Потому и робела.
Ведь получалось, что пред ней и над ней особа «голубых кровей». И если вот этот господин Васса, брат господина Руматы, говорит с «её высочеством» как с равной… Добавляло страху.
Ведь кто она сама, Прасковья? Крестьянка. И вот это «знай своё место» слишком въелось уже в её кровь, чтобы так просто смениться другим: «я имею своё достоинство, я человек!».
Только младшенькая, наряженная в красивенькое платьице, в красивенькой шляпке с ленточками, обутая в красивенькие туфельки сидела расковано. Сверкая пуговками на платье и улыбкой до ушей. Размахивая ногами. Она одна была полностью счастлива. Особенно после такой вкусной конфеты, что дал этот «дядя в соломенной шляпе».
Возле парка было столпотворение. На обочине стояли плотно ряды разнообразных бричек, повозок и прочих транспортных средств. Так что пришлось останавливаться и вылезать изрядно далеко от входа. Из под ног, уже привычно шарахнулся в стороны «подлый люд» расчищая обширное пространство вокруг, для высадки господ.
Василий быстро спрыгнул на тротуар и подал руку Натин. Та степенно «снизошла» на землю и немедленно жестом выпроводила с брички «котят». Те тут же пристроились позади своей госпожи.
Подкатила бричка с Паолой, Ольгой и Катериной. Но тем подать ручку для схождения на землю нашлось сразу масса кавалеров. Эту троицу уже узнавали. «Слава бежала впереди них».
Впрочем и Василию с Натин тоже окружающие не преминули выказать уважение и почтение. Если мещане просто жались подальше, то господа и дамы степенно раскланивались.
Однако и тут было видно, что как раз Василия они меньше замечают, нежели саму Натин. За скандальную славу. На Василия больше бросали заинтересованные взгляды типа: «И с кем это гуляет наша прославленная санкт-петербургская хулиганка?». Тут опять сказался талант Василия «не отсвечивать».
Как из-под земли, выросли два жандарма и вежливо предложили их сопроводить в парк. «Так как их ждут».
Это добавило интриги.
Так и двинули: впереди, рассекая уже изрядную толпу — жандармы, далее Василий и под ручку у него Натин; за ними гуськом Прасковья, Митяй и младшенькая — Алёна за ручку со служанкой, и замыкали шествие Паола, Ольга, Катерина с приличной уже группой разномастных кавалеров, пристроившихся им «в кильватер».
Меж тем, посреди парка, вокруг закутанного в парусину постамента, собиралась толпа. Все сплошь разряженные и расфуфыренные господа. Явно не бедного достатка и не мелкого чину. В глазах рябило от золота позументов на мундирах разных мужей и перьев на выпендрёжных шляпах дам. Толпа явно припёрлась в парк не только погулять, но и себя показать.
Но вот что это был за памятник, который явно сейчас должен был быть открыт? Василий пригляделся. В очертаниях его было что-то до боли узнаваемое…
Полицейские проведя всю группу, во главе с Василием в первые ряды, но, тем не менее, чуть дальше от будущего памятника, чем всякие прочие высокопоставленные. Раскланялись и растворились в толпе позади.
Тем временем, посчитав что все, кому надо уже собрались, вперёд вышел градоначальник и задвинул речь. На тему того, что «на деньги меценатов, в столице империи, возведён памятник знаменитейшей путешественнице и первооткрывательнице…».
Когда Василий услышал «путешественнице и первооткрывательнице», наконец сообразил что к чему и кому памятник. И его разобрал смех. Еле сдержался.
«Ну и жучара этот мой братец! И ведь скрыл сие от родного брата!» — подумал он.
Дальше шли дифирамбы «эпохальным открытиям и исследованиям замечательной особы», и специально упомянуто было, что «устанавливается памятник по высочайшему повелению и благословению».
«Ага. Интересно бы узнать по чьему!» — тут же отложил в памяти Василий.
И под конец речи: «Представительнице древнего благородного рода не посрамившей его честь, и поднявшей его на недосягаемую высоту, всем благородным дамам и мужам в назидание, Марии Эстелле Габриэль де Суньига!».
Грянул оркестр, грянули аплодисменты.
Градоначальник подошёл к постаменту и дёрнул за верёвочку, укрепляющую полог. Полог слетел, обнажая тут же засверкавшую в лучах вечернего солнца бронзу памятника. Казалось, даже, что это сияние как-то особо подчеркнуло жажду жизни и энтузиазм на лице скульптуры.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
На этом официальная часть открытия памятника закончилась. Градоначальник, посчитав, что его задача полностью выполнена, тихо отбыл со своей свитой. Начались народные гуляния. Духовой оркестр что-то играл явно приятственное для публики. Публика не расходилась.
— Как тебе удалось?!! Да за такое короткое время?!! И вообще почему мне не сказал?!! — выпалил Василий откуда-то материализовавшемуся братцу.
— Пф! Если бы ты читал питерские газеты… регулярно… то знал бы и как удалось, и почему так быстро. — заметил Григорий. — И вообще братец, я был уверен, что ты знаешь.
— Так всё-таки! Кто повелел и как ты этого добился?
— Э-э… — смешался Григорий, и наклонясь к уху Василия шепнул. — Императрица. Ей кто-то подсунул книжечку «Замечательные путешествия, приключения и изречения великолепной Мэри Сью».
Потом выпрямился и уже нормальным голосом продолжил.
— Им очень понравилось что Мария акцентировала: «за честь моего древнего благородного рода и честь Родины!».
Василию резко захотелось прибавить своё старое и сакраментальное: «маразм крепчал и шиза косила наши ряды!». Сюрреализм ситуации с этим «повелением» внушал. Ведь чтобы так проникнуться, нужно было ассоциироваться с героиней. И чтобы императрица вот так… Мда! Василий вдруг почувствовал, что ближайшие годы в Питере и вообще в России будут весьма не скучными.
Несколько оправившись от потрясений, Василий сменил тему.
— А твоя аппаратура как? Будет вальс?
— Будет-будет! — многозначительно подхватил Григорий и тут же перейдя на санскрит полушёпотом добавил — …и проследи, чтобы наш протеже танцевал с кем надо!
— И вас Румата-доно, это тоже касается! — вдруг вступила в разговор Натин. — И не возражать! Вон дама ждёт кавалера.
И многозначительно указала взглядом на отбивающуюся от кавалеров Ольгу.
Григорий крякнул. Но по его виду было понятно, что исполнит. Хотя сама ситуация и его сильно развеселила — Натин цепляется к Василию, он сводит Богданова и Паолу, а, в свою очередь Натин его самого с Ольгой. Бросив ехидный взгляд на брата он направился к своей аппаратуре.
— Кстати! Уважаемая Натин! — перейдя снова на санскрит, официально начал Василий. — Вы обучались вальсу, польке?
— Да. — коротко ответила та с любопытством наблюдая за Василием.
— Тогда приглашаю на первый же танец! — заявил он.
Смолк духовой оркестр, и в наступившей тишине, грянул оркестр симфонический. Вальс Штрауса. Это сработала «электронная засада» Григория.
Публика обалдела. Но пока она приходила в себя, в центр небольшого свободного пространства перед памятником вышли двое — Натин и Василий. Поклонились друг другу, и закружились в танце. Вскоре, увидев такой пример, закружились и другие пары. В том числе и Паола с Александром.
Через минуту возле Ольги возник Григорий и неожиданно для «отбитых» кавалеров они тоже закружились в вальсе. Только трое «котят», под присмотром служанки стояли поодаль наблюдая как танцуют её госпожа с другими, не менее сверкающими и явно очень титулованными особами.
Натин лишь мельком взглянула в сторону своих подопечных и успокоилась. Всё было хорошо.
Принцесса Атталы, студентка-прогрессор наконец успокоилась окончательно. Отбросила все страхи, что ранее так давили на её. Наконец, почувствовала себя на своём месте.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И маска… кажется окончательно «посыпалась».
* * *
…И началась беготня!
Натин, после памятного «бала при памятнике», претерпела разительные перемены. Это уже не была та мрачно-сур-ровая мадмуазель с флером восточной загадочности.
Ныне это была крайне деятельная и весьма весёлая дама, больше не напоминавшая ту злючую буку, что из себя не так давно строила. Теперь она шокировала местное санкт-петербургское общество не своими выходками типа «она опять кого-то поколотила и в полицию сдала», а совсем другого свойства. Больше энергичными и деловыми замашками большого босса. И то, что этот «босс» был в юбке, как раз и шокировало патриархальную публику. Последнее ещё больше разделило сообщество сплетниц и сплетников на два лагеря: одни таки утверждали, что она «есть принцесса с востока», другие возражали, называли её мошенницей или, по крайней мере сумасшедшей.
