Перелез я туда, и моему взору такая картина открылась, что ни в сказке сказать ни пером описать. Красота! Все поспело — яблоки, вишни, сливы, и все это утопает в густой зелени, кое-где слегка тронутой желтыми мазками. Вся деревня как на ладони, даже самая дальняя, Игнатьевская, изба видна и подступающий к ней вплотную Воровской лес.
А вниз посмотрел, и сад показался мне игрушечным. Слева несколько грядок с огромными, уродившимися на славу, кочанами капусты, потом аккуратно посаженные и ухоженные кусты красной и черной смородины, колючий крыжовник и заросли малины, звенящие от осиного жужжания, изредка перекрываемого солидным гудением шмеля, ближе к дому Серегина гордость — бассейн, на дне которого без признаков жизни валялся помощник депутата, вокруг бассейна яблони, а в конце сада сливы и высоченные березы, под которыми устроен шалаш, чтоб было где воровские ночи коротать. Иллюзия такая, что руку протяни, и если Аргон ее не откусит, то запросто надергаешь лука, не слезая с крыши, и сиди, грызи свежую зелень и любуйся на небо, превращенное березами в синее кружево.
А знаете, почему этот лес Воровским называют? Я в двух словах, мне Тимофевна рассказала.
В прежние времена, кажется, еще при Екатерине в этих дебрях находился разбойничий скоп, за что лес и получил свое название. А отсюда пошли и «воровские ночи». Август в этих краях обычно бывает дождливым и прохладным, но, как правило, в конце месяца выпадает несколько жарких и ясных денечков. И тогда берегитесь, ленивые хозяева! Если ночью не выставить караул, то не сбережешь антоновку ни до бабьего лета, ни тем более до первых заморозков, когда эти яблоки особенно сладки. И смотри, не возводи потом напраслину на добрых соседей! Разве кто из них позарится на чужое добро?! Зато всегда найдутся два-три человека, которые подтвердят, что при отблеске от костра видели черные тени, пробиравшиеся от Воровского леса мимо Игнатьевской избы в сторону твоего дома. Вот и появился обычай такой у молодежи: коротать эти ночи в шалашах за огородами. Еще днем заготавливаются дрова и шашлык, к вечеру разжигаются костры и по всей деревне слышен душистый запах дыма от горящих высохших вишен. Где-нибудь в стороне собирается большой общий костер, играет гармоника, парни, разгоряченные самогоном, прыгают через огонь, а девчонки лузгают семечки и хихикают, ребятишки помладше перебегают стайками от шалаша к шалашу, угощаются печеным картофелем, запивают родниковой водой и квасом. Женщины водят хоровод, а мужики пускаются в присядку.
Эх, мать-перемать!Воровские ночи!Захотелось мне в кровать,а жена не хочет!
Темнеет и люди превращаются в черные неразличимые силуэты, они разбредаются по своим шалашам, отдельные парочки исчезают в темноте, ребятишки расходятся по домам, матери кличут дочерей, а ночь отзывается веселым смехом и озорными частушками.
Не пускай, маманя, дочь!Воровская нынче ночь!Пусть герой-любовникпогрызет крыжовник!
Незаметно веселье затихает, кажется, еще немного и тишина воцарится такая, что услышишь шорох падающих звездочек, и вдруг громкий выстрел оглушает деревню.
— Попал?!
— Упустил! — отзывается стрелявший.
И через секунду сторожа палят из двустволок в небо и громко кричат:
— Держи вора!
Вся округа наполняется грохотом и веселым гвалтом, пахнет порохом. Потом затихает и этот бурный всплеск, докуриваются последние папироски, еще пару раз бабахнут чьи-то ружья и деревня откликнется дружными матюками в адрес запоздавших стрелков. Уставшие сторожа укладываются спать, и сладко спится им под лай собак, мычание потревоженной скотины и плач напуганных детишек.
Эх, мать-перемать!Воровские ночи!Захотелось мне поспать,а жена не хочет!
Смотрел я на шалаш и думал: хорошо Сереге! Никакой тебе городской суеты, отдыхай себе, дыши свежим воздухом, любуйся звездами и пали в небо из табельного «Макарова».
Размышления мои прервал стук молотка: это Тимофевна начала оконные рамы заколачивать, чтобы ночью сбежавший дезертир к нам не залез.
Вы спросите, а какое отношение имеет ефрейтор Сидоров к этой деревне, если ракетная часть, из которой он дезертировал, расположена аж в Тюменской области? Честно говоря, мы тоже считали, что никакого. Но вот Тимофевне эта богом забытая дыра представлялась центром уж если не Вселенной, то, по меньшей мере, России, и посему, считала она, куда бы этот дезертир Сидоров не подался из Тюменской области, где расположена его ракетная часть, путь его непременно пройдет через ее родные края. Узнав о том, что прошло трое суток с тех пор, как ефрейтор Сидоров — слава богу, никого не расстреляв, как это водится в российской армии, — сбежал из ракетной части, и прикинув расстояние от Тюмени до их деревни, после нехитрых расчетов Тимофевна пришла к выводу, что пока мы с собакой воюем, этот самый дезертир как раз где-то поблизости и прячется, в Воровском лесу, например, или в Игнатьевской избе, что стоит ближе всех к Воровскому лесу и уже два года как заколочена.
Вот почему, пока я на окрестности любовался, она оконные рамы гвоздями забила.
В какой-то момент стук молотка был прерван Шуриком.
— Ребята, я съезжу тут недалеко, вернусь часа через два-три! — крикнул он с улицы.
Я тут же сообразил, что Шурик остался единственным из нас, до кого Аргону не добраться, и нужно как-нибудь этим воспользоваться. Я выпрямился, но было поздно: Шурик с Кузьмичем на «запорожце» уже подъезжали к шоссе. «Не иначе, как поехал красный флаг водружать, хренов Казанова!» — выругался я.
Кстати, с ним и в этот раз на вокзале казус приключился. Произошло вот что. Я в двух словах.
Мы когда с поезда сошли, у нас заминка случилась: никак не могли решить, сразу ли отправиться на автобусную остановку или сперва в буфет заглянуть? Борька настаивал на том, что у нас запасов вполне достаточно, и мы уже было согласились с ним, но тут заметили на перроне возле столба с часами необыкновенно стройную брюнетку в белых брючках в обтяжку в черную полоску.
— Подняли бревнышко! — воскликнул Хобыч и всучил коробку с пилой Шурику. — В буфет, господа!
Ну, вы представляете себе, что это такое — женская попка, в обтяжку в белых брючках в черную полоску?! Шурик как увидел ее, так у него сразу встал чуб как у ирокеза, еще б немного и он бы заулюлюкал, и замахал бы пилой вместо томагавка!
— Здравствуйте, барышня, я Дубровский, — сообщил Хобыч прекрасной незнакомке, — а вы настолько очаровательны, что мы никак не могли пройти мимо, не представившись! Кстати, позвольте познакомить вас с моим другом, он, между прочим, писатель…
При этих словах я распрямил плечи, подтянул живот и постарался изобразить из себя этакого простецкого парня, ведь это я пишу повести и рассказы, и все об этом знают. Но у Хобыча в голове все перепуталось, и он подтолкнул к обалдевшей девушке не меня, а Шурика.
— Его зовут Александром, и сейчас в вашу честь состоится вынос красного знамени! Ну, а мы покамест опрокинем в буфете по рюмашке!
И Толик увлек всех в привокзальный буфет, оставив Шурика наедине с девушкой. Мы отстояли небольшую очередь, взяли бутылочку «Жириновской» и сели за столик у окошка. И едва мы пропустили по одной либерально-демократической, смотрим: по платформе в нашу сторону торопливо, на ходу утирая рукавом нос, семенит Шурик. При этом у него был такой несчастный вид — прямо как у ковбоя «Хаггис», оставшегося в ответственный момент без памперса. Он вошел в здание вокзала и, пока проходил через турникет, на секунду исчез из поля зрения, и за этот малюсенький промежуток времени с ним произошла неожиданная метаморфоза, потому что он предстал перед нами страшно разъяренным, казалось, отбери у него пилу «Аллигатор» и выпусти против медведя гризли, так он порвет зверя голыми руками!
— Пойдем! — скомандовал он, обращаясь к Хобычу.
— Любезный, а что, собственно, случилось? — поинтересовался Толик.
— Нужно рожу кое-кому начистить! — безапелляционно заявил Шурик.
Оказалось, что как только мы оставили его наедине с незнакомкой, девушка порекомендовала нашему Дон Жуану во избежание скандала валить подобру-поздорову за нами следом, пока не появились ее друзья, которые должны ее встречать. Шурику, конечно же, не улыбалось скандалить с неизвестными друзьями, и он решил отступить, но не слишком поспешно, чтобы незнакомая красавица не заподозрила его в малодушии. И он, снисходительно похлопав ладонью по ее чемодану, стоявшему рядом, предложил свои услуги на случай, если друзья вдруг да не придут встречать ее. В ответ девушка заявила, что они обязательно придут, и если это случится до того, как Шурик уберется, то назвать скандалом то, что произойдет дальше, не совсем точно, поскольку это будет не скандал, а мордобитие. Тут бы ему и убраться подобру-поздорову, но после прозвучавшей угрозы поспешное отступление показалось ему делом совсем постыдным. Уж очень не хотелось в глазах незнакомки выглядеть трусом.
