– Если бог позволит. Во всяком случае, как можно быстрее.
Пьер-Джорджо подумал о Швейцарии, как о далекой мечте, о тихом острове в военной буре. Он вспомнил, что еще не поблагодарил Себастьяно.
– Как я могу отплатить вам за то, что вы для меня сделали?
– Постарайтесь не совершать ошибок, – ответил прелат.
– Я с болью и горечью думаю о своем легкомыслии, – посетовал на себя Пьер-Джорджо. – Это могло стоить жизни многим людям.
– Но этого не случилось, – утешил его Себастьяно. – Хотя вполне вероятно, что ваш вероломный друг почуял что-то серьезное. И в подходящий момент попытался скомпрометировать вас.
Журналист опустил глаза и взглянул на запыленные носки своих туфель.
– Эта история уже закончена, – пробормотал он. – И других не будет, обещаю вам.
– В вашей личной убежденности я не сомневаюсь, – сказал Себастьяно. – Но, несмотря на благие намерения, мы не всегда можем совладать со своей природой, – печально заметил он.
И, пожав на прощание руки двум мужчинам, тут же вышел из комнаты.
1943 год
СЕМЬЯ
Глава 1
Джанни Монтальдо с изумлением наблюдал за тетей Полиссеной и своим учителем, между которыми происходило нечто непонятное, что-то среднее между борьбой и игрой. Эта сцена и привлекала его, и в то же время отталкивала, как зияющая под ногами пропасть.
Тетя Полиссена стояла, прислонившись к одной из колонн беседки, а маэстро Гавацци, их строгий учитель, сжимал ее бедра и терся о них, словно это занятие было интересным и приятным. Сам Джанни в этом очень сомневался.
Из расстегнутой блузки Полиссены вываливалась ее огромная грудь, к которой маэстро Гавацци приникал с жадностью голодного младенца, в то время как рука его шарила под ее юбкой.
– Не надо, маэстро. Не сейчас, – не очень настойчиво протестовала Полиссена едва слышным задыхающимся голосом.
– Синьорина Полиссена, ваша чистота волнует мое сердце, поверьте мне, – шептал мужчина, не отнимая руку, которая все решительней действовала под юбкой.
– Вы говорите неправду. Вы лжец, – хныкала старая дева, защищаясь все слабее.
– Дайте мне хоть малейшее свидетельство вашего расположения, – просил Гавацци, свободной рукой расстегивая брюки и высвобождая из них нечто, что, по убеждению Джанни, мужчина никогда не должен показывать женщине.
Полиссена готова была уступить, но продолжала оказывать символическое сопротивление.
– Только один знак, – умолял маэстро, всовывая свою штуку под подол между голых ног Полиссены. – Я люблю вас, как никогда никого не любил, – задыхался он, судорожно двигая бедрами.
Джанни не способен был пошевелиться, охваченный необычным волнением, вызванным сценой, которую он наблюдал. Когда после нескольких конвульсий и стонов маэстро Гавацци оторвался от Полиссены и поторопился привести себя в порядок, в то время как она оправляла одежду, Джанни бесшумно отполз от кустов гортензий, росших у беседки, и со всех ног пустился домой.
Запыхавшийся, он вбежал в синюю гостиную, где Валли монотонно разыгрывала на рояле гаммы.
– Что я видел! – торжествующе крикнул Джанни.
Сестра презрительно передернула плечами и невозмутимо продолжала играть.
– Не видишь, что я занята? – бросила она, даже не обернувшись. – Уходи. У меня нет времени выслушивать твои глупости.
Но Джанни схватил ее за руку и так дернул, что девочка едва не свалилась с вертящегося табурета, на котором сидела.
– Ты с ума сошел? – взвизгнула Валли, освобождаясь от цепких рук младшего брата.
– Что я тебе скажу!.. – объявил мальчик и торопливо начал описывать все, что видел в беседке.
Его сбивчивый, но подробный рассказ дополнялся мимикой и возбужденными жестами.
– Пошли, – уговаривал он Валли, держа ее за руку и показывая в сторону беседки. – Пошли. Они еще там.
Валли не надо было просить дважды, когда дело касалось подслушивания или подглядывания.
– Вот они, – прошептала она, когда оба притаились за кустами гортензий.
Тетя Полиссена и маэстро Гавацци, прислонившись к колонне, страстно целовались в беседке, с восторгом только что пережитой близости.
– Это еще что, – прокомментировал Джанни. – Видела бы ты их раньше.
– Наверное, они занимались любовью, – прошептала девочка, которая с высоты своих одиннадцати лет считала себя всезнающей.
Джанни подозрительно взглянул на нее.
– Как это ты узнала, что они занимались любовью, если ты их не видела?
– Я могу это представить, – с уверенностью изрекла она.
– А теперь они чем занимаются? – подстрекнул ее Джанни.
Но так и не получил ответа, потому что увесистый подзатыльник прервал этот их разговор.
Эдисон Монтальдо, стоявший за их спиной, заставил детей подняться на ноги. Он увидел в беседке то же, что видели и они.
– Полиссена! – окликнул он грозным голосом, раздавшимся, словно гром среди ясного неба.
Застигнутые врасплох любовники прервали поцелуи и застыли неподвижно, как соляные статуи.
– А ну-ка домой! – приказал Монтальдо детям, которые немедленно ретировались. – С вами я еще поговорю.
Когда Эдисон вошел в беседку, Полиссена в голос рыдала, закрыв лицо руками, а маэстро Гавацци со страху сбежал, оставив свою даму наедине с грозным Монтальдо.
– Что ты себе позволяешь! – бушевал Эдисон, изливая свой гнев на несчастную сестру. – Стоит мне подумать, что мои дети были свидетелями этого постыдного зрелища, и мне хочется оторвать тебе голову.
– Прости меня, – прошептала она.
Но разгневанный брат уже удалялся в сторону виллы.
Глава 2
Задыхаясь, изнемогая, зажатая в завале, который сжимал ее, словно стальные доспехи, Анна Гризи судорожно пыталась схватить руку, протянутую ей сквозь брешь, проломленную в стене, но всякий раз ей не удавалось дотянуться до нее. Она сконцентрировалась на последней отчаянной попытке, прислушиваясь к голосу, который снаружи подбадривал ее.
– Ну же, ну!.. – призывал неизвестный спасатель. – Постарайтесь дотянуться. Места достаточно. Попробуйте пошевелить ногами.
Анна напряглась и, собрав все свои силы, смогла слегка пошевелиться.
– Получилось! – воскликнула она.
– Очень хорошо, – подбадривал ее незнакомец. – Теперь постарайтесь опереться на что-нибудь и хватайтесь за мою руку.
Правой ногой Анна нащупала что-то вроде ступеньки.
– Я готова, – сказала она.
– Молодец. Теперь слушайте меня. Попытайтесь приподняться и потянуться всем телом, – посоветовал мужчина.
Анна попыталась, но безуспешно. Эта неудачная попытка вызвала лишь чувство удушья и усилила панический страх.
