– Да.
Буров насторожился, он почувствовал, что этаким отеческим тоном, на который неожиданно переключился майор, тот пытается усыпить его, Андрея, бдительность, с тем чтобы огорошить очередной атакой, нанести новый коварный удар.
– Ты не напрягайся, – сказал Климов. – Не надо. Сидишь как на иголках, думаешь, я тебе сейчас какой-нибудь вопрос на засыпку подкину. Не подкину. Ты для меня, Андрюша, ясен, как белый день. Человек ты неглупый, понимаешь, что деваться тебе некуда и отныне будешь делать все, что тебе здесь скажут. И делать это ты будешь честно, изо всех своих сил. Ведь так?
– Так, – серьезно ответил Андрей.
– Ну вот, значит, нечего тратить время на всякие прелюдии. Слушай меня внимательно. Я перехожу к сути дела.
"Суть дела" распахнула перед ошеломленным Буровым такие сияющие перспективы, о которых он и помыслить не мог. Климов предлагал ему работу – настоящую работу – в только что организованном Ленинградском рок-клубе. То, что клуб открылся по инициативе Большого Дома, для Бурова и раньше не было секретом, он только не понимал, зачем "комитетчикам" палить из пушки по воробьям, строить целую бюрократическую структуру ради такой мелочи, как питерские рок-музыканты. Если их нужно контролировать, то, во-первых, эта публика достаточно малочисленна, а во-вторых, они все на виду, бери любого, их квартиры, места встреч, репетиционные "точки" – отнюдь не тайна за семью печатями. И только теперь, благодаря информации, которую ему выдавал майор – строго дозированно, как понимал Буров, – все начало становиться на свои места.
– Запоминай, Андрей.
Майор достал из ящика стола несколько фотографий.
– Вот это – некто Алжир. – Климов протянул Андрею первую карточку.
– Так я его знаю. Костик. Господи ты боже мой…
– Знаешь – хорошо. Дальше. Матвеев. Заканчивает…
– Кажется, военмех, – подхватил Андрей.
– Смотрю, ты и вправду в курсе дела, – сказал майор.
– Я же вам говорил…
– Хорошо.
Майор посвящал Андрея в тонкости предстоящей работы еще минут тридцать. Потом, закончив беседу, сказал:
– Домой, Андрюша, добирайся сам. Мы тебя, извини, подвозить не будем. И вообще, чем меньше со мной будет контактов, тем лучше. И помни, что ты…
– Я понимаю, – кивнул Андрей.
– И вот еще что… Подпиши-ка мне эту бумажку…
Майор придвинул к Андрею неизвестно как появившийся на столе листок.
"Подписка, – подумал Буров. – О неразглашении…"
Он бросил взгляд на бумагу.
"В случае разглашения…"
Дальше Андрей читать не стал. Он понимал, что стоит ему дать Климову хотя бы ничтожный повод усомниться в его, Бурова, благонадежности, майор его просто в порошок сотрет. В буквальном смысле. Тут, в этом кабинете, никакими метафорами даже не пахло. Чистый реализм, дистиллированный. Социалистический. В самой хрестоматийной его форме.
– Да, – повторил Буров. – Всех помню. А вот вас, Александр Михайлович, нет.
– Ну, это ничего, – ответил Шурик. – Значит, теперь я тоже внесен в анналы.
– Куда?
– В анналы.
– А-а, ну-ну.
Буров усмехнулся. Рябой оглядел зал, придвинул к себе тарелку с ломтями красной рыбы, зеленью и тоненькими кусочками сыра.
– Как идет ваше дело?
– Какое? – спросил Буров. – У меня их, Александр Михайлович, столько…
– Ну как же… Меня интересует, конечно же, Леков. Что там случилось, не выяснили еще?
– А меня-то как это дело интересует, вы, Александр Михайлович, даже и представить себе не можете!
– Что так? – спросил Шурик.
– Да ведь покойника-то до сих пор не идентифицировали.
– То есть? Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что сказал.
– Вы думаете, Андрей Петрович, это не Леков там сгорел?
– Не знаю. Может быть, он, а может быть, и нет. Фактов не имеем-с.
– Но ведь похоронили уже…
– Ага. Именно так похоронили, заметьте, чтобы и эксгумацию невозможно было сделать. То есть не похоронили, а пепел развеяли. Ищи ветра в поле. В данном случае очень точное выражение…
– Вы что, серьезно? Это же…
– Я совершенно серьезен, – сказал Буров. – И в этой связи, Александр Михайлович, у меня к вам есть несколько вопросов.
– Да ради бога… Пожалуйста.
– Я хотел спросить, как у вас вообще дела идут.
– Какие дела?
– Я имею в виду вашу основную работу.
Буров выделил слово "основную", подчеркивая, что ему известно много больше, чем, возможно, хотел бы Рябой.
– Хм… А что такое? Нормально идут дела… Пашем…
– Хочу вас предостеречь, просто по-дружески… Мы ведь вроде как свои, можно сказать, люди?
– Надеюсь.
– Так вот. Могу сообщить, что на небезызвестной вам фирме "ВВВ" строятся гигантские планы. Вавилов… Вы с ним знакомы?
– Конечно.
– Так вот. Он укрупняется… Речь идет о настоящей монополии.
– Монополии, простите, на что?
– На все. На концертную деятельность, на производство носителей – компакт-дисков, кассет…
– Андрей! – Рябой назвал следователя по имени не случайно. Он как бы показывал, что Буров сейчас заехал на чужое поле, на территорию, которую почти не знает, и затронул вопросы, в которых очень слабо разбирается. – Я вот что хочу вам сказать, Андрей. То, о чем вы говорите, совершенно нереально. Совершенно. Об этом даже речи быть не может. Это утопия.
– Ну почему же? Если взять, к примеру, Запад…
– А что Запад?
– Там ведь давно уже произошел процесс слияния. Кто царит на рынке? "Полиграм", "Би-Эм-Джи", "Сони", "Уорнер". И, собственно говоря, все. Остальные по сравнению с ними ничто. Сотни фирм, которые в конечном итоге выпускают свою продукцию через этих монстров…
– А вы, Андрюша, в курсе дела…
– Естественно. Это же мой хлеб.
Рябой отметил замечание насчет хлеба, которое то ли специально, то ли случайно вырвалось у Бурова. Если разобраться, хлеб следователя Бурова мог лежать только в Московской городской прокуратуре. Ну, может быть, еще в двух-трех адвокатских конторах. Но уж никак не в "Полиграме" или "Сони".
– Вот Вавилов и хочет, так сказать, приватизировать наш рынок, – продолжил следователь. – Он в России не особенно большой. По сравнению с Западом, конечно. Господин из "ВВВ" думает, что сдюжит все это дело в одиночку. А мне интересно – в курсе ли ваш шеф, Гольцман? То есть в курсе ли он происходящего?
– Вы считаете, это можно рассматривать уже не как планирующееся, а как происходящее? – спросил Шурик.
– Для Вавилова это одно и тоже. Он всегда добивается того, что запланировал. По крайней мере, так было до сих пор.
– Спасибо за предупреждение. Я сегодня же свяжусь с Гольцманом. Только, честно говоря, я слабо представляю, как Вавилов планирует все это устроить.
– Да очень просто. Перекупит артистов. Наймет работников из конкурирующих фирм. А тех, кто к нему не пойдет, просто придушит. Вот и все. Понятно, что не он один будет заниматься всей страной. Просто все продюсерские фирмы перейдут под его крышу.
– Да… Интересно. А скажите, какая связь между тем, что мы сейчас обсуждаем, и Лековым? Мы ведь с него начали?
– Связь есть, как ни странно. Тут меня даже не сам Леков интересует, а хозяин его дачи, Кудрявцев. Вы с ним тоже знакомы?
– Отчасти. Шапочно, можно сказать.
– Вот Кудрявцев меня сейчас больше всего интересует. Темный он человек, Александр Михайлович, очень темный. И, насколько я понимаю, каким-то боком задействован в этой вавиловской истории. А каким – понять не могу. Но ощущение такое, что задействован он с нехорошей стороны. Чего греха таить, в делах такого масштаба без криминала не обходится. Черный нал, "крыши"… Да сами знаете, что я вам рассказываю…
Рябой на этот раз предпочел отмолчаться. Буров сделал вид, что не заметил реакции собеседника, и как ни в чем не бывало продолжил:
– Я ведь в Москву из Питера перешел не случайно. Если честно, были неприятности. И неприятности эти, как я сейчас понимаю, связаны именно с господином Кудрявцевым.
– Да? – спросил Шурик, не зная, что сказать.
– Да-да. Я в Ленинграде занимался отслеживанием контрабанды, вывоза за рубеж произведений современного искусства. А господин Кудрявцев уже тогда имел к этому делу легкое касательство. В Москве его шерстили, но он так, гад, замаскировался, так обставился со всех сторон, что было не подкопаться. Связей в верхах у него тоже хватало. А когда я подобрался с одной стороны к его деятельности, он и нажал где нужно… Меня сразу от дела отстранили и перевели в столицу, как бы на повышение. Знаете, как это бывает. Дело закрыли. Мне – работку славную… Все довольны. Кроме меня.
– Бывает, – вздохнул Шурик.
– Так вот, Александр Михайлович… По дружбе. Я в долгу не останусь…
Шурик помрачнел.
– Да не туманьтесь вы так, я же не прошу вас стучать. Просто информируйте меня, если у вас в Питере, я имею в виду, по вашим делам, по "Норду", каким-то боком всплывет фамилия Кудрявцева. В любой связи. Ладно? Просто мне сообщите, а дальше уж я сам. Договорились?
