Второе, полагаю, было куда как важнее.
— Завтра девочкой займутся. Надо привести ее в подобающий вид. Что-то сделать с волосами. Отрастить вряд ли выйдет, может, покрасить? Она подозрительно седовата.
— Мама…
— И кожа… кожа в ужасном состоянии. Этот загар, морщины… пошлость неимоверная. В наше время, дорогая, стареть не модно.
— Ага, — сказала я, засовывая в рот кусок палтуса. А ни чего так… на подушке из брокколи, с мятным соусом, в котором плавали зерна горчицы.
Необычно.
И надеюсь, не отравлено. Хотя перстенек, который я все-таки примерила, молчал.
— Конечно, эйту из нее при всем моем желании не сделать…
— Ты недооцениваешь себя, — заметил Юргис, которому досталось место по правую руку Ирмы.
— Ах, перестань, сейчас не время для лести.
— Для лести всегда есть время…
— Мне не кажется, что идея удачная, — Кирис отвлекся от созерцания тарелки. Как-то он был немногословен. А еще выглядел измученным, и готова поклясться, что это отнюдь не результат недосыпов. Такое я встречала. На Ольсе. Иногда там появлялись… люди, которые селились в замке, как некогда селилась я сама. Они просто жили, порой, кажется, не замечая ничего вокруг, и Гедре ворчала что-то про глупцов, которые края души не видят. Не знаю, знал ли Кирис про этот самый край, но чувствовала: подошел он к нему вплотную. А Гедре здесь не было. — Слишком много посторонних людей… это может быть небезопасно в свете последних событий.
— Дорогой, — рыжего не удостоили и взгляда. — Мне кажется, что твой человек несколько преувеличивает эти… как там их… последние события. Несчастья случаются, к сожалению, все в воле Богов, но… это же еще не значит, что мы теперь должны остаток жизни провести взаперти?
— Мама…
— Приглашения разосланы. И будет очень мило с твоей стороны, если ты найдешь немного времени для семьи. С этой работой ты совсем о нас забыл. И знаешь, почему? Потому что твой помощник перестал выполнять возложенную на него работу. Тебе нужен кто-то толковый, способный…
— Хватит! — Мар поднялся.
— И еще успокоительное, — эйта Ирма погладила любовника по руке. — Если хочешь, я могу приготовить сама. У меня получаются отменные успокоительные.
Ночь пришла с запада. Она подбиралась медленно, и небо сперва стало серым, почти до белизны, а потом вдруг почернело, загустело, расползлось, укрывая и скалы, и тот лоскуток моря, что был виден из моей комнаты.
Часы пробили десять.
И одиннадцать.
Никогда не умела ждать, а уж теперь к ожиданию прибавилась некоторая, ранее несвойственная мне нервозность. Предвкушение? Пожалуй, что… жизнь моя на Ольсе была спокойна и размеренна, а здесь… выходит, мне не хватало чего-то подобного? Того, что люди обычные переживают в юные годы, когда я была занята тем, что пыталась доказать миру, что женщины могут быть не глупее мужчин?
Доказала.
И сама почти поверила.
И теперь вот мерила шагами комнату, не способная остановиться хоть на миг. Попыталась вспомнить таблицу констант для серебра, но… голова напрочь отказывалась работать.
Волнение нарастало.
Здешняя ночь пахла морем и землей, и еще листвой, деревом. Она заглядывала в приоткрытое окно, будто не веря, что и ее приглашают в дом.
Мне бы переодеться. Лезть в амбар в платье — затея не самая лучшая. В моих чемоданах, которые так и стояли неразобранными, — слуги честно пытались, но защита не позволила исполнить обязанности должным образом — отыщется кое-что попрактичней. Юбки и в лабораториях не слишком удобны, а потому я давно обзавелась нарядом, пусть и непристойным с точки зрения сала Терес, но вполне себе практичным.
Свободные брюки.
Темная блуза из тех, которые местные надевают в море. И куртка с широкими рукавами на завязках. Пропитанная особыми составами, одежда неплохо защищала, что от ветра, что от влаги, что, куда более актуально рядом с алмазной печью, от огня. Нет, взрыва она не выдержит, несмотря на поликристаллическое покрытие, — наносить я его замучилась, — но вот шансы мои выжить при случайном пробое значительно увеличивались.
Мой платок лежал здесь же.
Часы внизу пробили полночь. Еще немного и… я раскрыла шкатулку с инструментом, пытаясь понять, что именно может пригодиться. Чутье подсказывало, что стоит взять все и еще кофр с декоктами, так оно вернее будет… правда, незаметности во мне поубавится.
Я вздохнула.
Возьмем малый набор. И само собой, лупу из розового алмаза. То есть частично розового, поскольку вырастить камень подобных размеров само по себе достижение, а уж чтобы полностью измененный… мне удалось добиться деформации верхних слоев, причем довольно глубокой, что и позволило, собственно, камень отшлифовать.
Впрочем, этого хватило…
Лупа вышла небольшой, с виду даже игрушечной, но работала.
В лаборатории.
Сегодня и полевые испытания проведем. Я подпрыгнула от нетерпения и выглянула-таки в коридор. С Этной было бы проще, но… она осталась в ангаре.
Еще одного голема сделать, что ли?
Попробовать иной облик, к примеру, кого-нибудь легкого, крылатого, способного переносить небольшие кристаллы с записями… или что-нибудь иное… почтовые цеппелины — дело, конечно, хорошее, но при всей своей скорости, они значительно проигрывают обыкновенным чайкам. А вот если…
Новая идея почти поглотила меня. Впрочем, не настолько, чтобы утратить осторожность.
В коридорах было… темно.
Как-то слишком уж темно.
Пусто.
Глухо. Звук моих шагов тонул в коврах, а я сама… я ощутила себя вдруг потерянной.
— Куда спешишь, любовь моя… — этот голос заставил замереть, прижавшись к стене. Вот же…
— Какое тебе дело?
— Прямое. Я же сказал, что люблю тебя…
Юргис, чтоб ему… не спится в ночь глухую? Я вытянула шею, но разглядела лишь смутную тень. Лунный свет проникал в холл, но был вялым, разбавленным. А рядом с ним… Сауле?
— Это не мешает тебе спать с моей матерью.
— Все мы несовершенны.
Сауле фыркнула, но уходить не спешила. Они стояли по обе стороны лестницы, ею разделенные, и сейчас эта самая лестница гляделась мне непреодолимой преградой. Надо же…
— Зачем тебе я?
— Затем, что эйта Ирма, конечно, хороша, но годы берут свое. Да и любить она не умеет.
— Мне кажется…
— Всего-навсего кажется, девочка моя, — теперь голос звучал печально, а тень качнулась, будто грозя ступить на лестницу. — Она играет… со мной, с тобой… со всеми… вот увидишь, скоро ей надоест, и на моем месте появится кто-то другой. Вероятно, помоложе…
— А ты… женишься на мне?
— Если ты захочешь.
— У меня уже есть жених.
— Скорее уж надсмотрщик. Как тебя вообще угораздило заключить договор с этим… уродом?
Рыжий и урод? Нет, он, конечно, далеко не красавец, во всяком случае, до эйтов ему далеко, однако и уродом я бы его не назвала. Обычный… пожалуй, что-то в нем есть от Корна, не во внешности, в той неторопливости, в спокойствии.
И еще эта манера, смотреть будто бы в сторону, но я хорошо научилась чувствовать чужие взгляды.
— Он не урод. И тоже не в восторге, — Сауле вздохнула, и вздох ее походил на шелест осенних листьев. — Но ты не знаешь Мара. Если ему что-то взбрело в голову…
— Выдать тебя за…
— Скорее привязать Кириса к семье… он полезный человек. А еще честолюбивый… как он думал. Помолвка с эйтой, шанс основать собственный род… правда, как оказалось, одного честолюбия недостаточно… впрочем, разве тебе есть до этого дело?
— Есть.
— Только не говори, что влюбился…
Ее голос предательски дрогнул. А мне подумалось, что разговор этот может длиться до утра, и что мне делать? Стоять, надеясь, что парочка меня не заметит, или, отступив, попытаться найти другой выход? Можно заглянуть в коридоры для слуг, но там выше шанс на кого-нибудь нарваться. Слуги в таком доме ложатся спать поздно, а встают засветло…
Нет, подожду.
— Если тебе неприятно слышать, то…
