— Вы очень оптимистичный, мой друг, — отозвался хозяин кабинета.
— Мы знаем о большинстве советских разведгрупп, которые действуют под прикрытием гангстеров и прочих бандитов. Если потребуется, то прекратим их тяжелый труд. В том числе с полным упокоением. А без наших технологий, которыми мы с ними великодушно делимся, они ничто. Даже с тем сырьем и промышленными мощностями, которыми потенциально они могут обладать. Слишком серьезен отрыв. Что они реально могут нам сделать? Призовут на наши головы какую-нибудь божественную кару силой в тысячу солнц?
— Не зарекайтесь, друг мой, не зарекайтесь. Конечно, в целом вы правы, но никто из нас не застрахован от случайностей или упущения какой-нибудь на первый взгляд малозначительной, но очень важной детали. Кроме того, ученые не раз уже выкидывали номера, совершенно спутывающие нам карты.
— Но мы всегда оказывались на коне.
— Безусловно. Однако, я считаю, нам лучше все же работать аккуратнее, прикрывая свой зад на случай какой-то неприятности. Думаю, никто из присутствующих не будет рад советским войскам в Нью-Йорке. Как, впрочем, и нацистским.
— Вы что-то очень переживаете. Неужели боитесь?
— Да. Вероятно, боюсь. Понимаете, Советский Союз вдруг начал играть на совершенно ином уровне. Как будто это не вчерашние крестьяне, только обучившиеся читать и писать, а солидные люди. Вспомните Испанскую кампанию. Вас не смущает тот факт, что Москва не только своевременно включилась, постаравшись получить для себя наибольшую выгоду, но и очень тонко поняв момент, отступила. Красная линия была не пройдена. А популярность левого крыла вообще и Советов в частности в Европе повысилась. Их стало больше людей воспринимать как защитников простых и обездоленных. И это, несмотря на то что Москва практически ограбила Мадрид. А потом еще и людей с квалификацией вывозила. Да что говорить — до сих пор они уезжают с попустительства Франко, который не желает иметь в своей стране социалистов, коммунистов и прочую нечисть. А Чехословакия? Ведь что мешало Советам надавить на Гаху и поставить его на место? Ничего. И если бы мы имели дело с обычными пролетариями, то так и было бы. И Москва бы оказалась кровожадным захватчиком и тираном в глазах европейцев и американцев. А так — красная линия не была преодолена и снова Советы вышли защитниками. Чехи хотели защищаться? Они им помогли. Легитимно избранное правительство посчитало левые силы бандитами? И опять Москва помогла решить эту проблему, предложив всем желающим чехам и словакам уехать в СССР с получением гражданства. Да и с эпизодом на Халхин-Голе все очень непросто. Совсем не просто. И чем дальше я наблюдаю за нашей европейской партией, тем сильнее пугаюсь.
— Думаете, что там сидит какой-то серьезный игрок, который прикидывается дураком?
— Похоже именно на это. Советы формально проиграли Испанию и Чехословакию, но получили выгоды от этих поражений намного больше, чем могли бы обрести при победе.
— Вы слишком пугливы, друг мой. А даже если и допустить, что Москва в курсе той роли, которую мы ей отвели, то тем лучше. Это означает, что она выполнит дело с большей вдумчивостью. Ведь в этом случае до голов в Кремле вполне должно дойти, что или они разрушают Европу, или Европа разрушает их. Вряд ли кто-то из них решится на самоубийство. Так что, все под контролем. В этой войне будут только одни победители — мы.
ЧАСТЬ 3
ПЯТЫЙ РАЗДЕЛ ПОЛЬШИ
В помощь голодающим полякам Советский Союз послал большую партию яиц в оригинальной упаковке — в галифе…
ГЛАВА 1
18 июля 1939 года. Москва.
Большой Кремлевский дворец, Георгиевский зал, закрытое совещание советско-германской конференции.
— …таким образом, мы сможем добиться полного устранения недопонимания в советско-германских отношениях, дабы неприятного инцидента, подобного тому, что произошел в Чехословакии, больше не повторилось, — подвел итог своей речи Риббентроп.
— Мы также с радостью пойдем навстречу нашим германским друзьям, — ответил ему Молотов. — Но хотелось бы уточнить несколько вопросов. — Он сделал паузу. Обвел глазами всех присутствующих. И продолжил: — Совет народных комиссаров Советского Союза выступил с инициативой от десятого числа сего месяца к назначенному на второе августа XIX съезду ВКП(б) с предложением провозгласить СССР полноправным наследником Российской империи. И, соответственно, взять на себя все ее права и обязательства. В связи с чем, я хотел бы предложить уточнить наши взаимные интересы с учетом этой небольшой, но очень важной детали.
— Иными словами, вы хотите установить границу между нашими государствами по той линии, что была в одна тысяча тринадцатом году? — осторожно поинтересовался Риббентроп.
— Именно так. Кроме того, нам хотелось бы, чтобы вы учли наши интересы в Прибалтике, Финляндии и в других регионах.
— Вы считаете, это выгодно Германии?
— Более чем, — улыбнулся Молотов.
— Чем же? Можете пояснить?
— Охотно. Мы отлично понимаем, что перед Берлином стоят две важные военные задачи — разгром Польши и Франции. Кроме того, в Москве отлично знают о нарастающих затруднениях в германской экономике, которая начинает задыхаться от кризиса перепроизводства, что подталкивает Рейх к скорейшему началу польской и французской кампаний. Но у немцев нет сил, позволяющих разгромить даже поляков в разумные сроки.
— Чем конкретно вы готовы помочь Рейху? — невозмутимо спросил Риббентроп.
— Мы можем принять участие в совместном разгроме Польши, а также обеспечить дружественный нейтралитет в ходе вашей французской кампании. Да у Советского Союза сейчас не самая большая армия, особенно в связи с ее преобразованием из-за оптимизации расходов. Но три-четыре десятка дивизий с нашей стороны совершенно точно ускорят процесс разгрома нашего общего врага, который за недолгое время своего существования уже стал костью в горле для всех цивилизованных людей. Или вы думаете, армия Польши способна крепко держаться на два фронта?
Риббентроп молча посмотрел на невозмутимое лицо Молотова и задумался. Как и все остальные. Советская делегация была в курсе предложения и ждала реакции немцев и наблюдала за реакциями, а германская сторона просчитывала выгоды.
— Вы сказали, что Советский Союз желает признать преемственность от Российской империи, — медленно начал после большой паузы Риббентроп. — Однако в этом случае Рейху и СССР придется произвести серьезную ревизию взаимных финансовых претензий, которые на данный момент нас не обременяют. И далеко не все они могут быть выполнены. Вы же понимаете, что золото, конфискованное правительством Кайзера, мы вернуть не в состоянии.
— В этом нет никакой сложности, — с улыбкой ответил Молотов. — Просто обговорим форму оплаты. Совершенно необязательно брать строго в той форме, которая была в прошлом. Она могла и истлеть. Произведем оценку и подумаем, как нам произвести взаимовыгодный учет с минимальным количеством натуральных выплат. Ведь главная задача не столько добиться каких-то преференций, сколько устранить противоречия на строгой юридической платформе, дабы ни у кого не возникало вопросов.
— Нам приятно это слышать, — улыбнулся Риббентроп.
— Кроме того, в случае успешного заключения договора, учитывающего наши интересы как правопреемника Российской империи, мы готовы предложить Берлину расширенное торговое сотрудничество. Как я уже выше заявил, Советский Союз в курсе затруднений, с которыми столкнулась экономика Германии и готов протянуть руку помощи. Например, взять обширный кредит под долгосрочные долговые обязательства по французской схеме. Сырье, в обмен на продукты германского производства, прежде всего для оснащения заводов и реализации инфраструктурных проектов.
— Это щедрое предложение, но, к сожалению, этот вопрос я не вправе решать.
— Но разве это наша последняя встреча? — наигранно удивился Молотов. — Если мы договоримся вместе бить Польшу, то нам придется многое согласовывать. Я бы даже сказал больше — находиться постоянно в тесном взаимодействии, дабы держать руку на пульсе и полностью контролировать ситуацию.
— Вы, безусловно, правы, — кивнул с серьезным видом Риббентроп, — однако, все равно, мне требуется проконсультироваться с Берлином. Слишком многое нужно обсудить и обдумать. Поэтому я предлагаю нам всем собраться здесь через три дня для подведения окончательного итога. Надеюсь, вы подготовили проект договора, который я мог бы представить моему фюреру?
— Конечно, — кивнул Молотов, сохраняя непроницаемо спокойное лицо…
21 июля 1939 года все европейские газеты пестрели заголовками о заключении пакта о ненападении между Советским Союзом и Третьим Рейхом, а также массой весьма интересных пунктов, одним из которых стало признание Берлином СССР прямым наследником Российской Империи. Причем ни о каких тайных пунктах и протоколах этого пакта никто не говорил. Да и зачем? И так все было предельно ясно. Хотя деталей для обсуждения оказалось предостаточно. Так что вся Европа гудела от этого события. Особенно Прибалтика, Польша и Финляндия, которые четко и ясно осознали свою предстоящую совершенно безрадостную судьбу… Независимость, доставшаяся им на чужой крови и горе, теперь становилась призрачной и могла растаять в любой момент как утренний туман.
