Но его по-прежнему тревожило то, что Дарданский договор не ратифицирован сенатом, а потому Митридат направляет в Рим новое посольство. Однако в том, что касалось этого дела, царь ходил словно по заколдованному кругу, и когда его уполномоченные в очередной раз объявились на берегах Тибра, то узнали, что Сулла приказал долго жить. Смерть всемогущего диктатора вызвала в столице неразбериху и суматоху, и то ли по злому умыслу, то ли из-за безответственности и от недалекого ума, но преторы отказали послам Митридата в аудиенции у сената. Потолкавшись по Риму и ничего не добившись, понтийские уполномоченные сели на корабли и отправились домой; о том, что они скажут своему царю и как он их встретит, им не хотелось даже думать. Но, судя по всему, Евпатор философски отнесся к очередной неудаче с ратификацией, и просто-напросто плюнул на это дело, все равно война с Римом неизбежна. А чтобы как-то досадить отцам отечества, а заодно и поставить на место Ариобарзана, очевидно уверовавшего в собственную безнаказанность, поскольку за ним стоял Рим, Митридат подбил своего зятя, Тиграна Великого, напасть на Каппадокию как бы по собственной инициативе. Понтийский царь и раньше использовал своего армянского родственника для оказания давления на правителей этой страны, а потому от сената не укрылось, кто же идейный вдохновитель очередного конфликта в регионе. Но официально придраться к Евпатору повода не было, а с Тиграном связываться не хотели — в итоге последний, по сообщению Аппиана, одних только пленных вывел 30 000 человек. Каковы были условия соглашения между Митридатом и Тиграном — мы не знаем, так же как и то, что в итоге, кроме морального удовлетворения, получил Евпатор, а вот армянский царь пленными каппадокийцами заселил целый регион. Ариобарзан снова сник, а Митридат обратил взгляд на Запад — там разворачивались события, достойные самого пристального внимания.
Квинт Серторий являлся одной из наиболее замечательных фигур римской истории — блестящий знаток права, талантливый оратор, он был и великим полководцем. Плутарх сравнивал его с тремя другими великими полководцами прошлого — Ганнибалом, Антигоном Одноглазым и Филиппом II Македонским. «Ни одному из них он не уступал умом, но всех их превзошел своими несчастьями, ибо судьба была к нему более суровой, чем откровенные враги. Он сравнялся военным опытом с Метеллом, отвагой — с Помпеем, удачей — с Суллой; его отряды соперничали с римским войском — а был он всего лишь беглецом, нашедшим приют у варваров и ставшим их предводителем» . Когда Сулла захватил власть в Риме, то Серторий со своими сторонниками ушел в Испанию и на протяжении 8 лет безраздельно там властвовал, громя легионы, которые посылал против него сенат. Лучшие полководцы Республики — Метелл Нумидийский и Помпей Великий ничего не могли с ним поделать, и Серторий продолжал удерживать за собой громадные территории, он даже создал из своих сторонников подобие сената и обсуждал с ними государственные дела. Вот с этим человеком и решил Митридат заключить союз и отправил посольство на далекий Пиринейский полуостров.
К этому времени в окружении Евпатора появилось достаточно много римских перебежчиков, они-то и надоумили Митридата попробовать договориться с правителем Испании. Аппиан называет их имена — Магий и Фанний Люции, которые и отправились с посольством к Серторию, везя ему предложения понтийского царя о военном союзе. В целом посольство прошло успешно, союз был заключен, только вот о конкретных его результатах сведения источников расходятся, если по поводу того, что получил римлянин все ясно (три тысячи талантов и сорок кораблей), то относительно Митридата все не так просто. И Плутарх, и Аппиан едины в том, что правитель Испании отправил в Понт военного советника (у Аппиана он назван Марком Варием, у Плутарха — Марком Марием), а вот в том, что касается территориальных приобретений… По Аппиану, Митридат получал Азию, Вифинию, Пафлагонию, Каппадокию и Галатию, а по Плутарху, — только Каппадокию и Вифинию. Скорее всего, Евпатор получал все указанные у Аппиана земли, за исключением Азии, поскольку она являлась римской провинцией, а Серторий был не тот человек, чтобы транжирить достояние Республики и разбазаривать казенные земли. С другой стороны, координировать действия Сертория в далекой Испании и Митридата в Малой Азии не представлялось возможным, и потому могло показаться, что союз между ними носит символический характер и не более. Но это только так кажется, поскольку Митридат выгоду из него извлек, — во-первых, каждый легион, который сражался против Квинта Сертория в Испании не мог быть послан в Анатолию, а это уже было хорошо. И во-вторых, в рядах армии Понта появились римские военные советники — профессиональные военные, которые начали вооружать и обучать отборные подразделения пехоты на основе римской военной школы. Именно эти пехотинцы и будут составлять костяк всех армий Митридата, и именно они пройдут с ним всю войну до конца.
У Плутарха есть очень интересный момент, который проливает свет на взаимоотношения Митридата и его главного военного советника — Марка Мария. «Тот помог Митридату взять некоторые города Азии, и, когда Марий въезжал туда, окруженный прислужниками, несшими связки розог и секиры, Митридат уступал ему первенство и следовал за ним, добровольно принимая облик подчиненного. А Марий одним городам даровал вольности, другие освободил именем Сертория от уплаты налогов, так что Азия, которая перед этим вновь испытала притеснения сборщиков податей равно как и алчность и высокомерие размещенных в ней воинов, жила теперь новыми надеждами и жаждала предполагаемой перемены власти». Таким образом, видно, что предполагалось освободить и римскую провинцию войсками Митридата, но вот власть в ней должна была перейти к сторонникам Квинта Сертория — царь Понта затеял большую дипломатическую игру, ставкой в которой было его безраздельное господство в Центральной и Восточной Анатолии.
* * *
Но помимо дел внешнеполитических, Митридат активно занимался и делами внутренними, и самым главным из них было реформирование армии, с учетом боевого опыта Первой и Второй войн с Римом. Описание этой реформы есть у Плутарха, а потому есть смысл его процитировать: «Поначалу, когда Митридат двинул на римлян свое войско, изнутри прогнившее, хотя на первый взгляд блистательное и горделивое, он был, словно шар латаны-софисты, хвастлив и надменен, но затем с позором пал. Однако неудача прибавила ему ума. Задумав начать войну во второй раз, он ограничил свои силы и их вооружение тем, что было действительно нужно для дела. Он отказался от пестрых полчищ, от устрашающих разноязыких варварских воплей, не приказывал больше готовить изукрашенного золотом и драгоценными камнями оружия, которое прибавляло не мощи своему обладателю, а только жадности врагу. Мечи он велел ковать по римскому образцу, приказал готовить длинные щиты и коней подбирал таких, что хоть и не нарядно разубраны, зато хорошо выучены. Пехоты он набрал сто двадцать тысяч и снарядил ее наподобие римской; всадников было шестнадцать тысяч, не считая серпоносных колесниц. К этому он прибавил еще корабли, на сей раз без раззолоченных шатров, без бань для наложниц и роскошных покоев для женщин, но зато полные оружием, метательными снарядами и деньгами». Обратим внимание на начало цитаты, ученый грек из Херонеи повторяет ошибку большинства римских историков-патриотов и напрочь отказывает народам Востока в таких качествах, как воинская доблесть и ратное мастерство. Для них Восток — сосредоточение неги и порока, все мужчины там изнежены и предпочитают предаваться излишествам и наслаждениям вместо воинских подвигов. Но так ли это? Ведь именно эти люди, которые по римским понятиям были абсолютно неспособны проявить себя на поле боя, остановили крутых парней с берегов Тибра, дав сокрушительный отпор этим грабителям народов. В июне 53 г. до н. э. 10 00 парфянских лучников и 1000 закованных в доспехи всадников-катафрактариев вдребезги разнесли сорокатысячную римскую армию, которой командовал небезызвестный Марк Лициний Красс, победитель Спартака. Марк Антоний, прекрасный полководец, в 36 г. до н. э., используя ресурсы Египта, подготовил новый грандиозный поход против парфян и снова повел римские легионы на Восток — в итоге ему с трудом удалось избежать разгрома и вывести лишь половину армии. Но это во времена Республики, может, во времена империи что-то изменилось? Борьба между двумя сверхдержавами Древнего мира с переменным успехом шла много лет, то наступали римляне, то переходили в атаку парфяне, но в 224 г. н. э. после свержения парфянской династии Аршакидов к власти приходят персидские Сасаниды, сменилась вывеска, но не поменялась суть. В 260 г. н. э. римский император Валериан, разгромленный и взятый в плен у Эдессы, грохнулся на четвереньки перед персидским царем Шапуром, и тот, поставив на спину повелителю Рима свой сапог, залез на коня. В дальнейшем он постоянно использовал своего пленника в этих целях, а когда тот ему надоел, велел содрать с него кожу, набить соломой и навозом, а затем выставить в древней персидской столице Сузах на всеобщее обозрение. Поэтому повторять досужие байки поборников римских ценностей о полной небоеспособности народов Востока, мне представляется неуместным, просто там была другая военная организация и другие методы ведения боевых действий.
