— Советоваться ни с кем не буду.
— Это тоже правильно. Советы других далеко не всегда ведут к истине. Так говорил Заратустра.
ГРИФ. ОПЕРАЦИЯ "СЛУЧАЙНЫЙ ВЫСТРЕЛ"
— Так говорил Заратустра…
Профессор Моров отхлебнул из стакана глоток старого шотландского виски.
Заратустра… Кажется, впервые он услышал это имя из уст литературного героя — Остапа Бендера… В детстве, когда читал роман Ильфа и Петрова "Двенадцать стульев". Или "Золотой теленок"? Сейчас и не вспомнить. Оба романа были в одном томе. Память у Морова всегда была отличная, содержание прочитанных книг он запоминал легко и впоследствии никогда прочитанное не перечитывал. А вот мелочи забывал. В каком романе? Да какая, в сущности, разница.
Имя ему понравилось. А потом он читал Зигмунда Фрейда, Шопенгауэра и, наконец, Фридриха Ницше "Так говорил Заратустра".
Ему понравилось.
Вообще, немцы и евреи, если уж занимаются чистой философией, излагают очень складно.
Он протянул руку к книжной полке слева от рабочего кресла, взял, не глядя, томик Фрейда "Психология бессознательного", наугад, как он часто делал, раскрыл страницу, прочитал загаданный абзац:
"Вера в вещие сны насчитывает много приверженцев, ибо в ее пользу говорит то обстоятельство, что многое действительно происходит впоследствии так, как его предварительно конструировало во сне желание".
Он закрыл веки, задумался. Из полудремы его вывел какой-то резкий звук на улице, за стенами института, — что-то вроде пожарной или милицейской сирены.
Он вздрогнул, открыл глаза.
О чем он думал минувшей ночью? Какой увиденный во сне эпизод сейчас пытался восстановить в памяти?
Он снова закрыл глаза. И увидел…
Вот он лежит на крыше (или на чердаке) высокого здания. Напротив обычный жилой дом. Один подъезд с улицы, через который входят и выходят жильцы (другие подъезды для жильцов — со двора). А две трети первого этажа занимает шикарный, эксклюзивный, как сейчас говорят, ювелирный магазин "Ля Рошель". Типичная туфта, не имеющая никакого отношения ни к известному порту, ни к Франции вообще. Изделия здесь продаются действительно изысканные, поистине уникальные, но чисто русские. Не жаны и пьеры, а иваны да мойши сделали эти роскошные кулоны с изумрудами, эти дивные перстни с бриллиантами, эти изысканные подвески с хризалитами, да и сам магазин принадлежит господину по фамилии Магазинер.
Рафаил Магазинер трезво рассудил, что в "Ля Рошель" народ будет ходить чаще, чем в лавку "У Розочки".
Розочкой звали жену Рафаила. Он ее обожал.
А доктор Моров ненавидел доктора Минеева Ростислава Яновича.
Такой вот расклад. Как говорят в России, без бутылки не разобраться.
В реальной жизни Аркадий Борисович Моров отхлебнул из стакана большой глоток виски.
Во сне и в полудреме он явственно видел витрину "Ля Рошель", людей, входящих и выходящих из двух дверей магазина и из одного подъезда для жильцов.
Он видел, как из подъезда вышел ненавистный ему доктор Ростислав Янович Минеев, а из подъезда магазина — несколько новых русских — дам и господ — в длинных шубах нараспашку.
Сквозь отличный цейсовский оптический прицел прекрасно были видны и изумрудные колье на дамах, и бриллиантовые перстни на руках господ.
Он нехотя перевел ствол винтовки вправо, с грустью расставшись с холодным, но изумительно красивым женским лицом, и в прорезь прицела попала яйцеобразная голова доктора Минеева.
Его лысоватая, похожая на слегка облупившееся яйцо голова никогда не нравилась Морову.
А с тех пор, как соглядатаи и стукачи, которые были внедрены им во все структуры института, несколько раз донесли до него слова Минеева, исследовавшего поведение мышей под воздействием неких кадрированных видеосюжетов, антипатия к доктору превратилась у Морова в ненависть.
— В курилке он пошутил, что, похоже, "наш академик совсем рехнулся и метит в президенты, иначе к чему эти эксперименты на студентах в кинозале…".
— Еще он говорил (страшно повторить), что, "возможно, в институте происходят "странные вещи" и что у него есть подозрения, что некоторые больные просто пропадают, — их не переводят в другие клинки, не выписывают в связи с излечением или окончанием курса, — они умирают и тела их где-то сжигают".
Похоже, доктор Минеев не был злобным, жадным, завистливым, его не волновало, что зарплата сотрудников института зависит от коэффициента благонадежности, толерантности и лояльности к директору. От этого коэффициента зависело в институте все — зарплата и премия, субсидирование лаборатории, публикации, защиты кандидатских и докторских. Доктор Минеев полагал, должно быть, что он будет высказывать публично свои инсинуации и ему это будет сходить с рук.
— Он говорит, что в нашем институте проводятся эксперименты над психикой людей, без их согласия!
Доктора Минеева лишили премии, прогрессивки и матпомощи.
— Он говорит, что мы тут занимаемся "черт знает чем, похоже, учимся управлять эмоциями людей"!
Доктору Минееву отложили на неопределенный срок защиту кандидатской диссертации.
— Он говорит, что "наш академик готовит черную лошадку к президентским выборам, — это ведь готовая программа управления электоратом".
Доктору Минееву вынесли первое порицание: поставили на вид.
— Он говорит, что в институте стали появляться какие-то криминальные элементы.
Доктору Минееву объявили первый выговор.
— Он говорит…
Профессору Морову это надоело.
"Какого черта? Кто владеет институтом, он или я? Почему я должен терпеть это талантливое ничтожество? Только потому, что он неплохо соображает? Да я таких дюжину найду. И неужели я должен объявить ему три выговора, чтобы уволить? Уволить? Зачем уволить? После всего того, что доктор Минеев наговорил, его мало уволить. Его просто надо убить".
Огромным усилием воли профессор Моров удержал себя от того, чтобы не совершить убийство самому.
Ненужный риск. Совершенно ненужный и неоправданный. У него десяток высокопрофессиональных киллеров. Вот хотя бы взять его командира спецотряда, бывшего спецназовца Юрия Князева. На первый взгляд, вполне интеллигентный человек. А может такое! И кажется, ему можно доверять.
Люди Морова проверили Князева многократно.
И все равно он не поручит ему убийство Минеева. Почему? Потому что это было бы слишком просто. А у Морова была склонность к садизму — изысканному, интеллектуальному.
И не поручит он Князеву это задание еще и потому, что есть у него такое чувство, — именно это задание будет ему неприятно.
Дело в том, что при всей своей жестокости и деспотизме он научился беречь и ценить дорогой человеческий материал.
Князев был материалом со знаком «экстра».
Совсем ни к чему заставлять его убивать детей, старушек или интеллектуалов, что причинит ему наверняка эмоциональную травму.
Пусть убивает бандитов! Он же не урка. Он из законопослушных офицеров. И не надо ломать менталитет офицеров, когда они вынуждены приходить на службу к олигархам: пусть видят перед собой привычного врага.
Привычным врагом для офицера-спецназовца Юрия Князева были враги его Родины. С определенным допуском — уголовники, новый криминалитет, отмороженные из банд беспредельщиков.
Вот пусть их и убивает. От них и защищает. Каждый человеческий материал надо использовать с учетом его специфики.
А Минеева пусть убьет киллер, нанятый на одно убийство, ну, на два…
Тут и экономия — денег не придется самому киллеру платить, а чистильщику, который уберет этого киллера после акции, и гонорар пониже. А что, он не жадный, но копейка рубль бережет, как говорят в России: копейка к копеечке, глядишь, и миллион набрался. Баксов…
Он усмехнулся, еще раз прицелился и выстрелил.
Мысленно… В полусне… Но так явственно видно было сквозь оптический прицел, как слетела шапка с ненавистной яйцеголовой макушки Минеева, как расплылось красное пятно у него на лбу, точно над переносицей, как в глазах его мелькнул страх, а потом глаза закрылись, и он, всей своей тощей, мешковатой фигурой стал клониться на бок, сложился, как кузнечик, и упал, некрасиво распластавшись по грязной мостовой.
Зик транзит глория мунди — так проходит мирская слава… Ну, был такой ученый-биолог Минеев, и кто его вспомнит через день, месяц, год, век? А его, профессора Морова, будут помнить… Он усмехнулся, тоже мысленно, в полусне… Хотя бы в очень узком кругу… Потому что, честно говоря, он обожал власть. Но власть тайную, не броскую, и тем более могучую, что о ней мало кто знал… Власть "серого кардинала"…
Он открыл глаза. Веки были такими большими и массивными, что ему самому казалось, он слышит, как они закрываются…
Не глядя нащупал стакан с оставшимся на дне глотком виски. Ему нравился этот плесневелый привкус перебродившего ячменя.