Разумеется, директора ФБР интересовали не столько прически агентов, сколько их мысли. Униформизм мыслей и чувств — вот подлинный идеал Гувера!
Старая гуверовская штаб-квартира ФБР — одно из наиболее громоздких зданий в американской столице. Бюро имеет около шестидесяти филиалов, разбросанных по всей стране. Под началом Гувера состояло шестнадцать тысяч агентов и еще семь тысяч так называемых «специальных агентов». Гувер управлял железной рукой своей небольшой империей. Он насаждал там униформизм для того, чтобы она сама насаждала униформизм во всех Соединенных Штатах Америки, ибо ФБР не только образец демократии по-гуверовски, но и орудие ее распространения от океана до океана. (За пределами США Гувер не без сожаления передавал эти функции — хотя и не всегда — в руки Центрального разведывательного управления.) В знаменитой картотеке ФБР хранятся отпечатки пальцев чуть ли не всех граждан Соединенных Штатов. Как известно, нельзя найти на земле и двух человек, у которых были бы одинаковые отпечатки пальцев. В этом их ценность как средства опознания личности со стопроцентной точностью. Рассказывают, что Гувер гордился своей уникальной коллекцией. Возможно. Но я сейчас думаю о другом: каково должно было быть на душе у человека, проповедовавшего философию униформизма и пытавшегося всеми силами проводить ее в жизнь, при виде этого подавляющего своим обилием свидетельства разнообразия людской породы? А ведь извилины нашего мозга не менее самобытны, чем узоры на подушечках наших пальцев! Здесь было от чего прийти в отчаяние мистеру Гуверу. Вот почему в необъятных архивах ФБР, кроме отпечатков пальцев, хранятся и «отпечатки» деятельности мозговых извилин — всевозможные досье, включая подслушанные и записанные на пленку телефонные разговоры и зафиксированные диктофонами домашние и служебные беседы. Б среде федеральных агентов эти досье называют «рудой». Добывается из «руды», конечно, не золото, а сталь наручников и тюремных решеток. «Гувер восседает на всей этой куче материала. Нет никаких конкретных данных о том, пользуется ли он им. Но люди думают: «Что там есть обо мне?» А там, вероятно, найдется кое-что почти о каждом. В этом секрет его силы и влияния на Капитолий», — рассказывал один из бывших членов джонсоновского кабинета. Фрэнсис Биддл, возглавлявший в свое время министерство юстиции, сравнивал гуверовские досье со смертоносным стилетом, готовым в любую минуту пронзить спину ничего не подозревающей жертвы.
Сам Гувер предпочитал иное сравнение — с Зевсом-громовержцем, находящимся, однако, «над схваткой». Он утверждал, что ФБР «вне политики».
Но Гувер и его ведомство никогда не находились «над схваткой» даже в рамках официальной двухпартийной политики, движущей государственным механизмом Соединенных Штатов. Тот факт, что Гувер служил при четырех республиканских и четырех демократических администрациях, при восьми президентах, ничего в этом, по существу, не меняет. Ведь система, которой он прислуживал, оставалась неизменной. В пределах же самой системы Гувер выступал в качестве правофлангового. Быть правее Гувера было уже просто невозможно ни политически, ни даже физически.
Да, гуверовское «над схваткой» — миф. Шеф американской охранки был погружен в политическую борьбу с головы до ног. Он вел ее всеми способами — от закулисных интриг до прямых рукопашных атак. В качестве примера «внепартийности» Гувера можно привести его взаимоотношения с двумя сенаторами-однофамильцами — Джозефом и Юджином Маккарти. С первым он жил душа в душу, со вторым был на ножах.
Во время президентской кампании 1968 года Гувер и Юджин Маккарти пошли друг на друга с открытым забралом. Выступая в Портленде, штат Орегон, сенатор Маккарти критиковал культ неприкосновенности Гувера, его фактическую неподвластность министерству юстиции и бесконтрольный статус в правительственной иерархии. «А кто наблюдает за наблюдателем?» — вопрошал он. Гувер немедленно контратаковал. В статье, опубликованной его «семейным журналом» — бюллетенем ФБР, он писал; «Все американцы должны самым серьезным образом отнестись к намерениям и угрозам политического кандидата, открыто заявившего, что в случае победы на выборах он перекроит ФБР, дабы оно отвечало его личным капризам и желаниям». Гувер даже намекал на существование заговора против сил порядка с целью лишить их власти, запугать и отколоть от государственной машины.
Шаг, предпринятый Гувером, был беспрецедентным в истории американских президентских баталий. Их летописцы не припомнят, чтобы директора ФБР и ЦРУ когда-либо прямо и открыто обвиняли кандидатов в узурпаторских стремлениях. Но Гувер не только решился на это вопиющее нарушение неписаных законов буржуазного государственного права, но прибег к явной подтасовке с целью скомпрометировать Маккарти, либеральная платформа которого была ему не по душе. (При всем своем либерализме Маккарти и не помышлял об упразднении ФБР. Выступая в Портленде, он специально оговорился, что «нет никакой необходимости менять все агентство». Он требовал лишь одного — замены Гувера, ибо последний добился такой степени независимости, что стал потенциальной угрозой для нормального функционирования буржуазно-демократических институций.)
Подтасовка, допущенная Гувером, была весьма показательна и в политическом плане, и в чисто психологическом. Ее политический подтекст расшифровывался следующим образом: ФБР — страж Америки против коммунизма. Следовательно, каждый, кто покушается на ФБР, занимается антиамериканской деятельностью и имеет душу в лучшем случае с розоватым оттенком. (В преследованиях сторонников сенатора Маккарти, особенно антивоенно настроенной молодежи, гуверовские детективы сыграли далеко не последнюю роль.) В психологическом плане демарш Гувера показывал, насколько неразрывно слились в сознании директора ФБР его личность и возглавляемое им ведомство.
Нет, Гувер не был «над схваткой». Он был в гуще ее. Его политические симпатии и антипатии, не говоря уже о классовых, были выряжены предельно четко. Он был не просто полицейским, пусть даже самым высокопоставленным, а политиком. А когда нужно, и политиканом. Послушаем, что говорит на сей счет член палаты представителей Джон Руни, возглавлявший подкомиссию, которая среди других дел ведает и бюджетными ассигнованиями на нужды ФБР: «Я никогда не сокращал гуверовского бюджета. Думаю, что никогда не сделаю этого и в будущем. Единственным человеком, осмелившимся на подобный шаг, был мой предшественник Карл Стефэн, республиканец от штата Небраска. Когда Стефэн вернулся в том году домой для перевыборов, он чуть было не потерпел поражение, ибо замахнулся на гуверовские деньги. Возвратясь в Вашингтон, он сказал мне: «Джон, никогда не сокращай бюджета ФБР. Люди не хотят этого». Какие люди? Разумеется, те, что «над схваткой» и «вне политики».
О неограниченной власти Гувера, его слепом антикоммунизме, доходящем до вздорности, и его мании величия свидетельствует и такой курьезный эпизод. Когда конгресс рассматривал представленную на ратификацию советско-американскую консульскую конвенцию (дело происходило еще при президенте Джонсоне), Гувер решительно выступил против нее. Сражаясь почти в одиночку против всего кабинета, включая своего шефа — министра юстиции, Гувер долгое время тормозил продвижение конвенции на Капитолии. Отчаявшись сдвинуть эту «глыбу» с помощью силы, государственный секретарь Раск во спасение чести мундира решил прибегнуть к хитрости. Он распространил меморандум, в котором якобы солидаризировался с Гувером и даже сочувствовал ему, ибо, писал Раск, ратификация конвенции создаст такие трудности для внутренней безопасности США, справиться с которыми ФБР окажется не по плечу. Хитрость сработала. Гувер, задетый за живое — как посмели усомниться в нем! — пошел на компромисс...
Выше я несколько опрометчиво заметил, что из гуверовской «руды» золото не добывают. История о бюджетных ассигнованиях на нужды ФБР, рассказанная с подкупающим простодушием конгрессменом Джоном Руни, сознаюсь, свидетельствует об обратном. Но золото добывается и более прямым способом, Гувер торговал своей информацией, как Собакевич мертвыми душами. Так, например, когда Макнамара в бытность свою министром обороны США обратился к Гуверу с просьбой проверить лояльность сотрудников Пентагона, директор ФБР запросил по девятьсот долларов за каждую душу, независимо от того, пройдет она сквозь его чистилище или будет сброшена в ад,
И все-таки не звонким металлом сильно ФБР, а тихой сапой. Подобно тому, как в Форт-Ноксе хранится золото Америки, в его архивах покоится политический капитал. Джона Эдгара Гувера можно было считать надпартийным только в том смысле, что он сидел на этом капитале...
Однажды Гувер инспектировал тюрьму, где содержались особо опасные преступники. Когда он проходил по коридору, кто-то из арестантов окликнул его:
