– Пошли, Костя, наружу нос высунем… – предложил я. – Надо бы трупы чужих оттащить куда-нибудь. Как бы их дружки мстить нам не навострились…
По-моему, это называется «накаркать».
Впрочем, выйти наружу мы с Костей еще успели. Успели даже рассмотреть мертвых инопланетян – тех, что похожи на страусов, и мелкого, которого привезли в багажнике вездехода. Успели даже спровадить по парочке трупов в отвесные карстовые колодцы с водой – лучшей могилы для чужаков в самом центре Ворчливых Ключей и придумать трудно.
А потом волной накатила пронзительное необъяснимое беспокойство и мое пресловутое чутье воткнуло мне в задницу очередную иголку. Я вдруг отчетливо осознал, что в бункере Риггельда нельзя более оставаться ни секунды. И рядом с смагинским «Экватором» тоже нельзя. И что в запасе у нас остается от силы минута.
Чистяков сразу все понял, и покорился не рассуждая. Я вломился в шлюз и чужим голосом заорал:
– Наружу! Живо! Бросайте все на хрен!
Хвала небесам, друзья меня прекрасно знали. И прекрасно знали, что если я так ору, значит нужно действительно все бросать и мчаться за мной, плюнув на риск переломать ноги и свернуть шею. И прекрасно знали, что это в конечном итоге окажется безопаснее.
Мы как раз ныряли в спасительную черноту какой-то пещерки, когда до слуха донесся еще далекий басовитый гул.
Я обернулся на известняковом порожке – над далеким горизонтом знакомо клубилась потревоженная атмосфера. Как быстро мы научились издалека распознавать космические корабли чужих… Боевые корабли. Гул нарастал, набирал мощь.
Мы забились в дальний угол пещеры, молясь, чтобы у чужих не оказалось каких-нибудь хитроумных биодатчиков, способных обнаружить нас даже под толщей породы. Неужели нам суждено теперь жить как крысам – прячась от бесконечных налетов? Впрочем, разве так уж важна чужим горстка аборигенов-дикарей? Ну, вернуться на место, где намедни поубивали чуть не десяток их товарищей-галактов, и сровнять все с грунтом – это еще туда-сюда, это я мог уразуметь. Месть – наверняка понятие межрасовое. Но гонять такие огромные корабли ради тройки бывших звездолетчиков?
Нет, дядя Рома. Не мни о себе слишком много.
И едва я это подумал, Волга пугливо вздрогнула. Как тогда, на заимке Чистякова, во время гибели «Саргасса». Даже сильнее, пожалуй. Только жар на этот раз до нас не докатился. Штурмовики со знакомым воем прошлись чуть в стороне, и стали удаляться.
Я не поверил ушам – так быстро? Всего один заход?
Около четверти часа мы боялись показать нос наружу, хотя все давно затихло. Потом Смагин заворочался, зашуршал спиной о стену и шепотом спросил что-то у Янки. Янка шепотом ответила.
– Пошли, что ли, выглянем? – полувопросительно-полуутвердительно предложила Юлька-отчаянная и требовательно воззрилась на меня. – А, Рома?
– Пошли! – согласился я. Сидеть и ждать неизвестно чего действительно надоело.
Чистяков увязался за нами. Сопел он, как поросенок в ожидании обеда. Пещерка в этом месте была такой низкой, что приходилось ползти на четвереньках. Страшно неудобно, смею вас заверить. А вот сюда, когда бежали от чужаков, мы влетели словно на крыльях. Как раскаленный нож в масло вошли – не замечая неудобств и не запинаясь о стены и потолок. Надо же, что делает с людьми наступающая на пятки опасность!
Из пещеры мы выглянули, словно семейство испуганных сусликов из норы. Небо было чистым и по-утреннему свежим, несмотря на остатки инверсионных следов. А в стороне риггельдовского бункера столбом вздымался белесый дым.
Когда мы приблизились, стало понятно, что на месте бункера, на месте смагинского «Экватора» и доброй части каньона зияет глубокая воронка с оплавленными краями. У Смагина снова затряслись руки, а глаза переполнились тоской, хотя еще минуту назад они полнились надеждой.
Но надежда оказалась всего лишь миражом.
– Добро пожаловать в компанию безлошадных, – процедила Юлька безжалостно. – Твой номер – третий…
Смагин сквозь зубы завыл. Но он быстро взял себя в руки. И у него вдруг снова изменилось выражение глаз. Такие стали глаза… знаете, как у людей, которые уже считают себя мертвыми. Надежда, тоска – все исчезло.
Люди с такими глазами теряют страх, утрачивают способность бояться. Они становятся расчетливыми, предусмотрительными и злыми. Я бы очень не хотел иметь людей с такими глазами среди своих врагов.
– Народ, – со странной смесью спокойствия и уныния изрек Чистяков. – А ведь нам труба. До ближайших заимок пилить и пилить. Не факт, что дойдем.
– А вездеход? – напомнил я.
– А что – вездеход? – удивился Чистяков. – Ты думаешь, он уцелел в этом жерле?
– Мы его в стороне оставили.
Вообще-то я не слишком верил, что вездеход уцелел, но верить ужасно хотелось. Не может же нас совсем покинуть удача? К тому же, мы действительно оставили его метрах в ста от входа в бункер. Вдруг, его не зацепило?
От воронки все еще тянуло нестерпимым жаром, до того нагрелся известняк. Я ждал, что он почернеет, но он лишь приобрел грязно-желтый оттенок и обильно дымил. Мы обошли воронку по периметру и за обожженным горбом наткнулись на усеянный серым пеплом склон. Это выгорел стланик, и на корню, и нарезанный нами. Совсем рядом с воронкой, безучастно накренясь, стоял наш вездеход – почерневший, но на вид вроде бы целый. Только борт помят и багажник распахнут. Ну, да, я его, кажется не захлопнул, когда чужака-астронавта мертвого доставал. А потом уже не до захлопывания стало…
От вездехода тоже тянуло жаром, но нестерпимыми такие температуры уже не назовешь.
Костя сунулся в кабину, чихнул пару раз и вполголоса выругался – кажется, обжегся. Прикрывая ладонь рукавом, он кое-как приподнял капот, вытянул шею и с опаской заглянул внутрь.
– Мля! – сказал он с досадой. – Батарея – все…
– А кормовая? – спросил я уныло.
Можно подумать, что на одной батарее мы выедем!
Чистяков сунулся в багажник.
– А кормовая жива! – сказал он изумленно. – Ни фига себе! Вот уж не ожидал…
– Богатая у тебя машина, – проворчал я и некоторое время подозрительно глядел на Чистякова. Но тот молчал.
– Но ведь привод от одной батареи не запустится? – уточнил я на всякий случай.
– Не запустится, – подтвердил Чистяков. – Даже если привод жив.
– Вопрос, – вздохнул я. – Где взять фронтальную батарею?
Вставила слово Юлька:
– У Риггельда! Юра ему заказывал.
– Риггельд! – оживилась Яна. – Надо ему позвонить!
– Точно! – Чистяков потрогал сквозь рукав сидение и снова зашипел. – Горячее, зараза!
Он сунулся в кабину, содрал с креплений рацию и опустил ее прямо на известняк. Черный витой шнур тянулся от рации к приборной панели. Костя ловко отколупнул ногтем крышку-клавиатуру и щелкнул выключателем. Экранчик ожил, рация загрузилась, и мы все облегченно вздохнули. Возможно, изнурительный поход через карстовую равнину и не понадобится.
Но мы рано радовались. Гейт городской видеосвязи не отвечал. Просто не отвечал. Костя беспомощно поднял голову и взглянул на нас.
– Есть еще один гейт, – сказала Яна достаточно спокойно, чтобы ее выдержке можно было позавидовать. – На космодроме.
– Ну, да! – понимающе фыркнул Чистяков. – Конечно! А коды доступа? Гейт-то служебный.
– Я знаю коды, – Яна являла собой воплощенное спокойствие. Даже не верилось, что вчера она теряла сознание.
Костя отвесил челюсть.
– Знаешь? Откуда?
– Откуда, – передразнила Яна, коротко взглянула на Смагина и потянулась к клавиатуре. – От Махмуда. Я же телеметристка. На станции наблюдения работаю… работала.
Но космодромный гейт тоже не ответил. Этого я и боялся – скорее всего, чужие обстреливали космодром. Вряд ли там что-нибудь уцелело.
– Ладно, – не сдалась Яна. – Есть еще гейт в директорате…
Она ловко набирала команды, и спустя несколько секунд мы услышали стандартный зуммер-приглашение. Вздох облегчения издали все пятеро. Эдаким шепчущим хором.
Но это всего полдела – выйти на городскую видеосвязь. Нужно еще дозвониться Риггельду. Янка настучала номер и мы стали терпеливо ждать ответа. Долго ждали. Почти минуту.
И Риггельд ответил. А мы дружно издали второй вздох облегчения. Второй за последние минуты – и какой по счету за сегодняшнее, богатое событиями утро?
– Привет, Курт! – поздоровалась Яна, глядя на экранчик. – Ты нас не увидишь, мы с машинной рации через гейт. – У нас целый ворох новостей. На тебе Савельева…
Курт с экранчика с интересом глядел, казалось, прямо на меня. И я начал:
– Ну, во-первых, твоего бункера больше нету. Есть большая вонючая воронка размером с пару баскетбольных площадок. Это раз. А во-вторых, смагинский «Экватор» тоже… того.
Я на всякий случай покосился на Юру, но за человека с такими глазами, как у него сейчас, можно было не опасаться. Даже упоминание о потерянном корабле не сломит его теперь.
