Джейн призналась, что немного удивлена новостью о предстоящем браке, но больше говорила не об удивлении, а о своем искреннем пожелании счастья, в невозможности которого Элизабет не смогла ее убедить. Китти и Лидия совсем не завидовали мисс Лукас, потому что мистер Коллинз был всего лишь священником; поэтому это событие стало для них не более чем очередной новостью, которую они поведают в Меритоне.
Леди Лукас не могла нарадоваться тому, что она отблагодарила миссис Беннет: ее дочь, вопреки предсказаниям последней, нашла-таки себе хорошую партию; она стала чаще, чем обычно, бывать в Лонгберне, чтобы иметь возможность поделиться своим счастьем, хотя кислых мин и раздраженных замечаний со стороны миссис Беннет было вполне достаточно, чтобы это счастливое настроение испортить.
В отношениях между Элизабет и Шарлоттой ощущалась определенная сдержанность, из-за которой они обе предпочитали не высказываться на тему запланированного брака; Элизабет вообще была убеждена, что между ними уже никогда не будет того полного доверия, которое существовало ранее. Разочарование в Шарлотте побудило Элизабет с большей любовью и уважением относиться к своей старшей сестре, зная, что ее уверенность в высокой нравственности и деликатности Джейн никогда не поколеблется. Поэтому с каждым днем она все больше беспокоилась за ее счастье, потому что прошла неделя, как уехал Бингли, и с тех пор не поступало никаких сообщений о его возможном возвращении.
Джейн не медлила с ответом на письмо Кэролайн и теперь считала дни, ожидая от нее следующего письма. Обещанное мистером Коллинзом благодарственное письмо пришло во вторник, адресовано оно было их отцу и написано с такой торжественной серьезностью, словно его автор целый год жил в их семье. Успокоив свою совесть по поводу того, что произошло, он затем сообщил им – в многочисленных восторженных выражениях – о том, что имел счастье добиться любви их любезной соседки, мисс Лукас, а потом объяснил, что именно от стремления наслаждаться их обществом он пристал так быстро на их любезное пожелание снова видеть его в Лонгберне, куда он намерен вернуться через две недели в понедельник; потому что, как он добавил, леди Кэтрин с таким энтузиазмом одобрила его намерение жениться, что ей хотелось бы, чтобы это событие произошло как можно скорее. Поэтому мистер Коллинз выразил убеждение, что именно мнение леди Кэтрин будет неотразимым аргументом для его любезной Шарлотты и она досрочно назовет тот день, когда ему суждено стать счастливейшим из смертных.
Новый приезд мистера Коллинза в Гертфордшир уже не был для миссис Беннет приятным обстоятельством. Наоборот: теперь она не менее, чем ее муж, была склонна сетовать по этому поводу. Удивительно, что он собирался приехать именно в Лонгберн, а не в Лукас-Лодж; это приносило также массу неудобств и заставляло волноваться. Она очень не любит принимать визитеров, когда чувствует себя довольно плохо, а из всех людей влюбленные – люди невыносимые. Так себе потихоньку ворчала миссис Беннет, и это ворчание сменялось подавленностью только тогда, когда она вспоминала об отсутствии мистера Бингли.
И Джейн, и Элизабет тоже чувствовали себя по этому поводу неспокойно. День проходил за днем, а о нем ничего не было известно, кроме молвы, которая недолго ходила по Меритону, что зимой мистер Бингли не собирается приезжать в Недерфилд. Эта новость разозлила миссис Беннет, которая не замедлила опровергнуть ее как нелепую ложь.
Даже Элизабет начала опасаться – не за равнодушие Бингли, нет, – а за то, что его сестрам удастся удержать его в Лондоне. Как она ни гнала от себя эту мысль (такую опасную для счастья ее сестры и внушавшую сомнение в твердости характера ее кавалера), та приходила ей в голову снова и снова. Она боялась, что совместные усилия его бездушных сестер и властного приятеля, в сочетании с прелестями мисс Дарси и лондонскими развлечениями, возобладают над его чувствами.
Что касается Джейн, то ее беспокойство при такой неопределенности было, конечно же, более болезненным, чем беспокойство Элизабет, но все свои чувства она предпочла скрывать, поэтому никаких разговоров на эту тему между ней и сестрой не возникало. Но поскольку мать ее не была такой деликатной, то редко выпадало время, когда она не говорила о Бингли, не высказывала своего нетерпения по поводу его приезда; а то и вообще – требовала от Джейн обещания, что если он не приедет, она будет считать себя подло обманутой. Джейн понадобилась вся кротость ее характера, чтобы более или менее терпимо перенести все эти наскоки.
Проявив большую пунктуальность, мистер Коллинз вернулся через две недели в понедельник, но в Лонгберне его приняли далеко не так почтительно, как тогда, когда он появился впервые. Однако он был слишком счастлив, чтобы обращать внимание на недостаток учтивости; и к счастью для других, устройство сердечных дел в значительной степени избавило их от его назойливого общества. Каждый день большую часть времени он проводил в Лукас-Лоджи и возвращался в Лонгберн как раз вовремя, чтобы извиниться за свое отсутствие перед тем, как семья собиралась ко сну.
Миссис Беннет действительно находилась в таком состоянии, что не позавидуешь. Само упоминание о чем-то относительно брака бросало ее в агонию и раздражение, куда бы она ни пошла, везде непременно только об этом и говорили. Один вид мисс Лукас был для нее ненавистным. С ревнивым отвращением она смотрела на нее, поскольку та была ее преемницей в этом доме. Каждый раз, когда Шарлотта приходила к ним, миссис Беннет казалось, что она присматривается к своему будущему имуществу, а каждый раз, когда гостя приглушенно разговаривала с мистером Коллинзом, хозяйка была убеждена, что говорят они о поместье Лонгберн, решая, как бы поскорее выгнать из дома ее вместе с девушками сразу же после смерти мистера Беннета. На все это она горько сетовала при муже.
– Верно, мистер Беннет, – говорила она, – трудно представить, что когда Шарлотта Лукас станет хозяйкой в этом доме, что именно мне придется уступать ей место и наблюдать, как она это место займет!
– Дорогая моя, не поддавайтесь таким удручающим мыслям. Будем надеяться на лучшее. Будем утешать себя тем, что вам не придется этого делать, потому что, возможно, я вас переживу.
Но эта мысль не очень обрадовала миссис Беннет, поэтому она ничего не ответила, а просто продолжила:
– Для меня невыносимой является сама мысль, что им достанется это имение. Если бы не майоратное унаследование, то я бы не возражала.
– Против чего бы вы не возражали?
– Против всего.
– Слава Богу, майоратное право оберегает вас от такого равнодушного безрассудства.
