Три часа. Я отмечаю час. Он сам решил свою участь. Он оскорбил меня.
Да! Я раз вынесла это оскорбление от мисс Мильрой, а теперь вынесла во второй раз от самого Армадэля. Оскорбление приметное, безжалостное, умышленное оскорбление днём!
Я прошла город и сделала несколько сот шагов по дороге, которая ведёт к большому дому, когда увидела Армадэля, подходящего ко мне. Он шёл очень быстро, вероятно, за чем-нибудь в город. В ту самую минуту, как он увидел меня, он остановился, покраснел, снял шляпу, заколебался и повернул назад в переулок, который, как мне известно, идёт в противоположном направлении от того, в котором он шёл, когда увидел меня. Его поступок говорил сам за себя так ясно, что его можно было выразить словами: «Мисс Мильрой может об этом услышать: я не смею подвергнуться риску, чтоб меня увидели говорящим с вами». Мужчины поступали со мной жестокосердно и говорили мне неприятные вещи, но ещё ни один мужчина на свете не бегал от меня как от прокажённой, как будто заражавшей сам воздух своим присутствием!
Не говорю ничего более. Когда он сбежал от меня в этот переулок, он пошёл навстречу своей смерти. Я написала Мидуинтеру, чтоб он ожидал меня в Лондоне на будущей неделе и все приготовил к нашему скорому браку.
* * *
Четыре часа. Полчаса назад я надела шляпку, чтоб самой отнести на почту письмо к Мидуинтеру, но вот все ещё сижу в своей комнате, с душой, раздираемой сомнениями, а письмо лежит на столе.
Армадэль не причина сомнений, теперь раздирающих меня. Это Мидуинтер заставляет меня колебаться. Могу ли я сделать один из трех шагов, которые приведут меня к цели, без моей обычной осторожности думать о последствиях? Могу ли я выйти за Мидуинтера, не зная заранее, как уничтожить препятствие иметь мужа, когда наступит время, которое превратит меня из жены живого Армадэля во вдову Армадэля умершего.
Почему я не могу думать об этом, когда знаю, что должна думать об этом? Почему я не могу так твёрдо взглянуть на это, как гляжу на всё остальное? Я чувствую его поцелуи на губах моих; я чувствую его слезы на груди моей; я чувствую, как его руки обнимают меня. Он далеко отсюда, в Лондоне, а между тем он здесь и не даёт мне думать об этом!
Почему не могу я немного подождать? Почему мне не предоставить времени помочь себе? Времени? Сегодня суббота. Какая нужда думать об этом, если я не хочу? Сегодня почта в Лондон не идёт, я должна ждать. Если отдам письмо на почту, оно не пойдёт. Притом, может быть, завтра получу известие от миссис Ольдершо. Я должна подождать от неё письма. Я не могу считать себя свободной женщиной, пока не узнаю, что намерена делать миссис Ольдершо. Необходимо подождать до завтра. Я сниму шляпку и запру письмо в письменную шкатулку.
* * *
Воскресенье утром. Нельзя устоять! Обстоятельства одно за другим побуждают меня: они толпятся, толпятся и толкают меня все к одному.
Я получила ответ миссис Ольдершо. Эта негодная тварь ползает передо мной и льстит мне. Я могу представить так же ясно, как бы она призналась мне, что старуха подозревает, что я намерена добиться успеха в Торп-Эмброзе без её помощи. Видя, что угрозы для меня бесполезны, она старается теперь мне льстить. Я опять её возлюбленная Лидия! Она обижается на то, как я могла вообразить, что она была действительно намерена арестовать своего задушевного друга, и умоляет меня, как милость для неё, продлить срок расписки!
Я говорю ещё раз: ни одно человеческое существо не могло бы устоять против задуманного в моём положении. Сколько раз я старалась избавиться от искушения, и каждый раз обстоятельства гонят меня. Я не могу бороться долее. Почта, отвозящая мои письма, сегодня вечером отвезёт между прочими и моё письмо к Мидуинтеру.
Сегодня вечером! Если я позволю себе ждать до вечера, ещё что-нибудь может случиться. Если я позволю себе ждать до вечера, я опять могу поколебаться. Мне надоело мучиться в нерешительности. Я должна и хочу облегчить себе жизнь в настоящем, чего бы то ни стоило в будущем. Моё письмо к Мидуинтеру сведёт меня с ума, если дальше останется в моей шкатулке. Я могу отдать его на почту через десять минут — и отдам!
Сделано. Первый из трех шагов, ведущих меня к цели, сделан. Душа моя стала спокойнее, письмо отдано на почту.
Мидуинтер получит его завтра. До конца этой недели все должны увидеть, как Армадэль оставит Торп-Эмброз, и все должны увидеть, что и я оставляю Торп-Эмброз вместе с ним.
Взглянула ли я на последствия моего брака с Мидуинтером? Нет! Знаю ли я, как уничтожить препятствие, которое я встречу со стороны моего мужа, когда наступит время, которое превратит меня из жены живого Армадэля во вдову Армадэля умершего?
Нет! Когда наступит время, я должна разрушить это препятствие, как смогу. Стало быть, я слепо решаюсь — относительно Мидуинтера — на этот страшный риск? Да, слепо. Не лишилась ли я рассудка? Весьма вероятно. Или я так люблю его, что не решаюсь прямо взглянуть на это? Вероятно. Кому до этого нужда?
Я не хочу, не хочу, не хочу думать об этом! Разве у меня нет собственной воли? И неужели я не могу, если хочу, думать о чем-нибудь другом?
Вот раболепное письмо матушки Иезавели. Есть о чём думать. Я буду отвечать на это письмо. Я расположена написать матушке Иезавели.
Конец письма мисс Гуильт к миссис Ольдершо.
«…я сказала вам, когда прервала моё письмо, что я подожду, прежде чем кончу, и спрошу мой дневник: могу ли я, не опасаясь, сказать вам, что я теперь собираюсь сделать? Я спрашивала, и мой дневник ответил. „Не говорите ей!“ При таких обстоятельствах я кончаю моё письмо — с нижайшими извинениями, что оставляю вас в неведении.
Я, вероятно, скоро буду в Лондоне — и смогу рассказать вам словесно при встрече, что считаю не безопасным написать. Помните: я не даю обещания! Всё будет зависеть от того, как я буду расположена к вам в то время. Я не сомневаюсь в вашей скромности, но (при некоторых обстоятельствах) я не совсем уверена в вашем мужестве.
Л. Г.
Весьма вам благодарна за позволение продлить срок расписки. Я отказываюсь воспользоваться вашим предложением. Деньги будут готовы ко времени, когда надо будет их платить. У меня теперь есть друг в Лондоне, который заплатит, когда я попрошу его. Желаете ли вы знать, кто этот друг? Вы пожелаете узнать ещё кое-что, миссис Ольдершо, прежде чем несколько дней пронесётся над вашей и моей головой».
Глава XI
ЛЮБОВЬ И ЗАКОН
Утром в понедельник двадцать восьмого июля мисс Гуильт, опять подсматривавшая за Аллэном и Нили, дошла до своего обычного наблюдательного поста в парке своим привычным окольным путём.
Она немного удивилась, найдя Нили одну на месте свидания. Она ещё больше удивилась, когда опоздавший Аллэн явился через десять минут с большой книгой под мышкой и сказал в своё извинение, что он опоздал, потому что отыскивал книги и нашёл только одну, которая по-видимому, могла вознаградить хоть сколько-нибудь Нили и его самого за труд просматривать её.
Если бы мисс Гуильт подождала ещё немного в парке в прошлую субботу и услышала окончание разговора любовников, она без труда поняла бы так же, как и Нили, необходимость книги, принесённой Аллэном, и извинение его за опоздание.
В жизни есть один исключительный случай — брак, когда даже самые молоденькие девушки становятся способными (более или менее эмоционально) взглянуть на его последствия. В последнюю минуту субботнего свидания воображение Нили вдруг обратилось к будущему, и она совершенно смутила Аллэна, спросив, наказывается ли законом побег? Память подсказала ей, что она читала где-то, когда-то, в какой-то книге (вероятно, в романе) о побеге с ужасным концом: невесту притащили домой в истерике, а жениха заставили томиться в тюрьме и обстригли все его прекрасные волосы по приговору парламента. Положим, что она могла бы согласиться на побег — на что определённо отказывалась дать обещание, — она должна прежде узнать, не надо ли опасаться того, что кроме пастора и пономаря полиция может вмешаться в её замужество. Аллэн, как мужчина, должен знать это, и к Аллэну она обратилась за информацией с предварительным уверением, что она скорее тысячу раз умрёт от любви, чем послужит невольной причиной того, что он будет томиться в тюрьме и что обстригут его волосы по приговору парламента.
— Над этим нечего смеяться, — решительно сказала Нили в заключение. — Я отказываюсь даже думать о нашем браке, пока не выясню насчёт закона.
— Но я ничего не знаю о законе, даже столько, сколько знаете вы, — сказал Аллэн. — К чёрту закон! Мне всё равно, если волосы мои будут обстрижены. Рискнём!
— Рискнуть? — с негодованием повторила Нили. — Разве вы не уважаете меня? Я не хочу рисковать! Где есть воля, там есть и возможность. Вы должны сами разобраться с законом.
— Постараюсь от всего сердца, — сказал Аллэн. — Но как?
— Разумеется, из книг. В вашей огромной библиотеке в большом доме должно быть множества сведений. Если вы истинно любите меня, вы не откажетесь пересмотреть заглавие нескольких тысяч книг и все выяснить.
