— Что тебе снилось?..
— Я видел свою смерть…
— Смерти нет… — сказал философ.
— Смерть — это убежище для смертных… — сказал писатель.
— И участь всего смердящего… — сказал прохожий. — Но продолжайте, почему вы замолчали?..
— Слушаю цикад…
— А вы что пишете?..
— Все что-то пишут…
— Одни пишут доносы, а другие допросы…
— Он пытается дописать книгу, у которой нет начала и конца… — заговорил артист. — К воде повествования как будто примешано вино… прошлой ночью он захмелел и уснул… и ему приснился сон, как будто он лежу на своем одре и листает эту книгу… ее только что напечатали… буквы казались живыми… они только что не говорили…
— Все писатели одинаковы… — сказал прохожий. — У меня брат был писателем… и что он мог?.. только пыль пускать в глаза…
— А что с ним случилось?..
— Он написал книгу эпиграмм и попал в немилость у властей…
— Я знал его… — заговорил старик в очках. — Наверное, вы помните эту странную историю с поджогом театра?..
— Нет… расскажи…
Старик в очках начал рассказ, привлекший внимание прохожих. Собралась толпа.
Старика слушали даже цикады.
— Умолчу о подробностях, чтобы не рисовать удручающую картину печали и слез. — старик в очках умолк.
— Жуткая история… я до сих пор не могу опомниться… — Артист невольно вздохнул. Что претерпевают в желтом доме узники, было ему хорошо известно.
— Я вам не верю… не мог поэт этого сделать…
— Мог и еще как мог… яд сочился из его стихов, а ему казалось, что он говорит нечто значительное… и он легко убеждал тех, кто был ему подобен… запятнал себя оргиями, бесстыдством и сознательным злодейством… пагубный был тип… правда, на какое-то время он стал порядочным евреем, но его разоблачили…
— Терпеть не могу евреев… прошлой ночью они распяли меня и проткнули бок копьем… — заговорил прохожий с иудиной бородкой.
— А мне жена приснилась… — сказал прохожий в клетчатом пальто, которое он не снимал, даже когда спал.
— Ищите женщину… все беды из-за женщин…
— Между прочим, из-за женщины появилась на свет «Илиада»… и появлением «Одиссеи» мы обязаны женщине… — сказал писатель. — Но я согласен с вами…
— В чем, что все женщины шлюхи?..
— Нет… нрав у женщин на самом деле непостоянен и коварен…
— Чем они заняты?.. мелят и разносят вздор… у них нет своих законченных мыслей…
— Однако их глупость порой кажется мудростью…
— Вы давно не были в городе?..
— Несколько дней…
— Говорят, там установилась порнократия, правление шлюх…
— Вы это только сейчас придумали?..
— А я во сне оказался в толпе мертвецов… — заговорил прохожий с чемоданом. — Они все были на одно лицо… присмотревшись, я обнаружил, что вместо лиц они носят личины… какой-то человек окликнул меня по имени, смеясь, обнял и говорит: «Рад тебя видеть…» — Я спросил его, глядя на толпу: «Чего они ждут?..» — Он говорит: «Они ждут звука трубы и суда… пошли отсюда, здесь никому нет дела до нас… лучше нам воскреснуть и умереть в другой раз, чтобы узнать все об аде и тамошних соблазнах…» — Мы отошли чуть в сторону и незнакомец рассказал мне свою историю… из его путаного повествования я понял только, что он служащий похоронного бюро и его подло обманула жена. — «А ведь я ее взял, можно сказать, из грязи…» — сказал незнакомец и разрыдался, закрыв лицо полой плаща. — Она и здесь не оставляет меня без внимания… — продолжил он свой рассказ. — Посылает шпионов следить за мной… видишь вон того типа с закатившимися глазами как у повешенного, который прячется в миртовых зарослях?.. это ее шпион… и, кажется, он услышал то, что ему меньше всего надо было слышать… жена боится, чтобы на суде я не раскрыл некоторые эпизоды ее биографии… опасается моих откровений… фактов у меня действительно много, однако большинство из них такого свойства, что могут навредить не только ей, но и мне…
— А моя жена имела склонность к изящному… любила философствовать… и выставлять меня идиотом… она умела создавать атмосферу зыбкости, недоверия к словам и к жизни, навязанной нам обстоятельствами…
— Ну, вы и фантазер… — артист рассмеялся.
— А вы кто?..
— Я артист…
— Все мы марионетки… и наши переживания, не более, чем переживания марионеток, которые не отличаются ни глубиной, ни оригинальностью, ни искренностью… кстати, что у вас в чемодане?.. рукописи, которые не горят?.. — старик в очках принужденно улыбнулся и продолжил монолог.
Монолог старика в очках затянулся.
Видно было, что он импровизировал, играл, скрывался за маской, иногда выглядывал из-за нее и наблюдал за слушателями.
«Надо сказать, что играет он весело, но иногда из него выглядывает бес… есть в его веселости какое-то ожесточение, обида на всех женщин, посмеявшихся над ним и предавших его… — размышлял писатель. — Он стыдится себя, стыдится своих неудач, которые он тщетно пытается утаить… кому хочется выглядеть несчастным в глазах окружающих, от которых вряд ли можно ждать сочувствия?.. поэтому он в маске и на котурнах… он неискренен, хотя его игра вызывает ощущение неподдельности…»
Пока писатель размышлял, артист придвинулся к человеку с чемоданом.
— Так вы все еще любите свою жену?.. — спросил он.
— Она меня соблазнила, ввела в обман своей улыбкой, блеском глаз… я ей поверил и понял лишь сейчас, что все это была игра… не знаю, правда, из равнодушия или со зла она так поступила со мной?..
Артист попросил человека с чемоданом рассказать ему о своей жене, который неохотно, однако уступил его просьбе и стал рассказывать, как он был околдован, как был счастлив, но, увы… нашлись доброжелатели, сообщившие ему об измене жены… он проводил дни и ночи, следя за ней.
— Я не могу рассказывать об этом во всех подробностях… когда я познакомился с ней, мне было всего 17 лет, а ей уже за 30… и она была замужем за милиционером… к тому же пьяницей… чтоб его молнией убило… нет, лучше не вспоминать…
— Тебе надо успокоиться… — пробормотал артист, едва сдерживая смех.
— А где шпион?..
— Исчез, бежал, хромой бес, опасаясь, как бы из преданности к шлюхе не остаться в этой пещере навечно… жаль, я не успел его спросить, с какой целью он следил за мной в этом аду?..
— Мне кажется, ты совсем потерял ум… ты думаешь, что мы в аду?.. эй, приди в себя?.. мы еще живы…
— Ну да, конечно, живы… ты только посмотри на меня… тощий, сморщенный, хромой… вряд ли кто возьмет меня на службу в контору… впрочем, нет, только не это… снова лесть, коварство, обман… лучше послать все и всех ко всем чертям… — сказал человек с чемоданом и умолк. К тому, что уже было сказано, он ничего больше не мог прибавить…
Мимо, прихрамывая и, волоча ногу, прошел пожилой человек.
— Боже мой, это же мой кумир… вот где довелось встретиться… — проводив пожилого человека взглядом, человек с чемоданом сморщил губы, изображая сожаление.
— Кто этот пожилой человек?.. — спросил артист.
— Поэт и мой учитель в той жизни…
— Вы думаете, мы здесь или там?..
— Что?.. я вас не понимаю… — человек с чемоданом глянул на артиста и устремился за пожилым человеком.
— Что будем делать?.. — спросил артист, обращаясь к философу и писателю.
— Ждать, пока не станет прохладнее…
— Мне кажется, жара никогда не кончится…
— Кончится… все когда-нибудь кончается…
Из темноты донеслись звуки скрипки.
Происходящее заставило людей вытаращить глаза от удивления.
Музыка прервалась, и перед слушателями сонаты предстал незнакомец со скрипкой. Чудесным образом проглоченный темнотой и исторгнутый ею, он стоял и несмело улыбался, украшенный вьющимися как у цветка гиацинта рыжими кудрями.
— Ты бог, убитый евреями и воскресший… — сказал артист. — Сыграй еще что-нибудь…
— Мне кажется он не в себе… — заговорил философ. — Стоит и улыбается чему-то… эй, скрипач, приди в себя…
— Мне кажется, он не понимает, куда попал против своего желания…
— Вы знаете его?..
— Как-то я был на его концерте… он исполнял эту же сонату… эй, постой… куда же ты?..
Человек со скрипкой скрылся в толпе прохожих.
— Прежде чем стать скрипачом, он был пианистом, как и его брат…
— А вы?.. кем были вы?..
— Лучше быть никем… — Незнакомец принужденно улыбнулся и ушел.
— Он был адвокатом… мог оправдать даже бога… — сказал прохожий.
— Я тоже мог стать адвокатом, но стал служащим похоронного бюро… хотя и не создан для этой работы… помню, как-то я пытался оправдать одного убийцу, думал он поймет, исправится, но, увы… он стал только хуже… и даже пытался меня убить, что ему, правда, не вполне удалось… его судили… чтобы отомстить мне, он пытался бежать из следственного изолятора и сломал себе шею…
