Я ждала в вестибюле, пока Лука бегал по кабинетам со своей бумажной волокитой. Я заметила общественный компьютер и, дождавшись подключения модема, открыла почту. Пришло одно письмо от Лоры, которая с непривычки уместила весь текст в строчке с темой: «Ну как, доехала? Жива-здорова? Целую, мама».
«Привет, мам, – ответила я. – Я уже в Загребе. Остановилась у друзей семьи».
Тут мне вспомнился тот мужчина с трамвайной остановки. «В целости и сохранности, не беспокойся. Потом еще напишу».
От Брайана писем не было. После ссоры мы общались всего пару раз, да и то дежурными эсемэсками: «Как ты там?», «Я зайду забрать свой „Холодный дом“ Диккенса?», «Удачи на сессии». В ночь перед отлетом я написала письмо, где объяснила, что улетаю в Хорватию, извинилась, что обидела его, и написала, что надеюсь вскоре поговорить.
Я взялась за новое письмо. «Привет. Как прошел выпускной? Просто хотела сказать, что благополучно добралась и думаю о тебе». Но закрыла вкладку, так и не отправив письмо. Может, Брайан ничего не писал, потому что больше не хочет со мной разговаривать.
Я пошла в туалет и наткнулась на те самые общественные унитазы, о которых успешно забыла, – керамические напольные чаши. Я встала в стойку и принялась неуклюже стаскивать одежду, но, очевидно, успела растерять навык баланса вкупе с силой воли и в итоге просто терпела до дома.
– В юбке было бы проще, – заметил Лука, когда я ему рассказала.
Его слова были пропитаны пугающе мужланским пренебрежением.
– Ты меня хоть раз в юбке видел?
– Уверен, без обновок не обошлось.
– Что на тебя нашло?
– А что?
– Не знаю. Сам на себя не похож.
Мы вышли из университета, и Лука замедлил шаг.
– Прости, – сказал он.
Отстранившись от меня, Лука подошел вплотную к проезжей части, и я за локоть вытянула его на тротуар.
– Просто слишком много всего навалилось, наверное.
– Например?
– Вот ты вернулась. Столько всякой дряни вскрылось.
– Но тебя же это не касается.
– Еще как касается. Даже не думай объявлять войну своей личной трагедией. Уж точно не здесь.
Я заметила, как у него в глазах мелькнула искра, словно он решал, как разыграть руку в покере.
– Как тебе твоя семья?
– Хорошо, – ответила я. – Они итальянцы. То есть американцы, просто…
– Я понял.
– Рахеле уже одиннадцать. Она себя считает американкой. Как и все остальные. Там ее Рейчел зовут.
– Рейчел, – повторил Лука с характерной для его акцента твердой «р». – Но ведь она в это на самом деле не верит?
– Она знает. Но в глубине души не чувствует этого.
– Хэй! Лу-у-у-ка-а-а! – пронзил повисшую между нами тишину тоненький голосок. – Погоди!
Я услышала цоканье каблучков, и мы остановились, увидев догонявшую нас девушку. Ее черные волосы, выпрямленные и гладко уложенные, раскачивались в такт походке. Из-под отворотов джинсов у нее торчали кожаные лакированные туфли. Из какого она вышла десятилетия, я даже понять не могла.
– Ну как твои дела? – спросила она у Луки, глядя при этом на меня. Я покосилась на свои шлепки.
– Даниела, это Ана. Давняя подруга из начальной школы.
– Drago mi je[12], – сказала я и расплылась в натянутой улыбке, после того как девушка чрезмерно пылко расцеловала меня в обе щеки.
– Ne, zadovoljstvo je moje[13], – ответила Даниела, и на лице у нее отразилась такая же улыбка.
Пока они с Лукой обсуждали, какие курсы взять в осеннем семестре, я разглядывала ее оливкового цвета кожу, точь-в-точь как у матери и у Рахелы. Я вспомнила девчонок из школы, которые дразнили меня за одежду «с плеча» и унаследованную от отца бледно-веснушчатую кожу, обзывая чешкой или полячкой. Я подумала, а не была ли среди них и эта. У меня отлегло, когда она достала мобильный-раскладушку и, проверив время, сказала, что ей уже пора. Они с Лукой уклончиво договорились как-нибудь сходить выпить кофе, и перед уходом она ему подмигнула.
– И что это сейчас такое было?
– Что именно?
– Вот это, – ответила я, хлопая ресницами.
– Моя бывшая девушка, – ответил он, еле сдержав улыбку при виде моей пантомимы. – Не все так плохо. Она вообще-то девушка умная.
– Бывшая, значит?
– Ага. Иначе говоря, мы расстались.
– С виду девушка умная, – сказала я и выпятила грудь.
– А тебе-то что?
«И правда, мне-то что?» – подумала я. Она, конечно, противная, но, возможно, я всего лишь ревновала, ведь ему было не так одиноко, как мне под конец.
– Как насчет тебя? Встречаешься с кем-то?
– Был один. Но я решила взять перерыв.
Когда мы подошли к трамвайной остановке, я спросила:
– Ничего, что ты калаш свой не взял?
– Пойдем мороженого для начала перехватим.
За стаканчиком джелато с фундуком на двоих я подверглась более подробным расспросам. Рассказала Луке о дядюшках и о том, как наловчилась косить под американку.
– Но я не понимаю. Почему ты просто не говорила как есть?
– По многим причинам. В основном потому, что никому об этом слушать не хотелось. Но еще потому, что я не знала, как с этим справиться, но в то же время не могла от этого и избавиться.
– С ума сойти, – сказал Лука. – Я бы ни за что не смог держать это в себе целых десять лет.
– Со временем привыкаешь.
– Тогда зачем ты вернулась?
– Ну все, хватит, Фрейд.
Я картинно кинула ложечку в миску и невольно разозлилась на Луку за то, что он прав.
Вернувшись к Луке домой, мы сели перед телеком – за эти годы появилось два новых канала, и теперь их стало четыре, – где эфир заполонила мексиканская мыльная опера, которую мама Луки строго-настрого запретила переключать, и стали ждать захода солнца. Но чем дальше, тем сильнее становились духота и влажность, и я начала вспоминать, почему на лето обитатели Загреба бежали из города.
– Это еще что, – сказала мама Луки, разливая тушеные овощи по плоским мискам с пюре. – Я вот слышала, скоро такая жара пойдет.
– А это еще не жара? – спросила я.
Айла посмотрела на меня и улыбнулась, как будто говоря: «Долго же тебя тут не было».
– А что насчет переносного кондиционера? – спросила я. – В Нью-Йорке люди покупают маленькие такие, оконные.
Но это предложение вызвало у всех единогласный ужас.
– От кондиционеров камни в почках образуются, – сказал Лука.
Я понемногу начала припоминать все эти обыденные моменты из детства под эгидой коллективных суеверий, вытесненные до сих пор болезненными воспоминаниями. Ни в коем случае не открывай окна одно напротив другого – иначе на «пропухе», или сквозняке, пневмонию подхватишь. На угол стола не садись, а то