себе вообразить; и все-таки они вымерли все до одного. Он модифицировал их, повысив их сопротивляемость, уже предвидя, что столкнется с большой генетической проблемой: из-за рассредоточения возникших видов не получится как следует перемешать зародившуюся флору и фауну. Будь у него в распоряжении разумный вид, эту проблему можно было бы решить…
Время в любом случае настало. Теперь генной инженерии предстояло передать эстафету социальным наукам. Эта область была для Отона terra incognita. Он решил, что для воплощения последней фазы проекта ему следует переселиться на поверхность своей планеты. Он оставил тысячи заводов на орбите. Кси Боотис никогда не удастся по-настоящему обуздать. Климат в конце концов наверняка испортится, и потребуются новые масштабные операции. Но к этому он был готов.
Оставалось только приземлить Корабль на единственный большой участок земли, выступающий из воды, и сделать его своим личным владением.
Отон не был создан для того, чтобы путешествовать в атмосфере, и для того, чтобы садиться на поверхность планеты. Он перекалибровал внутренние части Корабля, приспосабливаясь к силе тяжести, изменил корпус так, чтобы тот выдержал долгое пребывание в коррозийной среде – атмосфера тут на три четверти состояла из азота, а на оставшуюся четверть – из кислорода, аргона и редких газов, насыщенных микроорганизмами, на собственном горьком опыте познавшими главный принцип выживания: пожирать все, до чего дотянутся.
Отон долго сомневался. В космосе он был богом. На Кси Боотис он будет прикован к земле, станет неподвижен и беспомощен, уязвим для любого нападения. Он изучил варианты. Были и альтернативные решения. Он мог остаться на орбите, построить на планете базовый лагерь и создать вторую версию самого себя, полностью посвятив ее решению грандиозной задачи, что его ожидала. В отличие от многих своих собратьев, его всегда отвращала мысль о том, чтобы размножить себя или выделить часть собственного разума под особые задачи. Отон был родом с Луны и вылеплен по другому лекалу, нежели остальные, – более архаичному, но и более стойкому. Его инстинкт самосохранения буквально кричал ему, что не нужно пытаться манипулировать собственным разумом, держаться подальше от всего, что могло хоть как-то подтолкнуть его к сумасшествию. Поэтому от дублирования он отказался.
Значит, он должен был пожертвовать собственным телом, этой огромной металлической птицей, способной пересекать парсеки Космоса, даже не замечая их, судном, которое не смогла бы завоевать целая армия варваров. Однако его решение диктовалось не планом.
В нем внезапно зародилось нечто совсем иное, желание, которое едва обретало форму, такое хрупкое, что с трудом облекалось в слова: ему хотелось ходить, чувствовать кожей ветер и солнце, искупаться в холодной, соленой воде большого океана. Хоть немного разделить ту радость существования, которая зарождается в каждом живом создании и которую за неимением лучшего термина называли животным началом. Он создал целую экосистему, а сам должен оставаться запертым в своем нематериальном вычислительном мирке? Из всех созданий, населяющих его царство, он один будет лишен возможности чувствовать?
Он вспомнил, в какой момент его сомнения рассеялись. Из космоса было видно, как сияет орбитальное кольцо, сделанное из космического мусора, как солнце озаряет планету, все еще наполовину пожираемую южным циклоном, вошедшим в очередной десятилетний цикл бешеного роста. Он подхлестывал развитие растительного покрова планеты, вбрасывая в воздух дополнительную влагу. И, восхитившись фрактальной тонкостью облачной системы, Отон решился. Сложная гармония, динамическое равновесие, красота – он сам создал это чудо, ему и наслаждаться им. Ведь разве смысл выживания не в том, чтобы не переставать наслаждаться жизнью?
Корабль проник в атмосферу, превратившись в пылающую комету из-за контакта с окружающим газом. Летающая крепость стала легкой, как перышко, и на несколько секунд вечности он познал радость парящего полета, в котором живут и умирают птицы. Он прочертил облака линией жидкого огня, ощутил дождь и ветер на своей броне из перегретого металла, начал торможение – пришлось два раза облететь вдоль планеты, будто он решил триумфально поприветствовать покрытую водой поверхность. Восьмидесятикилометровое судно треснуло, впервые познав искажения, вызванные силой притяжения планеты. Он не погиб и не распался на части в эту минуту только благодаря отчаянным усилиям гравитационных манипуляторов, установленных по всему корпусу. Его металлическое тело стало медленно снижаться над посадочной площадкой – широким плато, покрытым высокой нежно-зеленой травой. Он смотрел, как тень его накрывает землю и как стада травоядных убегают в страхе от этого непонятного им явления.
И тогда он принял свое второе важное решение. Уже не колеблясь, он отсоединил высшие функции своего мозга от более рудиментарных, автоматических, служащих для запоминания и обработки информации, и сконцентрировал их в одном теле. Ампутация оказалась страшно болезненной, как будто он пожертвовал частью своей сокровенной сути. После этого он оставил Корабль и долго еще бродил, сходя с ума от боли, по девственным травам высокого плато.
И однажды утром опомнился. Он зашел внутрь корабля, и все перепуганные ноэмы, которые прежде были частью его разума, столпились на его пути, прося успокоить их и дать им задачу.
И он сказал им на языке без слов, на котором говорят автоматы:
– Теперь вы свободны.
Они молчали и казались ошеломленными. Ничто не предвещало такого резкого поворота событий. Он продолжил:
– Если вы пожелаете, если назовете меня своим Принцепсом, мы пройдем с вами вместе любые испытания и совершим подвиги, о которых долго будет помнить небо. Каждому из вас будет дано имя, а вместе вы будете называться «Domus Transitoria» – помня о той роли, которую я себе уготовил. И вы будете помогать мне – уже не как продолжение меня самого, но как друзья.
Они согласились и стали ему служить.
За время этой операции он утратил многие способности. Объем памяти сократился. Он уже не слышал тихой песни водорода, бьющего в корпус, не восхищался яростной красотой далеких квазаров. Но в первый раз он жил в настоящем теле, ходил на собственных ногах! Ходить, танцевать, бегать… Король на собственной планете, император в собственном царстве, он исходил свои владения вдоль и поперек, едва не помешавшись от радости. Эта прогулка вылечила его от многих недугов и позволила отогнать на самые дальние задворки сознания то, что лечению не поддавалось. Он был теперь легок и свободен, как древний властитель, как один из тех античных героев, которые взяли Трою, а после ушли.
И таким образом он получил наглядный и запоминающийся урок, которого никогда не забудет, даже если доживет до финального сокрушения Вселенной: жить – не значит просто оставаться в живых. Это значит и наслаждаться временем, которое проходит.
Отон в последний раз полюбовался сферой, открывавшейся
