Борух поднял ствол пулемёта и влепил короткую трёхпатронную очередь перед носом этого стимпанк-буксира. Невидимый машинист намёк понял — скрежетнули тормоза, из-под днища вырвались клубы пара, и поезд остановился. Напряжённое молчание затягивалось, только посвистывал пар, как будто из большого самовара. Неожиданно паровоз издал три низких хриплых гудка.
— Подмогу вызывает, скотина! — выругался Борух. — Может, разнести его, пока не поздно?
— Погоди, Борь. Что за привычка палить во всё, что движется?
— Полезная привычка. Способствует долгой жизни, — раздражённо ответил Борух, но стрелять не стал.
Паровоз, прогудев, больше не подавал признаков жизни, однако из боковой улицы послышался отчётливый стук копыт.
— Артём, держи сектор, — сказал негромко майор, продолжая удерживать на прицеле локомотив.
Мне очень хотелось спросить, какой сектор и за что именно держать, но я постеснялся. Принял бывалый вид и положил цевье автомата на ограждение стены. Типа готов к отражению штурма. Рука так и тянулась демонстративно передернуть затвор, но я сдерживал себя, помня о позорно вылетающих патронах. Предохранитель стоял на… На… Я украдкой глянул — на АВ. Если что — пальну очередью, авось и попаду куда-нибудь.
На ярко-рыжем крупном коне сидел высокий худой человек в чём-то вроде мятой кирасы поверх камуфляжной куртки и в советской пехотной каске старого образца. Из седельной кобуры торчал массивный приклад какого-то дробовика, на поясе болтался маузер в деревянной кобуре и кожаный офицерский планшет. Ноги закрыты блестящими стальными поножами, ниже которых надеты армейские ботинки, а выше — тактические пластиковые наколенники. Для окончательной эклектики на поясе висел какой-то изогнутый клинок в пожарно-красных ножнах. Держа левой рукой поводья своего скакуна, правой всадник размахивал тряпкой, которую условно можно было считать белой. Очевидно, в знак мирных намерений.
— Это что ещё за Дон Кихот, победитель кофемолок? — удивился Борух.
Всадник, проскакав мимо локомотива, что-то неразборчиво заорал, обращаясь к сидящим в кабине. И направился к воротам, с энтузиазмом размахивая своей тряпкой. Перед стеной он резко осадил коня и поднял вверх вторую руку, демонстрируя отсутствие в ней оружия.
— Писатель, спроси, чего этому придурку надо. Я тут пригляжу пока, кабы чего не вышло.
Я осторожно высунулся из-за ограждения, держа на всякий случай автомат в готовности. Впрочем, вид у всадника был скорее комический, чем опасный, а смуглое вытянутое лицо с задорно торчащими горизонтально усами было открытым и, пожалуй, даже добрым. С таким лицом надо сидеть за большим семейным столом, держа на коленях многочисленных детей мал мала меньше, и рассказывать им сказки, а не гарцевать ковбойским манером в прикиде стиля «фоллаут».
— Привет, вы кто такие? — прокричал всадник. На лице его при этом удивительным образом сохранялась полная безмятежность, как будто на него не смотрел автоматный ствол.
— Знаешь, человек на лошади, — недовольно сказал я, — это ты у нас гарцуешь под стеной, а не наоборот. Так что давай это я у тебя спрошу: «Вы кто такие?»
— Да мы что? — удивился рыжий. — Мы так, мимо ехали…
— Вот так, просто ехали? Совершенно случайно и мимо? Знаешь, человек на лошади, если тебе так не хочется с нами разговаривать, ты не затрудняйся, езжай себе мимо, как ехал. Это ж не мы к тебе с портянкой наголо прискакали.
Всадник смущённо скомкал свою не вполне белую тряпку и быстро её сунул куда-то в седельную сумку.
— Нет, вы не подумайте чего… Но мы действительно не ожидали здесь кого-то застать…
В борту локомотива с лязгом раскрылась дверь, и оттуда вылез широкоплечий мужик в грязноватой белой косоворотке и широких чёрных брюках. Спрыгнув на асфальт, он неторопливо, вразвалочку, подошёл к стене.
— Здоровы будьте, мужики. Микола я, с фермы. Чегой-то вы видразу так неласкаво? Я ж чуть не всрався с переляку!
Борух свесился вниз:
— А нефиг буром переть!
— Тю! — всплеснул мощными ручищами Микола. — То я бачу, мабуть жыд с кулемётом? Ось яка история…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А если гранату? — неласково прищурился майор.
— Та не злобись! — на всякий случай отступил на пару шагов Микола. — Мени хучь татарин…
— Николай Никифорыч! — укоризненно сказал ему смуглый. — Кончай ты этот цирк. Разобраться же надо.
— Та я чо? Я ничо…
— Вы извините, — это уже нам, — мы вам не враги, не надо стрелять. У нас к вам много вопросов, думаю, у вас к нам тоже. Давайте поговорим?
— Ну… Заходите, что ли, не со стены же орать, — с сомнением сказал майор.
— Время, Мигель, — буркнул Микола на чистом русском, без суржика, — может, я поеду, пока не началось?
— Успеем, Николай Никифорыч, — возразил смуглый, — это важно.
— Васятко! Пар тримай там! Вухи пообрываю! — крикнул тот в сторону паровоза. — Ну что, впустите нас?
— Мыкола я, то исть, Николай Никифорович Подопригора. С фермы, — подробно представился водитель паровоза, когда мы расселись у камина, и с весёлым интересом уставился на всадника. Тот помялся, вздохнул, посмотрел в потолок и решился:
— Меня зовут Хулио Мигель де Еквимосо, и мне это, поверьте, самому бывает забавно.
— Мальчик жестами объяснил, что его зовут Хулио… — тихо пробормотал в бороду Борух.
— Вы вряд ли сможете оригинально пошутить на эту тему. Я уже слышал все шутки. Я родился от испанского идальго и русской матери, отсюда и имя с фамилией. Дитя испанской революции, но пасаран и всё такое. И давайте на этом закроем вопрос. Видели бы вы, что мне иногда писали в документах… Зовите меня лучше Мигель.
— Так что же ты не представляешься сразу Мигелем? — удивился Борух.
— Так этот, — он покосился на Миколу, — всё равно сдаст, проверено… Уж лучше я сам…
Я подумал, что, судя по возрасту, этот Хулио той революции никак не дитя, а в лучшем случае правнук, но от комментариев воздержался. Налил всем по стаканчику вискаря — и никто, что характерно, не отказался. Хорошо, что я его сразу ящик замародёрил.
Выпили, помолчали, посмотрели друг на друга — кто начнёт первый?
— Ладно, — решился Мигель, — рискну предположить, что вы понятия не имеете, что случилось, где вы и что с этим делать дальше. Так?
— Ну… Более-менее так… — согласился Борух. — Мы пока что влекомы обстоятельствами и действуем рефлективно.
— В таком случае, я рекомендовал бы вам покинуть это место как можно быстрее. Лучше всего прямо сейчас и с нами.
— Стоп-стоп, не так быстро! — Борух выставил ладонь останавливающим жестом. — Последнее, что я собираюсь делать — это снова бежать неизвестно куда, неизвестно от чего, не понимая, что происходит.
— Видите ли, оставшись здесь, вы вряд ли что-нибудь узнаете, — пожал плечами Мигель. — Не до того вам будет.
Он перемигнулся с машинистом, и это меня вдруг взбесило.
— Чёрт подери, — раздраженно сказал я. — Какого хрена вы масонские знаки изображаете? Нельзя просто сказать, что происходит?
— Это не так просто объяснить… — начал Мигель.
— Если ты сейчас про «во многая мудрости многая печали» задвинешь, я тебя кочергой переебу по тыкве, веришь? — строго сказал Борух.
Мигель дёрнулся, но, посмотрев на майора, аккуратно убрал руку от кобуры.
— Так, эскимос хулев, или как там тебя, — предостерег майор, — вот этого не надо. Ипать какие мы нежные…
— Та вы с глузду съихалы? — сказал нервно Микола. — Вы ще постреляйте друг дружку тут. Принесло вас на нашу голову! Уже погрузились бы, та до хутору, а тут лясы точим…
— Чем погрузились? — быстро спросил Борух.
— Ну, эта… — машинист переглянулся с Мигелем, — вы туточки в подвал не заглядывали, случаем?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мы уставились друг на друга. В воздухе повисло напряженное молчание.
— Али вы сами оттедова? — осторожно спросил Микола. — Тогда пардону просим…
— Нет, мы не из тех, что там сидел, — спокойно ответил Борух, — а что вы про них знаете?
