– Лева, а телка у Храпова была? Не мог же он тереться только с мужиками.
– Этого добра у него было валом. Разных калибров и стоимости.
– Я не про путан спрашиваю. Здесь все понятно. А вот для души он никого не держал? С виду Храпов не тупой и, скорее всего, образованный, а значит такое понятие, как душа, ему не должно быть чуждо.
– Есть тут… одна… – Лева вмиг поскучнел и отключился от окружающей действительности.
– Э-э, маэстро! – Я хорошо знал эту способность Левы, как говорится, "средь шумного бала" прятаться в личную ракушку. – Не засыпай. Кто она?
Берман медлил. Почему? Это было странно…
– Ее зовут Элла… – наконец сказал он с большой неохотой. – Работает у нас… танцовщицей. Но она не имеет ничего общего с его темными делами! У них просто дружеские отношения. Она не позволяет ему ничего такого…
Так, так… Понятно… Вот и открылась истинная причина любопытства обычно сдержанного лабуха Левы Бермана к неприятной и опасной персоне Храпова. Отвергнутая любовь? Или нечто большее?
– Кто спорит… – Я как можно равнодушней пожал плечами. – Сегодня ее можно лицезреть?
– Да. Танцгруппа будет выступать сразу после перерыва. Все, я пошел… – Он поднялся.
– Спасибо, Лева. Ты мне здорово помог. И последнее: как она выглядит и когда танцовщицы заканчивают свои выступления?
– Примерно в три часа утра, – ответил Лева на вторую половину моего вопроса. – А как выглядит… Брюнетка, красивая фигура… ну, не знаю, как тебе ее обрисовать. Следи за мной, когда девочки будут танцевать, я покажу…
Лева влюбился! Это было понятно как дважды два. Он никогда не был падким на женщин, что при его профессии казалось несколько странным. Мало того, Лева вообще смотрел на слабый пол сквозь пальцы – со скучающим видом пресыщенного половой жизнью эгоиста.
Он был верен своей жене и избегал случайных связей. А тут… Какие коленца откалывает жизнь…
Глава 15. ПОДСТАВЛЕННЫЙ
Глупость всегда наказуема. Особенно если ее совершаешь подшофе. Мало мне было гаражно-тюремных приключений, так я еще влип в абсолютно скверную историю, которая сулила совсем не медовые пряники и счастливый финал, а долгие годы за решеткой…
Я пошел "провожать" танцовщицу Эллу; правда, без ее ведома. Ход моих рассуждений не отличался оригинальностью – если она и впрямь запала в душу Храпова, то он просто обязан был выходить с нею на контакт. Телефонные звонки, почта, посыльные и, чем черт не шутит, даже личные встречи. Ведь еще никем не доказано, что передовик "Горлифторемонта" смайнал из города куда подальше. Может, где-то залег, притаился, ждет, пока все не уляжется и пока единственный прокол в деятельности подпольного синдиката похитителей не ликвидируют вместе с неким горе-сыщиком Стасом Сильверстовым, имевшим неосторожность претендовать на место свидетеля обвинения, которое еще никто не предъявлял.
Элла и впрямь впечатляла. Она не была гипертрофированно длиннонога, как нынешние "мисс" от Москвы и до северных окраин, и имела не костлявый мини-тазик, а самые настоящие крутые женские бедра, способные зажечь воображение даже у почтенного, убеленного сединами главы большого семейства, исповедующего принципы пуританской морали. Да, на такую телку Лева действительно мог запасть.
Зазноба Храпова и примкнувшего к нему Левы Бермана взяла частное такси. Сейчас это не проблема. Закрытые проходные не работающих предприятий отсекли от куска хлеба целую армию работяг, и теперь те, у кого были мало-мальски сносные колеса, вышивали на них по городу в любое время дня и ночи, подшакаливая детишкам на молочишко; притом брали за проезд по божески, не так, как в недавние времена официальные таксисты, эти зажравшиеся от своей значимости козлы. Чтобы добраться в поздний час даже на недалекую окраину, приходилось перед ними падать на колени в буквальном смысле этого слова. Я уже не говорю про расценки…
Я последовал ее примеру, благо возле "Дарвина" ночных извозчиков хватало. Водила попался с понятием и без лишних расспросов упал на хвост такси, которое облюбовала Элла. Так мы пересекли город из одного конца в другой и вскоре оказались в микрорайоне Парковом, вплотную примыкавшему к лесному массиву. Раньше тут был поселок железнодорожников, в семидесятые годы поглощенный городом и подкинувший чинной и благополучной окраине неуправляемые и буйные орды переселенцев, собранных, что называется, с миру по нитке. И теперь здесь держала мазу отмороженная братва, плевавшая на традиции и внешнюю благопристойность.
Танцовщица покинула такси возле пятиэтажной "хрущевки" и, дробно стуча каблучками, поторопилась скрыться в подъезде. От хмельной заморочки я тоже отпустил своего извозчика, а когда он уехал, до меня вдруг дошла элементарная мысль, все это время вяло ворочающаяся в желудке вместе с лангустом и жареным рябчиком – какого хрена мне здесь нужно!? Ну узнал адрес Эллы – что с того? Или ты ожидал, что Храпов выйдет ее встречать? Нет, Сильвер, ты и впрямь осел…
Ругаясь последними словами, я все-таки заприметил как слегка осветилось кухонное окно на втором этаже; похоже, Элла зашла в туалет. От нечего делать я поднялся по лестничному маршу к двери ее квартиры, потыкался возле нее, словно слепой новорожденный щенок, и с тем и свалил, от злости готовый разорвать сам себя на части.
На улице царила глухая темень, в частном секторе сонно и нехотя лаяли псы, а где-то неподалеку пьяные голоса вразнобой орали общеизвестную народную песню про мороз.
Впрочем, после самопальной подпольной водки русскому человеку до лампочки даже Северный полюс в самую лютую зиму. А иную в Парковом не употребляли – доходы не позволяли.
Я уже хотел было поворачивать оглобли и искать какой-нибудь транспорт, чтобы вернуться в лоно цивилизации, но упрямый бес, заведенный еще в "Дарвине" ледяным "Абсолютом", вцепился в меня мертвой хваткой и подталкивал на свершение очередных глупостей. Я сдался ему не без борьбы и пошел вокруг дома. Позади "хрущевки" были разбиты крохотные огородики и росли уже заматеревшие деревья, посаженные сразу после окончания строительства. Окна квартиры, где жила танцовщица, оказались занавешены непрозрачными шторами, но достаточно небрежно и в широкую щель мне были видны какие-то мелькания.
И я поступил, как в глубокой юности, когда у меня проснулся интерес к запретному плоду и я какое-то время подсматривал за раздевающимися девчонками – ухватился за ветки и мигом взобрался на дерево, толстые ветки которого тянулись к интересующему меня окну.
Картина, увиденная мною через неплотно закрытые шторы, сразила меня наповал: в крохотном зальчике, обставленном старой мебелью, выясняли отношения Элла и Храпов!
Она что-то горячо доказывала, а "передовой" бригадир наступал на нее с угрожающим видом. Черт возьми, что он делает!? Ах, скотина… Храпов ударил Эллу коротко, почти без замаха, и девушка отлетела к стене как пушинка. Но вместо того, чтобы удариться в плач /что вполне естественно в такой ситуации/, девушка схватила с полки бронзовую статуэтку и врезала ею Храпова чисто по мужски, от всей души и в нужное место – по кумполу.
Мать твою!.. Мне даже через двойные рамы послышался хруст дробящихся костей, и обильно хлынувшая из раны кровь вмиг залила светлую футболку горе-ухажора. Храпов какой-то миг постоял, будто раздумывая – падать или нет, а затем, подкатив глаза под лоб, завалился навзничь. И тут я увидел как Элла с исказившимся от ненависти лицом взмахнула рукой с зажатой в ней статуэткой еще раз – так сказать, примочила вдогонку.
Братцы, что же это такое творится!? На моих глазах кончают главное звено цепи, уцепившись за которую я намеревался вытащить вместе с похищенной Кристиной сто тысяч баксов. Моя яхта шла ко дну в замызганной "хрущобе"! А ее капитан висел на дереве как гнилая груша и созерцал последние конвульсии своей "голубой" мечты.
Ни фига! Быть или не быть – это уже не вопрос, а диагноз. Прочь сомнения и колебания, пора приниматься за дело. Вперед!
Я поднялся по дереву чуть выше и прыгнул на балкон зловещей квартирки как кот – бесшумно и опустившись на все четыре кости. Дверь оказалась заперта, но меня это не смутило – в балконном окне была открыта форточка. Я прислушался – из квартиры не доносилось ни звука. Похоже, Элла ушла в другую комнату, а бедный Храпов пребывал в сумеречном состоянии.
Открыть окно оказалось проще простого – руки у меня длинные, куда хочешь достанут. Я осторожно раздвинул шторы и осмотрелся. Да, в зале никого не было. Если не считать Храпова, не подающего признаков жизни. Перекинув ногу через подоконник, я наконец очутился в жилище, как я предполагал, зазнобы Левы Бермана. В квартире царила поразительно мертвая тишина, и даже тиканье моих наручных часов звучало словно бой кремлевских курантов. Конечно же, это было не так – шалили нервы, но в такие моменты человек не задумывается над обоснованием своих ощущений. Он только констатирует факты и действует, запрограммированный тысячелетним опытом предыдущих поколений.
