– Ты обладаешь удивительной способностью походя опошлить самые хорошие идеи и начинания, – в сердцах сказал Плат. – Ты брюзга и сукин сын.
– Вот так всегда: скажешь правду в глаза – и тебя уже причисляют к редискам. Да согласен я с твоей версий… потому что других кот наплакал. Кстати, бабуля о своем открытии в милицию сообщила?
– О чем речь!? Она ненавидит нынешнюю власть – а милицию в особенности – всеми фибрами своей души. Я, например, представился ей как родственник несчастной семьи, у которой злодеи похитили ребенка. Только тогда она снизошла до разговора со мной. Но все равно так и не избавилась от подозрений, что я переодетый сотрудник уголовного розыска.
– Это и не мудрено – у тебя на лице написано, что ты потомственный мент. Знаешь как выводят породы собак? Отбирают особей с какими-то характерными отклонениями и развивают эти уродства до беспредела. Так случается и с рабочими династиями. Гордись – ты уже особый подвид человека мыслящего. Скоро похожим на тебя будут на выставках медали давать – за экстерьер.
– Зачем я старался, чтобы освободить тебя из каталажки? – с задумчивым видом спросил Плат. – Так хорошо и спокойно было, когда мы все считали тебя утопленником. Мне уже даже представлялось, как в поминальные дни я и Марк будем приходить на твою могилу… или к реке, если тело не отыщется, и в скорбной тишине отдыхать на природе /что так редко случается в городской жизни/, роняя слезы в лафитнички со спиртным. Это была удивительно светлая мечта…
– У вас еще будет такая возможность, – обнадежил я друзей. – Но надеюсь, что не скоро.
Марк! – рявкнул я и спихнул с дивана Маркузика, начавшего клевать носом. – К барьеру!
Открывай холодильник и мечи все, что там есть, на стол. Я уже совсем озверел от голода.
Поболтаем за ужином.
Я перевел взгляд на Плата. Он смотрел на меня, набычившись, но в его глазах искрились смешинки. Я подмигнул ему – и мы весело расхохотались.
Как здорово, когда ты дома и у тебя есть верные друзья!
Глава 14. МАЭСТРО
Самое главное в любом мало-мальски работоспособном коллективе – разделение труда.
Для непонятливых скажу проще – это когда один с сошкой, а семеро с ложкой. Как-то так в нашей стране издревле повелось, будь-то боярский приказ, канцелярия градоначальника, контора Рабкрина[3] или офис вполне современной фирмы "Вася Хряк лимитед" – всегда в этих заведениях бездельников гораздо больше, чем пахарей. Мне не так часто удавалось подсмотреть со стороны за работой большой группы служащих, но всякий раз я наблюдал одну и ту же картину – один, максимум два человека пашут до седьмого пота, а остальные валяют ваньку. Временное оживление наступает лишь тогда, когда заходит руководитель рангом гораздо выше непосредственного начальника шарашки небокоптителей. Но едва босс скрывается за дверью, бурный трудовой спурт мгновенно заканчивается дохлым финишем, и трудящиеся задницы опять расслабляют мускулатуру, чтобы расплыться по сидению стула сонной рыхлой квашней. Увы, таковы наши народные традиции, и если даже товарищ Сталин не смог перековать их в лагерях, то нынешнему поколению демократических управленцев не стоит и пытаться вытащить из болота воз, у которого нет ни колес, ни дышла.
Такие мысли меня посещали, когда я челноком мотался по городу /притом на своих двоих!/, выполняя предначертания великого теоретика сыскного дела Сереги Платонова.
После недолгих дебатов мы разделили наши усилия: Марк как обычно закопался в свои электронные цацки, Плат взял на себя слесаря-мороженщика, ну а мне достался самый обширный фронт работ – искать следы бригады Храпова. И пока Маркузик дремал перед компьютером после бессонной ночи, проведенной с какой-нибудь Офелией, а Плат за своим столом глубокомысленно строил версии, попивая кофе и покуривая сигарету, я, как искусанный оводами лось, бегал, высунув язык, по разным темным местам, рискуя не только сломать ноги, но и получить "перо" в бок. Нет, я не утверждаю, что мои друзья бездельничали, однако такова уж человеческая сущность – считать, что твои затраты умственного или физического труда в несколько раз превосходят усилия коллег. Я уже не говорю о зарплате, которая никогда не соответствует ни запросам, ни количеству и качеству проделанной работы…
Стеблову мы решили карты до конца не открывать. Нам, конечно, пришлось рассказать о бригаде Храпова, и Боб долго капал мне на мозги, упрекая за то, что я не поставил его в известность о своих инициативах. Возможно, он был прав – в гараже, когда меня прихватили быки Храпова, бойцы Стеблова совсем были бы не лишними. Но что поделаешь – пароход ушел, а крысы разбежались. Боб, злой, как три тысячи чертей, пообещал поставить на уши всех и вся, чтобы разыскать Храпова и иже с ним. Мало того – он попросил, чтобы наша контора больше не совалась в это дело, а занималась проработкой других версий. Боб все еще верил в нас и мы воспрянули духом.
Однако про странного мороженщика Плат приказал мне и Марку в разговоре со Стебловым не распространяться. С его доводами я был вполне согласен. Правда, Серега напирал на то, что не стоит поднимать вокруг мороженщика лишнюю суету – а так оно и будет, если по нашей наводке в розыске начнут участвовать еще и официальные органы, спущенные с поводка Бобом, но я имел свою точку зрения – мне вовсе не хотелось, чтобы сто тысяч баксов уплыли из О.С.А., погруженные на яхту моей голубой мечты, и растворились в горьком тумане непоправимой утраты.
Несмотря на обещание, которое мы дали Стеблову, Плат почему-то настоял на дальнейшей разработке Храпова. На мои недоуменные вопросы Серега отвечал весьма туманно, но образно: лишний хрен… ну, в общем, кое-чему не помеха. Иными словами, как гласит теория криминалистики, на одной версии далеко не уедешь, а если да – то только в тупик. Я немного поупрямился, но в конце концов махнул рукой и начал нарезать по городу концентрические круги. Благо и допинг был налицо – Боб, узнав, что Плат потратил на мое освобождение из ИВС все деньги, авансированные им на расходы по розыску Кристины, подкинул нам еще пять тысяч баксов. Этот момент в расследовании меня настолько воодушевил, что я тут же выбил у Маркузика, все еще пребывающего в состоянии эйфории от моего "воскрешения" из утопленников, не только солидные проездные, но и пайковые, мотивировав это тем, что отсидка в тюряге здорово подорвала мою работоспособность в связи с резким ухудшением работы желудка. А значит мне, ко всему прочему, полагалось еще и диетическое питание. Хорошо, что Марк не знал, на какую "диету" я потратил большую часть полученных денег…
Зацепку в деле Храпова я отыскал достаточно быстро. Есть такое избитое выражение, уж не знаю кем придуманное – ищите женщину. Конечно, на такую проблему нужно было запускать Маркузика – с его талантами записного обольстителя он бы решил ее походя; но разве можно заставить кабинетного крота выползти на свет ясный? Поэтому, повздыхав и поплакавшись своей любимой и безотказной женщине, продавщице из киоска, я напялил на себя костюм и отправился в ресторан "Дарвин", где, как мне подсказали знающие люди, Храпов убивал свои холостяцкие вечера. Тем более, что идея с его любимой женщиной целиком принадлежала лично мне. Теперь уже я подоил Плата, согласившегося профинансировать мое мероприятие в полном объеме. Нужно отдать ему должное – мою идею он уловил сразу и принял решение без проволочек.
Да, умеют жить эти новые русские… Я помнил ресторан с тех пор, когда он назывался просто, непритязательно и чисто по-советски – "Огонек". Это было последнее место в городе, куда шли отчаявшиеся найти место в приличных, но вечно переполненных питейных заведениях. Огромный зал с квадратными колоннами напоминал имперскую канцелярию рейха – такую, как нам ее показывали в кинохронике ко Дню Победы.
Впрочем, в этом не было ничего необычного – здание, в котором два этажа занимал ресторан, строили пленные немцы. Унылые голые стены и десятки столов, выстроившиеся в солдатские шеренги, навевали нехорошие мысли о бренности бытия, и даже оркестр Левы Бермана, наяривавший попсу тех времен – от "Семь сорок" до возрожденных из небытия песен Вертинского, не мог развеять это нехорошее чувство. Потому клиенты "Огонька", вместо приятного и веселого времяпровождения, обычно надирались до положения риз и заканчивали свой выход "в люди" хорошим мордобитием. Ближе к двенадцати ночи сюда боялись заявляться даже самые отчаянные менты – постоянные клиенты "Огонька" имели их ввиду…
Я стоял в вестибюле "Дарвина" и глазам своим не верил. Куда девались облезлые бемские зеркала и бархатные портьеры, скрипучие двери туалетов, покрашенные черт знает чем, и длинные тощие клячи-вешалки, сработанные, как в старину, одним топором местным плотником, бывавшим трезвым только час в день – между утренней побудкой и началом работы винно-водочного отдела гастронома?
