— Это Сергею Юрьевичу спасибо, — вздохнул Перец. — Вон мои бывшие коллеги попали в историю.
— Сами виноваты, — отрезал Дима. — Сидеть им по полной. Со всеми отягчающими.
— Знаю, — скривившись, пробормотал Маляев. — Идиоты, блин. Теперь и меня на допрос вызывают. В прокуратуру. И, наверное, газету закроют, — хмыкнул он раздраженно. — Вовремя я оттуда слинял.
— Ага, — пробурчал Крепс. — С нелюдями бы поработал и сам таким бы стал.
— Дима! Блинников! — окликнула его секретарь Лидочка. — Ты в «Секиру» сейчас едешь? Игорь Палычу документы на подпись возьмешь?
— Давай, — кивнул Крепс. — Только в конверт запечатай!
— Дим, а ты меня до Трубной не подбросишь, а то мне за два часа управиться надо… — попросил Женька. — По пути вроде.
— Могу, — пожал плечами Крепс. — Только мне на минуту кое-куда заехать надо, — заметил он, решив оставить билеты в театр на объекте номер один. Именно так они с Асисяем называли квартиру Бека.
«А то разминемся с шефом по пути на базу, — хмыкнул про себя Крепс. — Гоняй потом ретивым козликом по всей Москве и Подмосковью…»
— Не вопрос, — кивнул Женька. — Я подожду.
А подъезжая к дому, Крепс сразу же срисовал знакомую фигуру в черном одеянии, понуро сидевшую на лавке. Рядом крутились дворники в оранжевых жилетках. Что-то курлыкали на своем. Но Юля Фомина не обращала на них никакого внимания. Лишь встрепенулась, увидев знакомую машину.
— Твою мать, — прорычал Крепс и, невесело усмехнувшись, бросил Женьке: — Нет спасу от твоих собратьев.
— Юлька — девчонка хорошая, — тихо заметил Красный Перец. — Дурковатая малость, но не злая…
— Идиотка, — проскрежетал Блинников. — Накатала статью о Беке, будто он занимается инсценировками. Нормальный человек?
— Я ж и говорю, дурында, — усмехнулся Красный Перец, удивленно наблюдая, как Юлька встала и направилась к машине.
— Слушай, — взмолился Крепс. — Давай ты с ней поговоришь, а? Объяснишь, что не дело у Кирсанова под окнами отираться. А я быстренько наверх сбегаю, и дальше поедем. Идет?
— Конечно, — кивнул Женька и, как только машина остановилась у подъезда, вышел навстречу Юле Фоминой.
«Бинго! — мысленно возликовал Крепс, паркуясь у подъезда. — Как же хорошо с Перцем-то получилось!»
Юля Фомина поначалу не признала Женьку Маляева. А поняв, кто перед ней, даже выругалась от избытка чувств.
— Твою мать, Перец! — восхитилась она. — Как же тебе идет форма! — но тут же пригорюнилась и заметила ехидно: — Да-а, Женька, был ты Красным Перцем, а стал зеленым человечком, — захихикала противненько.
Маляев собрался уже резко ответить бывшей коллеге, когда его внимание привлекли люди в ярких жилетах.
«Никакие это не дворники», — пронеслось в голове. И Женька прислушался к разговору. Болтали на фарси никого не стесняясь. Обсуждали, что ждут Бека и его жену. Кляли какого-то Резу, приславшего их в морозную холодную Москву из теплого и солнечного Душанбе.
«Нужно сейчас же доложить Блинникову, — решил Перец. — Пусть предупредит Кирсанова. Возьмут за хвост этих «дворников», всю душу из них вытрясут!»
Рядом что-то тараторила Юлька, он вполуха слушал ее. Кто-то снова бросил разнесчастную девушку, вот она и хочет…
В кармане у одного из бандитов зазвонил телефон.
— Да, хорошо, — радостно закивал он. — Сейчас приедем!
И сунув трубку обратно в куртку, громко известил:
— Все! Девку поймали! Едем. Реза велел грохнуть… Это его месть за Фатиму!
«Твою ж мать! — опешил Красный Перец, понимая, что речь идет о Саше Калининой. Он постарался сдержаться и самому не броситься на боевиков неведомого Резы. Не спеша перевел взгляд на старенькую семерку, куда вместе с метлами и лопатами загрузились мнимые дворники. Запомнил номер. А когда из ворот показался Кирсановский Рэндж, замахал руками и быстро запрыгнул в машину.
— Сейчас до Трубной докатим, — весело усмехнулся Блинников. — Ехать всего ничего.
— Дим, — попытался выровнять дыхание Маляев. — Тут такое дело…
Глава 19
Переступив порог тети-Люсиного дома, Александра почувствовала, как в ноздри ударил знакомый запах. Резкий и терпкий. Нос сразу прочистился. Пробрало аж до мозгов, а в душе колыхнулись давние воспоминания.
— Папа весь дом своим эвкалиптом провонял, — жаловалась Оля Поморова. — Он когда уходил, мы с мамой окна открывали, так Ромка нас сдал, представляешь?
Александра закашлялась, пытаясь скрыть накатившее чувство горечи. Из глубины памяти тот час тотчас выскочила картинка — деревянная подставка в форме ладьи с головой дракона и чадящая белым дымом тонкая палочка, воткнутая так, что дым шел из пасти дракона.
«Эх, Олечка, — мысленно протянула она. — Что-то я о тебе совсем забыла!»
Санька поморщилась, как от боли, и эту мимолетную гримаску заметила тетя Люся.
— Вот из-за гриппа ароматизирую пространство, — объяснила тетка, взмахнув рукой. Александра присмотрелась к родственнице и признаков болезни не нашла. Бодрая и веселая тетя Люся выглядела живее всех живых. — Правильно подобранный запах улучает работу чакр. Вот для манипуры очень полезен эвкалипт. Заряжает энергией и бодростью, ведет точно к цели, — затараторила она и, забрав у Саньки кулек с продуктами и лекарством, прошла на кухню.
— А-а, — пробормотала Санька, снимая куртку.
— Не разувайся, — крикнула из кухни тетка. — Это пошло — снимать обувь в гостях.
«Еще одна заморочка Генриха Ивановича, — мысленно отметила Санька и отмахнулась от тяжких воспоминаний. — Что-то мне сегодня Олькин отец все время в голову лезет», — невесело вздохнула она и, повесив куртку и сумку на кривую вешалку, прошла на кухню.
Навстречу ей бросился Фунтик. Все такой же шумный и радостный.
— Ах ты собака, — весело запричитала Санька и, наклонившись, потрепала мелюзгу за шкирку. Фунтик отбежал в сторону и громко залаял. — Ты не узнал меня? — удивилась она.
— Узнал, Шурочка, узнал, — тут же уверила тетка. — Он такой умный. Ты же помнишь! — Люся повернулась в сторону плиты, где в сковородке томились котлеты. — Вон все уже готово, — ласково известила она. — Сейчас покушаем, за встречу выпьем. Кто у нас с тобой остался? Да никого! Ты да я, да мы с тобою… Ты садись к столу, Шурочка! Я сейчас мужу позвоню. Он быстро подъедет. Жаль, твой не остался. Но генерал с рядовыми якшаться не станет. Мы понимаем, чай не дурные, — хмыкнула тетка и тут же позвонила кому-то. — Котик, — проворковала в трубку. — А ко мне племянница приехала. Шурочка. Если ты подъезжаешь, мы тебя подождем к обеду. Хорошо, милый, — улыбнулась она и, поправив белые будто прорезиненные локоны, сообщила: — Скоро явится. Хоть пообщаемся!
От самой тетки и ее речей веяло патокой. Сколько себя помнила Александра, Люся никогда не страдала привязанностью ни к ним с Дашкой, ни к родному брату. Примостившись на табуретке, Санька глянула в окно, пытаясь унять нарастающую тревогу. Там, во дворе, на натянутых веревках сушилось белье. Какие-то мелкие вещички, плотно увешанные в одном ряду, а три других занимали белоснежные мужские рубашки размера так пятьдесят шестого. И снова звоночком ударил Олькин голос.
«Папа у нас носит рубашку один день. Обязательно белую. Мама уже стирать замучилась. Но другие, сколько ни покупай, он просто не носит!»
«Странно, — самой себе сказала Александра. — Может, загадочный любовник тети Люси и есть Поморов-старший. Этим хоть и объясняется, как из домашнего кабинета отца пропали папки с его работами. Родители примерно тогда перестали общаться с Люсей. А если так, то и мне здесь не место, — мысленно вскинулась Александра и уже собралась направиться к выходу, как внутренний голос предупредил: — Осторожно, Шура. Кирсанов всерьез утверждал, что тебя заказали Рома Поморов и Эдик-Пресли. А ты не верила», — задохнулась от догадки она и, понимая, что лицо заливает румянец, наклонилась к мельтешившей вокруг собаке.
