В целом по России попытка скрестить уголовщину с политикой не увенчалась успехом. «Патриоты» достаточно быстро вернулись к привычным беспартийным занятиям: вымогательству и грабежам. В некоторых других республиках результаты селекции оказались более весомыми. Мы видели их в Сумгаите и Душанбе.
Неустойчивое равновесие
Для рок-движения никакие формы силового давления не представляли опасности, при перестройке — тем более. Опаснее были те чиновники, которые формально признавали право на существование какой угодно рок-музыки, но на практике создавали для нее такие условия, в которых она не может существовать. Такая методика, впервые опробованная на рок-группах, будет затем с успехом использована против кооперативов и фермеров. Во всех трех случаях это была не какая-то «несогласованность», а как раз вполне целенаправленная и организованная деятельность материально заинтересованных лиц. Любое искусство, как и любое производство, вырабатывает определенные экономические и юридические механизмы, соответствующие специфике жанра. Рок, как и кинематограф — жанр технически сложный, следовательно — дорогой. Техническая ущербность, которая воспринималась в подполье как неизбежное зло, в условиях свободной конкуренции становилась непростительной. Откуда же брать средства?
На пороге перестройки ненависть молодежи к официальному репертуару «Любовь, комсомол и весна» была настолько сильна, что буквально смела филармоническую систему. Рынок в концертной деятельности установился явочным порядком. А к осени наиболее предусмотрительные менеджеры (Светлана Скрипниченко и Владимир Манаев в Москве, Юрий Байдак в Ленинграде и др.) уже разработали систему, по которой музыканты могли получать договорные гонорары вполне официально, без сложных нелегальных манипуляций с якобы бесплатными «пригласительными билетами».
Однако сложность заключалась в том, что все остальные механизмы, необходимые для нормального развития жанра: ТВ, радио и прежде всего — звукозапись, оставались феодально-бюрократическими. Между тем на Западе именно аудио-и видеозапись, а вовсе не гастроли, служат основным источником дохода для групп.
Кстати, при внимательном рассмотрении шествие рок-революции 87- го года оказывалось вовсе не таким триумфальным, как шествие Советской власти в учебниках истории. Практически все группы, возглавившие хит-парады, и все творческие идеи, с помощью которых музыканты добивались успеха, родились в подполье, и дальнейшие события означали распространение, но не развитие независимого искусства. Единственная и вполне реальная возможность обрести в новых условиях твердую почву под ногами заключалась в том, чтобы собрать всеобщий съезд рокеров и на нем четко зафиксировать экономические и правовые условия, без соблюдения которых жанр не может существовать, и создать для борьбы за свои права творческий профессиональный союз.
В 1987-ом и даже в 88-ом году это вовсе не было утопией. Если бы тогда большинство ведущих рок-музыкантов обратилось к зарубежным коллегам с просьбой бойкотировать «Мелодию» и концертные организации в СССР до тех пор, пока те не перестанут грабить советские группы — бюрократия, скорее всего, пошла бы на значительные уступки, как это было сделано в отношении других творческих союзов, — театрального, кинематографического — решительно заявивших о своих правах[65].
Селен
Инициативу взял на себя Свердловский рок-клуб. 16 октября делегатов встретили в аэропорту и на автобусе доставили в пансионат с ядовитым названием «Селен», затерянный среди сосновых лесов. Однако поражение было во многом предопределено самим составом конференции: она была весьма многочисленна и включала огромное число лишних людей: журналистов, тусовщиков, руководителей несуществующих организаций. Например, вместе с Вашим покорным слугой и Колупаевым из Москвы летел работник… горкома комсомола. Не хватало только представителей ведущих групп. Из авторов и исполнителей в «Селене» материализовались трое: Илья Кормильцев, Алексей Хоменко и — как ни странно — Башлачев (который почти все заседания проспал и появился, протирая глаза, ближе к концу, в момент какой-то особенно невыносимой демагогии. «Что за чепуха» — с презрением сказал он, послушав минут пять, и ушел в столовую за компотом.).
Ясно было, что наши Орфеи, что бы они ни говорили о солидарности, на практике предпочитают полюбовное соглашение со «своим» чиновником.
Рок-клубы же были представлены в «Селене» президентами или администраторами.
Несмотря на все усилия председательствующего А. Калужского, конференция сразу же утонула в пустяках и ни к чему не обязывающих декларациях. Илья Кормильцев пришел на помощь земляку и произнес речь, почти не уступающую по силе воздействия лучшим концертам НАУТИЛУСА.
Бросив на весы весь авторитет группы (как ни крути, а лидирующей в хит-парадах страны), Илья буквально выдавил из аморфного собрания согласие обсуждать экономику и право по существу. Многие просто не в состоянии были осмыслить важность этих сюжетов, представлявшихся «скучными», другие отлично все понимали, но сознательно избегали резкого конфликта с бюрократией, которая скорее откажется от любой идеологии, чем от монополии в такой доходной сфере, как шоу-бизнес. Поэтому периодически набегали умные речи про высокое творчество, которому вредит «коммерция», и волны эти смывали юридически грамотные и однозначные в толковании формулировки, которые удавалось построить: о правовой и экономической независимости групп, о ликвидации монополий в грамзаписи и видеобизнесе, об авторском праве. Тем не менее с грехом пополам мы дотащили программу реформ, как санки по асфальту, до голосования. А в качестве профсоюза получили Всесоюзную федерацию рок-клубов с Уставом на основе положения СНК от 32-го года об общественных объединениях граждан. Оставалось проследить, насколько готовы участники конференции, разъехавшись по города и весям, отстаивать то, за что проголосовали. Впрочем, мы с тезкой сделали все от нас зависящее, а победу или поражение дает Бог. Кажется, так рассуждали стоики.
Культурную программу в честь новорожденной Федерации открыл Башлачев, впервые исполнявший в официальной аудитории криминального «Вахтера»:
Вой гобоев ГБ в саксофонах гестапо И все тот же калибр тех же нот на листах, Эта линия жизни, цепь скорбных этапов На незримых и призрачно жутких фронтах.
ЧАЙ-Ф выступил с акустической программой. Шахрин в ней выглядел не легкомысленным дворовым гитаристом, но взрослым ответственным мужчиной — таким, каким его знали в родном городе. (Когда в рок-клубе устроили «телефон доверия» для общения поклонников со знаменитыми рок-музыкантами, Шахрину звонили солидные люди с вопросами о политике, об экологии, о Ельцине, а сконфуженного Бутусова приветствовали радостные 15-летние девчачьи голоса: «Ой, Славочка, Славунчик, Славеночек…») А. Пантыкин представил новую группу КАБИНЕТ, но надо признать (при всем уважении к таланту лучшего в Свердловске композитора и органиста) она казалась реанимированным УРФИН ДЖЮСОМ. НАУТИЛУС произвел столь же болезненное впечатление, что и в Подольске. Если не хуже.
От крестин до поминок
В декабре Градскому и Маргарите Пушкиной после бесконечных запрещений и хождений по кабинетам, вплоть до А.Н. Яковлева, наконец разрешили проводить Рок-панораму в Лужниках. Да простит меня А.Б., но я до сих пор не могу понять, зачем она ему понадобилась. Ведь полными хозяевами на его балу оказалась серая чиновничья команда во главе с нашей старой знакомой Базаровой, которая первым делом отстранила от участия ленинградцев. Просто так: чтобы служба медом не казалась. Градский тогда всеми силами вытаскивал ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ: представлял их перед концертом на заводе «Грамзапись», вставлял в радиопередачу, которую то разрешая, то запрещая, ему все-таки позволяли вести по пятницам, рекламировал за границей — и, естественно, пригласил в Лужники. Наученный горьким опытом Богаев привез не только «литовки», но и профсоюзную деятельницу из Архангельска, готовую подтвердить их подлинность. Однако Базарова в своей обычной высококультурной манере заявила провинциалам, что их архангельские литовки в Лужниках недействительны (интересно, какие еще они могли получить в Архангельске — вьетнамские, что ли?) и указала на дверь. Персоналу Лужников было запрещено подпускать ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ к сцене. Добрая женщина, которая приехала с ребятами за тридевять земель из Архангельска, едва сдерживала слезы, а Богаев и Рауткин поступили по-пролетарски: приняли по стакану крепленого и полезли в драку с комсомольскими операми, после чего оказались в участке, откуда Градский с большим трудом их извлекал.
