— Над этим нечего смеяться, — решительно сказала Нили в заключение. — Я отказываюсь даже думать о нашем браке, пока не выясню насчёт закона.
— Но я ничего не знаю о законе, даже столько, сколько знаете вы, — сказал Аллэн. — К чёрту закон! Мне всё равно, если волосы мои будут обстрижены. Рискнём!
— Рискнуть? — с негодованием повторила Нили. — Разве вы не уважаете меня? Я не хочу рисковать! Где есть воля, там есть и возможность. Вы должны сами разобраться с законом.
— Постараюсь от всего сердца, — сказал Аллэн. — Но как?
— Разумеется, из книг. В вашей огромной библиотеке в большом доме должно быть множества сведений. Если вы истинно любите меня, вы не откажетесь пересмотреть заглавие нескольких тысяч книг и все выяснить.
— Я пересмотрю заглавие и десяти тысяч! — с жаром закричал Аллэн. — Скажите мне, что я должен пересмотреть?
— Законы, разумеется! Когда вы увидите «Закон» в заглавии, раскройте эту книгу и отыщите «Брак», прочтите каждое слово, а потом придите и объявите мне. Что? Вы думаете, что на вашу голову нельзя положиться в такой простой вещи, как эта?
— Конечно нет, — отвечал Аллэн. — Не можете ли вы помочь мне?
— Разумеется, могу, если вы не можете справиться без меня. Законы, может быть, трудны, но они не могут быть труднее музыки, а я должна и хочу узнать все. Привезите мне все книги, какие сможете найти, в понедельник утром на тачке, если их будет много и если вы не сможете устроить иначе.
Результатом разговора было появление Аллэна в парке с томом «Комментарий» Блэкстона в роковое утро понедельника, когда письменное согласие мисс Гуильт на брак было отправлено Мидуинтеру. Тут снова, как во многих других людских судьбах, великое противоречие элементов смешного и страшного столкнулись вместе с тем законом контраста, который является одним из основных законов человеческой жизни. Среди всех надвигающихся осложнений, нависших над их головами, — с тенью замышляемого убийства, прокрадывавшегося уже к одному из них, из тайного убежища, скрывавшего мисс Гуильт, — они оба сидели, не представляя своего будущего, с книгой в руках, старательно изучая законы о браке с серьёзной решимостью понять юридическую казуистику, которая для таких молодых людей была чрезвычайно смешна сама по себе.
— Найдите это место, — сказала Нили, как только они удобно уселись. — Мы должны разделить труд. Вы будете читать, а я записывать.
Она вынула небольшую записную книжку и карандаш и раскрыла её посредине, там, где была чистая страница с правой и левой стороны. На верху правой страницы она написала слова: «хорошее», на верху левой страницы — «дурное».
— «Хорошее» значит, когда закон будет на нашей стороне, — объяснила она, — а «дурное» — когда закон против нас. Мы будем писать хорошее и дурное напротив одно другого на обеих страницах, а когда дойдём до конца, подведём итог и будем действовать, соображаясь с законом. Говорят, что девушки не понимают дел. Неужели не понимают? Не смотрите на меня, смотрите в книгу и начинайте.
— Не хотите ли вы поцеловать меня прежде? — спросил Аллэн.
— Очень не хочу. В нашем серьёзном положении, когда мы оба должны изощрить наш ум, я удивляюсь, как вы можете желать чего-нибудь подобного!
— Я желаю для того, — сказал бессовестный Аллэн, — что я чувствую, это прояснит мне мысли.
— О! Если это прояснит вам мысли, это другое дело. Я, разумеется, должна прояснить ваши мысли, чего бы мне это ни стоило. Только будьте осторожны с Блэкстоном, — шепнула она кокетливо, — а то вы смешаете страницу.
В разговоре наступила пауза. Блэкстон и записная книжка вместе скатились на землю.
— Если это опять случится, — сказала Нили, поднимая записную книжку, между тем как её глаза сияли и щеки горели, — я буду сидеть к вам спиной всё время. Будете вы продолжать?
Аллэн нашёл страницу во второй раз и, очертя голову, погрузился в бездонную пучину английских законов.
— Страница двести восьмая, — начал он, — «Закон о муже и жене». Вот этого я не понимаю: «Надо заметить вообще, что закон смотрит на брак как на контракт». Что это значит? Я думал, что контракт — это бумага, которую подписывают подрядчики, когда обещают вывести рабочих в условленное время; а когда это время наступает (как говорила моя бедная матушка), рабочие никогда не уходят.
— О любви нет ничего? — спросила Нили. — Посмотрите несколько ниже.
— Ни слова. Он всё время твердит о своём проклятом контракте.
— Экий злодей! Перейдём к чему-нибудь другому, более к нам подходящему.
— Вот это больше к нам подходит: «Неспособности». «Если соединяются люди юридически неспособные, это блудный, а не супружеский союз». Блэкстон любит длинные фразы, не правда ли? Желал бы я знать, что он подразумевает под словом «блудный»? «Первая из этих юридических неспособностей — прежний брак, и, имея в живых другого мужа или другую жену…»
— Постойте! — перебила Нили. — Я должна это записать.
Она серьёзно сделала первую запись на странице озаглавленной: «хорошее»: «Я не имею мужа, а Аллэн не имеет жены, мы оба не женаты в настоящее время».
— Пока все хорошо, — заметил Аллэн, смотря через её плечо.
— Продолжайте, — сказала Нили. — Что далее?
— «Следующая неспособность, — продолжал Аллэн, — несовершеннолетие. Лета, потребные для супружества, четырнадцать в мужчине и двенадцать в женщине». Блэкстон начинает довольно рано, по крайней мере! — весело вскричал Аллэн.
Нили была слишком занята делом, чтоб сделать замечание со своей стороны. Она записала опять на странице «хорошей»: «Я в таких летах, что согласиться могу, и Аллэн тоже».
— Продолжайте! — сказала она, смотря через плечо чтеца. — Бросим эти рассуждения Блэкстона о том, как муж в надлежащих летах, а жена моложе двенадцати. Гнусный человек! Жена моложе двенадцати! Перейдите к третьей неспособности, если она есть.
— «Третья неспособность, — продолжал Аллэн, — неимение рассудка».
Нили немедленно сделала третью запись на стороне «хорошей»: «Аллэн и я в полном рассудке».
— Перейдите к другой странице.
Аллэн перешёл.
— «Четвёртая неспособность относится к близости родства».
Четвёртая запись немедленно появилась на хорошей стороне записной книжки: «Он любит меня, а я люблю его, и мы все не родня друг другу».
— Есть ещё что-нибудь? — спросила Нили, нетерпеливо стуча по своему подбородку кончиком карандаша.
— Много ещё, — отвечал Аллэн. — И все иероглифами, посмотрите: «Marriage Acts, 4 geo. id, с. 76. and 6 and 7 Will. id, с 85 с. (q)». Тут, верно, рассудок Блэкстона немного помутился. Не посмотреть ли нам далее, не образумился ли он на следующей странице?
— Подождите немножко, — сказала Нили, — что это я вижу в середине?
Она читала с минуту молча, через плечо Аллэна, а потом вдруг с отчаянием всплеснула руками.
— Я знала, что я была права! — воскликнула она. — О, Боже! Вот это здесь!
— Где? — спросил Аллэн. — Я ничего не вижу о том, чтобы томиться в тюрьме и обстригать волосы, разве только это подразумевается в иероглифах: 4 geo. id. — значит «посадить его в тюрьму», а с. 85. (q) — «послать за цирюльником».
— Пожалуйста, будьте серьёзнее, — увещевала Нили. — Мы оба сидим на вулкане. Вот, — сказала она, указывая на одно место, — прочтите! Вот это, может быть, образумит вас насчёт нашего положения.
Аллэн прокашлялся, а Нили держала карандаш наготове на неприятной стороне записи, то есть на странице, озаглавленной «дурное».
— «И так как цель нашего закона, — начал Аллэн. — предупреждать браки людей моложе двадцати одного года без согласия родителей или опекунов…»
Нили сделала первую запись на стороне «дурное»: «Мне только семнадцать лет и обстоятельства запрещают мне признаться папа в моей привязанности».
— «…постановлено, что в случае оглашения в церкви брака лица моложе двадцати одного года, которое не вдовец и не вдова, считающиеся эмансипированными…»
Нили записала на «дурной» стороне: «Аллэн ещё не вдовец, а я не вдова, следовательно, никто из нас не эмансипирован».
— «…если отец или опекун открыто изъявляет своё несогласие в то время, как оглашают в церкви…»
— Папа непременно это сделает…
— «…такие оглашения считаются недействительными». Я здесь переведу дух, если вы позволите, — сказал Аллэн. — Блэкстон мог бы написать более короткими фразами, если уже не мог совсем покороче. Развеселитесь, Нили: должны быть какие-нибудь другие способы венчания, кроме этого окольного пути, который кончается оглашением и недействительностью. Адская тарабарщина! Я сам мог бы написать глаже.
— Мы ещё не дошли до конца, — сказала Нили. — Недействительность ничего не значит в сравнении с тем, что будет.
— Что бы это ни было, — возразил Аллэн, — мы поступим с этим как с лекарством: примем за раз и покончим.
Он продолжал читать:
— «А позволение обвенчаться без оглашения не будет дано, если один из венчающихся не присягнёт, что нет никакой помехи насчёт родства…» Ну, в этом я могу присягнуть с чистой совестью! Что дальше? «Одна из венчающихся сторон должна в продолжение двух недель, непосредственно предшествующих этому позволению, жить в своём обыкновенном месте жительства, в том приходе, где должно происходить венчание». Я с величайшим удовольствием проживу две недели в собачьей конуре. Все это, Нили, очень просто. Вы зачем качаете головой? Продолжать — и я увижу? О! Очень хорошо, я буду продолжать. Вот мы остановились здесь: «А когда одна из сказанных сторон, не будучи ни вдовою, ни вдовцом, будет моложе двадцати одного года, должна прежде присягнуть, что согласие лица или лиц, согласие которых требуется, было получено, или что нет такого лица, которое имеет право давать согласие. Согласие требуемое есть согласие… — При этих последних грозных словах Аллэн вдруг остановился:
