Сухан — не поп, молитв читать не будет. Просто выслушает. Исповедь «на магнитофон» — не корректна. Как и «по почте» — кающийся должен видеть отвращение в глазах слушателя и испытывать чувство стыда. Тогда — поможет. Не знаю — чего там Макуха увидит в глазах Сухана, а насчёт стыда у княжьего вирника… Но полное представление о контенте я получу — память у «живого мертвеца» как у звукозаписывающего устройства. С исправным воспроизведением. Зомби — воспроизведёт. Как и делал каждый священник Русской Православной Церкви в течение 18, 19, 20 веков. Про 21 — говорить не буду. Как и про католицизм. Кто интересуется — классика, Этель Лилиан Войнич, «Овод».
Преподобный Серафим Саровский говорил, что вся разница между великим святым и великим грешником заключается в решимости. Святой — это грешник, который решился на то, чтобы исправить свою жизнь, и пошёл по этому пути. А Макуха… Даже решившись — уже не имеет времени пойти.
Ночь постепенно перетекала через свой экватор. «Миднайт». В моё время в этот час обновляются текущие версии программных продуктов, сбрасываются в архивы базы данных, пересчитываются курсы кораблей и валют… Сеть живёт своей странной жизнью, очищается, готовится. Чтобы с утра снова продолжить морочить мозги миллиардам своих пользователей. А здесь над головой просто проворачивается звёздный небосклон. С бессчётными мириадами звёзд. Которые совсем не бессчётные — нормальный человеческий глаз видит примерно шесть тысяч. По три — в каждом полушарии. С Магеллановыми Облаками, которые не то взорвались, не то врезались друг в друга. С Крабовидной туманностью, которая точно взорвалась в созвездии Тельца. Ещё за сто лет до меня китайцы наблюдали и описали на её месте сверхновую звезду. Наши тоже наблюдали, но внимания не обратили. А ещё где-то там, в ночном небе, бродят Стожары, квазары, пульсары, коричневые, белые и чёрные карлики, цефеиды, чёрные дыры и реликтовое излучение. А я сижу тут, на корточках, на остывающих камнях, в темноте глухого средневековья и поджидаю — когда ж этот «дуб обкафтанненый» — дуба даст.
С места, где мы оставили исповедника с кающимся грешником, стал доноситься какой-то крик. Разбираемые слова явно относились к ненормативной лексике. Никогда не слышал, чтобы покаяние на исповеди формулировали в трёх- и пяти-этажных конструкциях на основе перечисления мужских и женских половых органов. При нашем приближении вирник обиженно замолчал, а Сухан прояснил ситуацию:
– Велел отнести его вниз по реке к церкви. Обещал прощение и много злата-серебра.
– А прощение за что?
– За всё. За службу тебе.
Интегральная и исчерпывающая индульгенция от судебного пристава — явление редкое. Я бы даже сказал — эксклюзивное. В смысле — именно что от вирника. Короли-то всё средневековье такой штукой баловались постоянно. Таким, индульгированным, способом была прервана английская королевская династия в 15 веке. Династия Йорков — в частности, и Плантагенетов — вообще. После тридцатилетней резни, когда любой нормальный английский барон ложился спать сторонником Алой Розы, а просыпался искренним приверженцем Белой. Или — наоборот. Но обязательно — в том же английском розарии.
Бедный Шекспир был вынужден сделать из Ричарда Третьего, очень приличного, кстати, человека, символ инфернального зла.
Ну, сами понимаете — главный противник основателя правящей династии… могут быть осложнения… А тут как раз «Глобус» погорел… а с деньгами у нас… ну, вы сами знаете…
Историю пишут не победители — у них с литературной стилистикой проблемы. Пишут драматурги из погорелого театра. Просто по заказу победителей и их потомков. Иногда получается гениально, но всегда — исторически неточно.
Да, у Ричарда Третьего был сколиоз. Но в моей России начала двадцать первого века — это у каждого третьего. Зачем же горбуна из него лепить? Тем более, что перекос позвоночника у него не от уклонений от физических упражнений, а наоборот — от их избытка. Особенно в части упражнений с мечом. Он сам, лично, пробился сквозь ряды вражеских рыцарей к Генриху Тюдору. Который в оцепенении смотрел, как его личная охрана гибнет под мечами Ричарда и его людей. Если бы свои же не ударили в спину королю Англии… То Англии не пришлось бы менять короля. На его останках, найденных в Лестере, следы десяти ударов. 8 — в районе черепа. Он дрался до конца. Смелый человек, один из двух всего английских королей, погибших на поле боя. Кроме него только Гарольд в битве при Гастингсе.
Мёртвого и голого короля Ричарда Третьего возили по английским городам на потеху толпе. А потом его победитель, Генрих Седьмой Тюдор, выдал вот такую «исчерпывающую индульгенцию» трём своим людям. «За всё, за службу». А через неделю — повторил. И никто не знает — за что именно, именно в эту неделю. Вот только двух подростков — сыновей брата Ричарда, предшествующего ему короля Эдуарда, больше никто не видел живыми. В 1674 году в ходе земляных работ в Тауэре под фундаментом одной из лестниц были обнаружены человеческие кости. Было объявлено, что останки принадлежат некогда пропавшим принцам. Их с почестями похоронили в Вестминстерском аббатстве. В 1933 году могила была вскрыта для научной экспертизы, которая подтвердила, что кости действительно принадлежали двум детям, вероятнее всего, мальчикам лет 12–15, находившимся в близком родстве.
А их сестра через полгода стала женой вот этого индульгенце-дателя Генриха Тюдора, и её мать, мать двух задушенных мальчиков, плясала на королевской свадьбе. Грешникам из простолюдинов нужно прощение церковников, грешники из «вятших» прощают себя и друг друга — сами.
Макуха продолжал в голос ругаться и обещать мне всякие неприятности. Брось, дядя — главная моя неприятность уже случилась — я вляпался во всё это. В вашу жизнь, в ваше средневековье, в вашу «Святую Русь»… Где «Правда» это, прежде всего, перечень штрафов в пользу властей.
Пора дело делать — Крабовидная туманность ждать не будет. Она уже своё отгорела и теперь просто непрерывно расползается. Как и ты.
– Вирник хочет в церковь? Хорошо, поднимаем.
Ноготок с Суханом подняли носилки. Потоптались мгновение, решая кому разворачиваться. Ноготок попытался перехватить руки, повернулся к носилкам спиной. В этом момент Сухан не удержал груз. Туша Макухи поехала на сторону, потянула за собой привязанные ремнями носилки и шумно ляпнула в мягкую почву. Вирник взвыл коротко — удар при падении выбил из него воздух.
– Ай-яй-яй. Какие мы неловкие. Ну-ка, взяли носилки за ручки, кантуем назад. Раз-два вместе, раз-два дружно.
Носилки вернули в исходное положение. Естественно, они, перевалившись через ребро и, почему-то не придерживаемые, снова рухнули на землю. А вирник — на них. Своей сломанной спиной. Я подошёл ближе и присел на корточки у его головы. Глаза плотно зажмурены, зубы крепко сжаты. Из уголка рта течёт слюна. Дыхание… дыхание перешло в хрип.
Я такой хрип ещё по своей первой жизни помню. Как-то прибежала соседка:
– Маме плохо! Скорую вызвали, помогите отнести вниз.
Хорошо — общага. Шесть здоровых мужиков подхватили носилки с бабушкой, отнюдь не «божьим одуванчиком», и бегом, на руках, с седьмого этажа. Почему на руках? Так общага же — в лифты ни носилки, ни гробы не влезают. Лестничные проёмы узкие, на площадках не развернёшься, перекидываем через перила как диван какой-нибудь. Две пары держат, третья перескакивает через перила на следующий лестничный пролёт… Вот на уровне второго этажа я такой хрип и услышал. Первый раз в жизни. Всё никак не мог понять — чего это она? Прокашляться не может? Потом, уже во дворе, когда медики после получасовой суетни со шприцами и семикиловольтными дефибрилляторами стали упаковываться — дошло. Вот этот звук так и называется — предсмертный хрип. Если не знать контекста — сам звук сильных эмоций не вызывает. Такое… судорожное движение воздуха. И довольно быстро прекращается.
Вот и у Макухи кончилось. Я уж решил — всё. Но он вдруг вскрикнул, дёрнулся. Шумно заглотил ещё одну порцию, ещё один вдох. Последний. И затих окончательно. Плотно зажмуренные от боли в сломанной спине глаза его распахнулись и остекленело уставились в лунный диск, нижняя челюсть медленно отпала, всё тело обмякло, как-то оплыло. Умер. Сам. Дождался. Не придёт на этот раз ко мне ужас лесной — князь-волк. Теперь можно и в омут.
– Всё. Берите носилки. Пошли.
Мы снова, по поднявшемуся после недавнего проноса ведьмы камышу, протопали к краю бочажка. Тёмная, неподвижная вода загадочно отблескивала в лунном свете. Темно, ведьмы не видать. Но картинку её «оборота» я и так себе чётко представляю. Носилки одним краем опустили на узкую полоску песка по бережку, отвязали ремни. Чисто автоматически, следуя бритве Оккама — «Не умножай сущностей», — отправил Ноготка за лошадьми. «Меньше знает — крепче спит». Едва шорох камышей под его шагами стих, как Сухан поднял другой край носилок. Туша мёртвого вирника шумно плюхнулась в мёртвую воду. Как и положено для судебного пристава — всё по закону. В данном конкретном — по закону Архимеда: «Тело впёрнутое в воду — выпирает из воды».
