— Не о себе надо думать, — оскалился Горд, — а о том, чтобы на торг было что везти, не то быть нам голодом, без хлеба…
— Ага, — невозмутимо прервал Йерикка, — ты готов всех наших овец ободрать и полушубки сшить. А я лучше их каждый год буду стричь и безрукавки вязать… Не спорю — полушубок теплее. Зато безрукавок больше будет.
— То анласы так шутят? — осведомился Горд.
— Да какие шутки, — ласково сказал Йерикка, — это жизнь!
Гоймир тем временем вырвал из блокнота листок и подал его, наклонившись вперед, «точильщику» Резану. Тот посмотрел и фыркнул. Олег вгляделся: хорошо узнаваемый Горд с утрированно-перекошенным лицом правой рукой рубил головы перепуганным рыбинам, левой камасом потрошил их, одновременно озверело прыгая на рыбе обеими ногами — трамбуя ее. На заднем плане рыдала невероятно красивая девушка. Рисунок был очень умелый, профессиональный — примерно так мог рисовать карикатуры на товарищей Вадим. Но что интереснее — внизу листка что-то было подписано, и Резан это прочитал вслух, хотя и негромко:
— Первым делом, первым делом — ловля рыбы, ну а девушки — а девушки потом!
Строчка из старинной песни повергла Олега в легкий шок. Гоймир между тем потянулся всем телом и, следя за тем, как листок пошел по рукам, сказал:
— Так послушаешь — думается, мы в поход знатный собрались, столько разговора. А по делу — что такое рыба? Мелочь…
В его глазах плясал смех, он явно подкалывал Горда, который как раз рассматривал дошедшую до него карикатуру и сказал:
— Нелепица.
— А то как же, — согласился Гоймир.
— Между прочим, — Йерикка повернулся к Гоймиру, — несмотря на всю нелепость затеи, — Горд то ли рыкнул, то ли каркнул от возмущения, — Горд где-то прав. Дело, конечно, скучное, но нужное, а водитель наш рисует карикатуры, как Кукрыниксы… — теперь уже невнятный возглас издал Олег, но на него никто не обратил внимания. — Ты, Резан, ничего по уму не сообразил. Тебя, Крут, я вообще сегодня не слышал.
— Могу сказку сказать. Посмеемся, — не переставая двигать патроны, объявил младший.
— Как наглотался кто-то «дури» данванской, да вообразил, что лежит в постели с честной супругой, Да и занялся рукоблудием посередь улицы, — с отвращением добавил Горд, опершись спиной на стену. — Знаем. Слышали ту сказку.
— У тебя спина белая, — равнодушно заметил Гоймир.
Горда перекосило:
— А…
— Не веришь — не надо. — Лицо Гоймира вдруг стало злым. — Рассказывай, Крут, что хотел.
Мальчишка довольно уныло и без особого вообще воодушевления начал рассказывать:
— У нас в хозяйстве порешили вчера холостить бычка. А он, понимаете, здоровый вырос невмерно. Если б еще по уму делали, а то оно как обычно покатилось… Нашелся кто-то — не дать самый умный, да самый быстрый — и понеслось под раскат… Трехродный мой с торфяников стал. Чистил задок, а как дело за бычка пошло — сказал, что соседи-то его холостить обучили. Нам бы у тех спросить, да уж где там… Начал он расставлять людей, значит. Дал одному здоровенный кий — мол, бей бычка в лобешник. Еще одного ставит позаду с резаком — давай, как падать начнет, режь ему добро. Двое еще — в тех двоих и я, ума-то временем нету, — приткнул обок, чтобы, как бычка кием пометят, валить его начинали. А сам трехродный в дверях становится — одно слово, князь, и только. И пошло. Тот, что с кием, замахнулся сплеча, а колотушка-то с оскепа и сорвись. Легкой птахой — да прямо трехродному в лоб. Он вместо бычка в дверях — бряк! Но то начало было. Тот, что позаду стоял, видит — кием махнули. Он и взялся за дело. Ну а бычок восчувствовал — сей час его самого главного в жизни лишат, начинает ломить вперед. Его вмах палкой между глаз, а что ему палка? Стоптал… Мы меж делом тем навалились на бок, а бычок у нас из-под рук и выскочи, ну мы мордами в навоз и полегли. Трехродный мой тем часом подниматься начал, да бычок по нему и пробежал.
Олег засмеялся, отчетливо представив себе эту картину. Но больше никто даже не улыбнулся. Гоймир вновь что-то рисовал в блокноте. Йерикка разглядывал носок своего мягкого шкуросапога. Горд по-прежнему стоял у доски, вообще ни на кого не глядя. Резан точил карандаш — точнее, стачивал его.
— Да, — пошевелился Йерикка — Куда ни кинь — всюду клин. Не получается ничего — добычу увеличить.
Это была единственная реплика, последовавшая в ответ на рассказ Крута. Впрочем, он совершенно не отреагировал на невнимание, а продолжал двигать по столу патроны.
— Давайте этим днем больше о рыбе не говорить, — продолжал Резан.
— Ночью, — не отрываясь от блокнота, поправил Гоймир.
— Что? — переспросил Резан.
— Ночью не говорить, — уточнил Гоймир, демонстрируя новую карикатуру: бык в штанах, которые распирали гипертрофированные гениталии, сражался двумя мечами с целой толпой хангаров, а еще столько же лежали вокруг порубленные. На лбу у быка набухала шишка.
На этот раз все посмеялись, но опять-таки — не очень весело. Йерикка подвел итог:
— Хорошо, рыбу оставим в стороне. Пока. Горд, не кривись, затея твоя нужная. На ярмарке закажем Чайкам коч побольше. А этот год уж обойдемся тем, что у нас есть.
— Было время — сами те кочи делали, — тихо сказал Крут.
— Было, — согласился Йерикка. — И вновь будет. А пока так… Ты ружья-то проверил?
— Огненный бой? — встрепенулся мальчишка, отбрасывая с глаз светлые волосы.
— Крут Гордыч — ты? — ехидно спросил Йерикка.
— Ну… я заряды смотрел…
— По одному на зуб пробовал, — беспощадно подвел итог Йерикка. — Второй час сидим, а ты к делу и не приступал.
— Ладно, возьмусь сейчас, — проворчал мальчишка, вставая. Остальные с интересом за ним наблюдали.
Олег опередил Крута, не слишком уверенно смотревшего на «сайги». Он поднялся с сундука, подошел и взял в руки ближайший полуавтомат. Такое оружие он держал не впервые… и стрелял из него несколько раз. Мощная самозарядка для охоты на крупного зверя — впрочем, если дробью, то можно и уток бить. Двенадцатый калибр валит волка — обычно говорят «слона», но отец, учивший Олега стрелять, всегда смеялся: слона свалить ничего не стоит, он легкая добыча, а вот волк иной раз убегает, простреленный в голову! Неметаллические детали не из дерева, а из зернистого углепластика. На Земле такая штучка обойдется тысяч в пять-семь, а тут, интересно, откуда, уж не последний ли дедов подарок?.. Пятизарядный магазин, флажковый предохранитель, удобный затвор с правой стороны ствольной коробки, прицел перекидной… Крепление для оптики. Плавный спуск. Удобная для удержания шейка приклада — шершавый пластик так и прикипает к ладони… Автоматического огня, конечно, нет, у предохранителя всего два положения…
Олег вертел эту штуку в руках, сам толком не зная, зачем за нее взялся — и услышал вопрос Горда:
— Умеешь ли с ней?
— Вполне, — кивнул Олег, поднимая глаза.
Гоймир покривился:
— Я же тебе говорил, как он бьет, так что спрашиваешь?
— Наган и гладкий ствол — разное дело, — довольно резонно сказал Горд. И спросил снова: — Хорошо ли бьешь? Метко?
— Метров за… — начал Олег, поморщился и, задумавшись на секунду, поправился: — Сажен за тридцать в гильзу от этой же штуки попаду. Как не фиг делать.
На миг воцарилась многозначительная тишина. Резан сказал:
— Да мы клад откопали…
— Ты стреляешь лучше? — спросил Олег — ему почудилась в голосе насмешка.
— Да ты не ершись, — добродушно ответил Резан. — Я без того, чтоб просмеять… Тридцать сажен — это добро. Очень добро!
— Тем более — патрон, зарядов мало, — добавил Крут. — Две дюжины на два ствола, полдюжины на третий. Покидаем впустую без навычки. Йерикка?
— Гоймир? — встрепенулся рыжий горец, и, когда Гоймир молча кивнул, обратился к Олегу: — Ты у нас вроде гость. Местьником для войны назвался, войны нет, потому откажешься — не обидится никто. Мы вот что хотим предложить — пойдешь завтра с нами на коче?
Снова повисла тишина — на этот раз выжидающая. Больше всего Олег, ошеломленно выслушавший это короткое предложение, хотел завопить: «Да!!!» — и как можно быстрее, пока не передумали, чтобы снова не начались пустые дни и ночи, скука и тоска… Но достоинство требовало соответственной реакции, поэтому мальчишка задумался (тишина стала уважительной — не пустомеля какой ответ дать хочет, вон как думает!), и в эту тишину Олег небрежно обронил:
— Куда? — словно его ждал десяток дел и он еще собирался выбрать, какое интереснее. А про себя он Удивился, как просто все получилось — как в сказке. Зашел со скуки на огонек, а тебе подарили клад.
— Смотри. — Йерикка толчком развернул на столе льняную тряпицу — это оказалась карта. Вычерченная от руки, но очень умело и подробно. — Вот — наша долина. А эта каша — Северные Моря, Снежные Моря. Наш залив, — он махнул рукой на стену, — открывается в них. На островах живут снежища — такие твари с белой, как снег, шкурой. Нам к ярмарке нужна их желчь — да и для себя тоже. Из нее делают лекарство, которое останавливает кровотечение даже из рваных ран. Даже внутреннее, которое часто бывает от данванского оружия. Охотиться на снежищ трудно — они бегают, как лошади, да еще и ныряют, а если лягут — не увидишь, пока не наступишь. Мы ходим на них с рогатинами, охотничьего оружия мало, да и привычки к нему нет. А раз ты говоришь, что хороший стрелок — то согласишься?
