от неловкого молчания.
— Как дела во Франции? Как колледж?
— Нормально, еще год остался. — все также безэмоционально отвечала девушка.
— Нравится специальность?
— Может быть. Еще не поняла.
Девушка взяла в руки сучок и стала его ломать.
— Слушай, Джина, я знаю, что мы не ладим, но я хочу это исправить, я хочу чтобы мы общались как раньше, помнишь?
— Нечего исправлять, все впорядке.
— Брось, я же вижу что ты на меня злишься, — повышая тон, сказал Джеймс.
— Ты не поймешь. — озлобленно произнесла Имоджин.
— Я хочу попытаться. Прошу, расскажи мне.
Джина доломала сучок и принялась обламывать следующий.
— Что же, ладно, ответь мне, как часто ты выходишь на связь с родителями?
— Даже не знаю, редко. — неловко ответил парень.
— А я раз в неделю. И знаешь, что годы идут, ты отдаляешься от них все дальше, но я ни разу за все эти годы не услышала от них ни одного негативного слова о тебе, зато меня критикуют постоянно.
— Правда?
Джина стала злобно ломать ветку за веткой, что лежали у нее под рукой.
— И так было всегда. Жить в тени своего брата, ты сможешь это понять? И при этом посмотри на нас, я пошла по стопам отца, поступив на международное право, отправилась учиться во Францию, где мама держит дизайнерское агентство, специально, чтобы быть к ней поближе, и я все равно сталкиваюсь с критикой, раз за разом. «Почему ты поступила так?», Зачем тебе это? Ты сама так решила?». А ты с ними толком не видишься, колледж бросил, работы стабильной не имеешь, живешь в родительском доме, но ты для них самый лучший. Вот объясни почему так?
Джеймс опешил, он не ожидал такого потока обвинений и толком не знал что ответить.
— Я злюсь не на тебя, — продолжала Джина, — а на себя. За то, что не стала такой дочерью, какой мама с папой бы гордились, хотя все для этого делала. А ты ничего не сделал, но стал для них поводом для гордости. И это меня злит.
— Не знаю что тебе ответить.
— Конечно же нет. — фыркнула девушка, встала и пошла искать Айрис. — нам пора.
— Погоди. — Джеймс встал следом. — Я правда не знал, что ты все это время переживала. Я не знаю, почему родители так ко мне относятся. Сама знаешь они карьеристы и о нас в принципе мало думают.
— Мало, но вполне ясно: Джеймс все сделал верно, Имоджин — нет. Так что же ты сделал такого?
— Я не знаю. — Джеймс был в замешательстве. — Это нужно спросить у них. Почему ты не задала этот вопрос им.
— Потому что не хотела в этом признаваться! — Злобно крикнула она. — Доволен? Пошли уже, я хочу домой.
Парень не знал, что ответить. Он не мог говорить за мать с отцом, и причины их поведения тоже были ему неведомы. С его шестнадцати лет они редко бывали дома, их предприятия стали расти, и тогда семья и стала отдаляться друг от друга, но Джеймс всегда был близок с сестрой, пока и с ней не потерял контакт. Отец уже несколько лет жил в США, а мать во Франции, их дела шли в гору, и когда их дети выросли, они стали все меньше и меньше уделять им внимания. Джеймс созванивался с ними от силы пару раз в год, он и не думал, что Имоджин продолжает поддерживать с ними активную связь.
Айрис и Иден, сидящие по ту сторону огромного дерева, слышали весь разговор но не встревали в семейные разборки. Когда появилась Джина и предложила выдвигаться, напарники солидарно кивнули. Продолжив путь, группа снова разбилась на пары, словно в школе, мальчики спереди, девочки сзади.
— Джина, прости что лезу не в своё дело, но почему тебе так важно родительское одобрение? — спросила Айрис, когда они отошли подальше от Джеймса.
— Я не… — девушка удивилась подобному вопросу, — не знаю, это же родители, конечно же мне хочется, чтобы они меня оценивали по достоинству, ведь ближе у меня никого нет.
— Мне кажется Джеймс тебя искренне ценит, я не слышала от него критики в твой адрес.
— Знаю я, но я не могу нормально на него смотреть, в эти моменты я всегда вспоминаю, что я какая то не такая.
Айрис обернулась на парней, чтобы убедиться что они не слышат и сказала:
— Знаешь, из того что твой брат рассказывал мне о себе и своей семье, я могу сделать вывод, что он никогда не пытался им угодить, даже напротив, может дело в этом?
— Не поняла? — удивленно спросила Джина.
— Джеймс нашел свой путь и следует ему, не взирая на неудачи и мнение родных, и видимо ваши родители это уважают, может они хотели того же для тебя? Чтобы ты следовала своим путём, не спрашивая их мнения и не пытаясь с ними сблизится, а наоборот отойти, чтобы было пространство для твоего личного пути?
— Интересно, ты сделала такой вывод из пары разговоров?
— Я же посторонний для вас человек и мне легче посмотреть на ситуацию непредвзято, и все же уточню, что это лишь моё суждение, могу ошибаться.
— Нет, если подумать, меня часто ругали за несамостоятельность в детстве, может это то-же самое? Но если так, то почему они мне об этом не сказали прямо?
— Они ведь смотрят на вещи иначе, может они сами не знают, чего от тебя хотят, а может думают, что ты должна понять все сама, без их подсказок.
— Глупо как-то, почему бы не сказать прямо.
— А ты почему им прямо не сказала, что тебя расстраивает, и Джеймсу не говорила?
Имоджин удивленно открыла глаза. Она поняла, что ее поведение было ничуть не лучше поведения их родителей. Сколько это будет продолжаться, если никто так и не сделает шаг навстречу. Даже Джеймс за все пять лет не удосужился зайти дальше простого вопроса «Ты на что-то злишься?», — хотя стоило отдать должное, он хотя бы попытался. У девушки словно камень с плеч упал и она улыбнулась.
— Ты мне нравишься, — сказала Имоджин, глядя на Айрис. — Ну у нас и семейка молчунов, думаю в твоей семье таких страстей не бывало.
— Моя семья погибла, — тихо сказала Айрис, предвидя следующий вопрос сразу добавила, — это было давно.
— Мне очень жаль, — улыбка Имоджин пропала, — у тебя никого не осталось?
— Был наставник, он заменил мне отца, — все так же тихо продолжала Айрис, — А вчера он увел твоего брата в храм, чтобы узнать способ переноса острова на землю, что погубит миллионы людей.
— Ты про этого Кайдена? —
