснять надобно, разбираться — почему сбегли, кто подбил-сманил? Сыскать, вернуть, наказать — чтобы другим неповадно было! Вот этим ты, Мисаил, и займись… заодно с другими делами. — Сбыслав погладил бородку. — Выясни наскоро — утопли или сбегли. Дня тебе хватит?
Михаил тут же вспомнил про ладожского гостя Рангвальда:
– Лучше бы три!
– Два… Но не более!
Вот как удачно все складывалось! Теперь можно спокойно заняться своими делами, подготовиться, чтоб незаметно уйти. Да сделать так, чтоб не сразу хватились… Как? Тут думать надобно, думать… Ну и — уж заодно — беглецов поискать… или утопленников, хм… Сиди-сиди, Яша, под ракитовым кустом…
Перво-наперво — время-то было — Михаил поговорил с тиуном. Что за отроки? Да куда ушли — не говорили ли? Тут же для себя запомнил имена да приметы… которых, по сути-то, и не было — оба парня, Трофим и Якся — одинаково светловолосы, светлоглазы, худы, Трофиму — тринадцать годков, Якся — на год помладше, кстати, у этого последнего и приметы обнаружились — на щеке, слева, рваный шрам — прошлолетось рыболовным крючком зацепил.
Выслушав тиуна, Михаил покивал:
– Ясно… Так не говорили, куда пошли?
– Да на реку, куда ж еще-то? Двор подмели, дров на баню накололи — язм их и отпустил. Кто ж знал, что так вот все выйдет?
– А время-то какое было? День или, может быть, вечер?
– Время-то? — тиун задумался, покрутил длинный ус. — А не день и не вечер, а, скорей, послуполуденье.
– И что же, пропавших сразу хватились?
– Да кому они вечор нужны-то? Утром кликнули воды таскать… а нету!
– А жили они…
– На заднем дворе, на сеновале ночевали. Одни.
– Угу… И никому не говорили, куда именно пошли? Ну, в какое место?
– Да куда они ходят? Тут, рядом, к мосткам. Не к тем, где ладьи, а в камыши, к рыбацким.
– В камыши, значит… ну-ну… — покивав, Михаил отправился по указанному адресу. Надо сказать, пока еще для него — весьма смутному.
Спустился по утопающей в садах многолюдной Кузьмодемьянской вниз, потом поднялся на земляной город, прошел воротною башней, снова спустился, на этот раз уже к Волхову, к вымолам. Остановил первую попавшуюся компанию ребятишек:
– Парни, рыбацкие мостки где?
– А вона, пройдешь к камышам, там увидишь.
Миша сделал, как сказали. Прошел. Увидел. Сняв сапоги, уселся прям на мостках, спустив ноги в воду. Хорошая вода, пока еще теплая, и все же, нет-нет, да и увидишь качающийся на волнах первый желтый листик, предвестник близкой, увы, осени. Да уж, вот и осень скоро. А он, Михаил, еще здесь… черт знает, где, господи! И случится же! Кому потом рассказать — у виска пальцем покрутят.
На противоположном берегу реки, от Федоровской пристани, отчалив, уходили вниз по теченью груженые ладьи, обгоняя их, мчались челноки полегче, поменьше — кто на веслах, а кто — и под парусом.
У мостков, на мели, поднимая тучи брызг, с шумом и гамом плескались мальчишки. Играли в какую-то игру — в пятнашки-догоняшки, что ли… Миша присмотрелся… Да нет, не в пятнашки — в водяника! Водящий — сиречь водяник и есть — прятался в камышах и, резко нырнув, должен был утащить кого-нибудь под воду. Кого утаскивал — тот потом и водил. Нехитрое игрище…
– Эй, парни, племянников моих тут третьего дня не видали? Оба сивые, у одного — младшего — шрам на щеке, вот тут… — молодой человек показал — где.
– Со шрамом говоришь, дядько? А они, племяши-то твои, вольные аль боярские?
– Да с усадьбы, — Миша не уточнил, с какой именно.
– Значит, боярские. А мы с челядью не водимся, так-то!
– А кто водится?
– Отдельно они купаются, вона, за той ракитою, — один из отроков показал рукою. — А ежели сюда придут, так мы их бьем, не даем спуску!
– За ракитою, говоришь…
Миша спрыгнул с мостков, зашагал, держа сапоги в руках. Дойдя до свесившейся почти до самой воды ракиты, свернул к берегу… и тут же увидал на ветвях — белело что-то. Ближе подошел… Ну конечно! Двое портов, две грубого полотна рубахи, на солнышке выбеленные. По размеру — как раз на пропавших отроков.
Значит — утопли. Голыми же в бега не подадутся? Логично. Можно возвращаться да спокойно докладывать обо всем Сбыславу.
Или не торопиться? Два дня ведь даны… вот и использовать их для себя. Дойти до Федоровского вымола… эх, жарковато в обход, через мост шагать, круг выйдет немаленький. Вон они, Федоровские мостки — через реку, видать, если хорошо присмотреться. Переправил бы кто? Сходить, поискать лодку?
Михаил внимательно посмотрел на реку — как назло, поблизости не было видно ни одного рыбачка. Ни единого! Все там, за плесом, у Жидического озера, там самый клев… Видать, придется пешком тащиться. А тогда зайти на усадьбу — пообедать, что ли?
Миша уж совсем было собрался так вот и поступить, как вдруг увидал в камышах лодку — обычную долбленую ройку. Старую и, кажется, ничью. Да — была бы чья-нибудь, так уж привязали б, или пригнали б к мосткам — чтоб на людях, на виду… Нет. Скорее всего — действительно ничья… Ишь, лежит, вроде как просто волною прибило… Ха! Так, может быть, и прибило. Откуда-нибудь сверху, с плеса. Ну да… вон, веревка-то перетерлась. Михаил наклонился, внимательно рассматривая остатки веревки. А уж когда в ройке обнаружилось и запасное весло — больше не думал. В конце концов, какая разница, куда унесло лодку — на Софийскую сторону к Рыбацким мосткам или — на торговую, на Федоровский вымол?
Кинув в лодку сапоги, столкнул в воду, уселся — эх, хороша лодочка! И идет неплохо, хоть с виду и колода колодой, а все же слушается весла и на волнах устойчива… нет, все же захлестывает. Доплыв примерно до середины реки, Миша призадумался — чем бы вычерпать воду? Неужели ничего подходящего? Обнаружив позади углубление, сунул руку — вроде бы есть что-то… Дудка! Камышовая, с каким-то утолщением посередине — чуть ли не тромбон! Михаил из озорства дунул… Ну и звук! Уханье какое-то, а не звук — аж уши завяли. Сунув дудку обратно, снова пошарил… вытащив, наконец, обломок глиняной корчаги, вполне подходящий для вычерпывания. Посидел, почерпал воду, снова взялся за весло, и вскоре уже был у Федоровских мостков. Завидев знакомого — с синими мерзлявыми губами — парня — помахал рукою:
– Здоров, Пахом!
– И ты будь здрав. Вовремя пожаловал — Рангвальд Сивые Усы, гость ладожский, раненько поутру отплывает. За перевоз возьмет немного — «куницу» — но будешь у порогов, на волоке, помогать.
– Вот, славно! — обрадованно воскликнул молодой человек. — Конечно, помогу, спина не отвалится. Только вот насчет «куны»… Придется в обрат, на тот берег.
