b. Но ведь клитики могут «прилипать» ко всем знаменательным словам а priori, тогда высказывание превратилось бы в цепь каких-то «бус» с сильным началом и чем-то полуприлипшим. Но этого нет.
c. Причин тут несколько. Во-первых, как уже говорилось, во времена Ваккернагеля о многосоставности интонации (то есть, что она состоит из нескольких самостоятельных, но связанных общим заданием «проводов» – параметров) и не подозревали. Только слово «тон» было единственным термином.
d. Во-вторых, развилась не только интонология и экспериментальная фонетика, но и сама интонация, что долго никому в голову не приходило. В предложенном мною материале представлены три вида интонации русских примеров:
i. «Шляпа» – это цельное предложение, состоящее в основном из знаменательных слов. В этой модели работают интонемы начала и конца, и она имеет вид трапеции.
ii. Высказывание, интонационно разделенное на тему и рему. Здесь подъем тона и усиление приходится на конец темы, после чего с деклинацией идет рема.
iii. Высказывания с мелкой клитической (?) анафорикой, «слабыми» местоимениями и под. Вот в них действительно место после глагола ослаблено.
iv. Таким образом «закон Ваккернагеля» относится только к определенному типу высказывания, то есть зависит от синтаксиса и от интонационной установки.
e. Теперь можно сказать, что второе место ослаблено при определенном задании, но язык стремится к парадигматичности, что показали, в частности, работы А. А. Зализняка. Я возвращаюсь к идее, что «ваккернагельность—не-ваккернагельность» – есть факт не столько типологии, сколько эволюции, то есть состояния данного языка на эволюционной оси.
2
Итак, фонетический принцип в определении сути клитик в целом не оправдывает себя. Но во всех работах упоминается и другой принцип, не менее важный, – синтаксический. А именно, то, что «клитичный» пласт обладает своим особым синтаксисом. И это, в общем, неоспоримо. В связи с этим встает достаточно новая для лингвистики проблема, а именно: проблема существования «сильных» и «слабых» местоимений в языках, не знающих прономинальных клитик, например в русском и немецком (см. обо всем этом выше).
В работе о немецких местоимениях выдвигалась легко оспариваемая концепция, согласно которой в случае противопоставления, подчеркивания, выделения и под. употребляются «сильные» местоимения. Это легко оспорить потому, что в подобных случаях уже можно будет говорить о «сильных» глаголах, существительных, прилагательных и т. д.
Уже упоминавшаяся выше А. Кардиналетти в соавторстве с Штарке [Cardinaletti, Starke 1999] пишет и о наличии в русском языке «сильных» и «слабых» местоимений. Аргументация здесь такая: важен тип антецедента. Если он одушевленный (human), то заменяющее его местоимение «сильное». Если же нет или возможно и то, и другое, – то местоимение будет «слабым». Таким образом, human/*nonhuman > strong; human/nonhuman > strong or weak.
В ответ на это появилась очень интересная и важная статья Я. Г. Тестельца (Testelets, http://testelets.narod.ru/strweak.Htm). Я. Тестелец приводит примеры возможной/невозможной координации, когда сочинение через местоимения действительно определяется одушевленностью/неодушевленностью антецедентов.
Например:
Я преподаю не физику (ее), а математику (*ее).
Я получил твои деньги (их) и еще 5000 рублей (*их).
Откройте дверцу (ее), наберите код (*его).
Откройте дверцу (ее), наберите код (*его) и включите сигнализацию (* ее).
Приведя множество таких и подобных им примеров, Я. Г. Тестелец приходит к выводу, что причина не-координации лежит не в местоимениях, а в том, что в русском языке допускается замена только левого из местоимений. Это наблюдение можно считать глубоко нетривиальным.
Действительно, русский язык просто избегает сочинительных конструкций даже при упомянутых антецедентах, если они относятся к неодушевленным референтам. Например, представим себе такие диалоги:
(а) – Что ты видишь в комнате?
– Мужчину и девушку.
– Убей его и ее.
(б) – Что ты видишь в кухне на столе?
– Тарелку и стакан.
*– Принеси ее и его.
Это невозможно в нормальном речеупотреблении. И, однако, стоит только добавить и, как ситуация меняется: Принеси и ее, и его. Возможно, здесь и также играет роль полуартикля (см. в: [Николаева 1985/ 2004] примеры вроде А ты пойди в бухгалтерию – Я и был там и под.) И все же русское словоупотребление избегает подобных выражений, заменяя синонимичными вроде Принеси и то, и другое или Принеси их и под.
Употребление первого местоимения при неодушевленных антецедентах предполагает именование его в предыдущем контексте. Например, Что, я должен вставить ключ? – Да, вставь его и включи сигнализацию. Таким образом, можно вполне согласиться с Я. Г. Тестельцом, что подобная анафорика диктуется не местоимениями, а прагмасинтактикой.
Некоторые общие выводы к разделу « Клитики». 2.
Эту цепочку результирующих положений мы считаем для нашей работы окончательным выводом для данного раздела:
1. Партикулы и те элементы, которые считают клитиками, пересекаются лишь частично. Клитичными могут быть не-партикулы, например, краткие формы местоимений вроде -му, предлоги, наречия и т. д. Напротив, партикульный кластер вроде даже может открывать высказывание и не быть клитичным. Это частичное пересечение с любыми таксономическими классами характерно для партикул в целом. Подтверждается оно и на этом языковом фрагменте. Все эти проблемы по сути связаны с объемом фонетического слова и ни с чем иным.
2. Так называемые «прономинальные клитики» составляют в этом отношении как бы «государство в государстве», хотя именно они обычно приводятся в качество примеров клитик.
3. Присоединение – неприсоединение прономинальных клитик связано в свою очередь с лексическими характеристиками «хозяина», а именно: с выраженной категорией определенности / неопределенности, которая может принимать разные формы – от полной грамматикализации до формы классной версии, то есть охватывать определенные семантические классы лексем.
4. Фонетический фактор объяснения существования клитик в настоящее время не проходит. Фонетическое слово может включать в себя разные классы и варьировать свой объем.
5. Отсюда следует первый вывод: некорректно говорить о «полноударных» и «неполноударных» словах: в зависимости от фразовой позиции и фразовой интонации выраженность словесного ударения может у элементов высказывания совпадать, а может и различаться.
6. Второй вывод: необходимо теоретически развести идеи, связанные с «Законом Ваккернагеля», и положения о месте клитик в языке. Первый комплекс идей относится к высказыванию, второй – к фонетическому слову.
7. Если фонетический принцип объяснения клитик не проходит, то проходит второй – синтаксический. Особенность синтаксиса у клитик бесспорна. Какие же это особенности?
8. Все клитики не могут употребляться самостоятельно, а «полные» формы (местоимений) могут. Почему? Они имеют интродуктивное прикрытие в виде указательной партикулы, как, например, в русском je-mu, о чем писал еще Р. Якобсон.
9. Клитики не могут входить в сочинительные отношения.
10. В высказывании при введении клитичного кластера употребляется (как правило) последовательность: dativus + akkusativus. Причины именно такой последовательности еще требуют осмысления.
11. Теория «сильных» и «слабых» местоимений в русском (и немецком) языках, которые как будто аналогичны прономинальным клитикам и полным местоимениям, подтверждается на примере анафорических замен и возможности их сочинительной связи (см. выше). Эти замены в свою очередь связаны и с категорией одушевленности, и с категорией неодушевленности. То есть в синтаксические процессы включаются лексические характеристики.
Итак, в целом проблема выделения клитик на эмпирическом уровне и определение их статуса на уровне метатеоретическом сложным образом переплетаются с загадками типологической эволюции, возможностями фразовой интонации в одном языке и ее типологическими предпочтениями, связываются с процессами универбации, также типологическими.
§ 5. Партикулы и «местоимения»
1
Как мы старались показать в предыдущем параграфе, таксономическая лингвистика оказалась беспомощной перед таким явлением, как клитики. В известном смысле в ряду языковедческих таксономий клитики как плохо определяемый сборный класс можно приравнять к частицам – тоже плохо определяемому сборному классу, да еще и частично с «клитиками» пересекающемуся. Характерно, что и в тот, и другой класс входят партикулы (см. § 1—3). Однако в реальных описаниях клитик наборы исследователей обычно не пересекаются. Так, Димитрова-Волчанова считает клитикой славянскую вопросительную частицу ли, но не славянскую частицу же, которая как будто бы по ряду причин больше подходит под разряд клитик: она и стоит обычно за своим «хозяином», и располагается на втором месте, то есть строго по Ваккернагелю, тогда как ли может отодвигаться от второй позиции: Да придешь ли ты наконец сюда? К частицам относят и английские «полу-приставки», поскольку в немецком языке их аналоги уже полностью превратились в отделяемые приставки, к частицам относят и изменившие синтаксические функции наречия вроде просто, исключительно и т. д.
