Там, при выходе лесной дороги на сергачский тракт, Булай прикрепил иконку к вековому дубу, раскинувшему свою крону над небольшой полянкой. Здесь часто останавливались передохнуть путники, стояла старенькая скамейка, темнело кострище. Иконка поблескивала скромным латунным окладом и была видна с тракта.
«Вроде бы малое дело – думал Дмитрий – но ведь те, кто здесь остановятся, не просто отдохнут, а глядишь, и крестным знамением себя осенят. А это уже кое-что».
Путников на сергачском тракте случалось немало. Были здесь и казенные перевозки, брели и местные жители, а порой попадались пришельцы из военной полосы, искавшие лучшей жизни. Булай изредка заглядывал к иконке в гости и каждый раз с облегчением видел, что ничья разбойная рука не сорвала ее, никто над ней не надругался. Видно, особенное положение Николая Чудотворца в этом тихом месте, вдали от мира, наводило даже озорных парнишек-богоборцев на особенное настроение, не позволявшее поднять на него руку. Да и кто в России не знал, что этот святой помогает путешествующим.
Как-то ранним утром Булай заглянул к иконке и увидел, что чья-то рука повесила под ней лампадку, защищенную от ветра самодельным фанерным коробком. Тепло стало на сердце. Значит, мерцает в народной душе вера, не загубят ее жестокие времена. Высоко над головой убаюкивающе гудела крыша леса, сплетенная из крон деревьев. Шум ее наполнял сердце ощущением бесконечности жизни и любви ко всему сущему. Булай встал перед Николаем Чудотворцем и стал молиться, прося у Бога помощи русскому народу в великой войне, и лес шумел, словно вторя его молитве. Солнечные лучи пробивались сквозь листья, где-то стонала кукушка, красными слезинками светили лесные гвоздики.
«Не может быть, чтобы пришли чужие силы и разрушили эту благодать – думал Булай. – Здесь все с нами, и Бог, и природа и свет небесный. Нас нельзя победить». Он поклонился иконе до земли, и ему показалось, что святой на секунду сменил строгое выражение своего лика на любящую улыбку.
28
Булай и «Спринтер»
Подъемник в Сант Гильгене работал без устали, поднимая шумные группки горнолыжников на спуски. Внизу, в самом городке разноязыкие толпы туристов переполняли кафе и рестораны, Сам городок поражал красотой, словно появившись из сказок братьев Гримм со своими пряничными домиками, резными балконами и украшениями фасадов.
Данила и «Спринтер» сидели в маленьком кафе на окраине города. Николай был необычно серьезен, прежняя наигранно-легкомысленная манера куда то подевалась.
– Ты был прав. Данила. Все оказалось куда серьезней, чем выглядело по началу. Это настоящая адская кухня. Когда я начал сотрудничать с англичанами, то вспомнил наши старые шпионские приемчики – контроль жилья на случай негласного обыска, выявление наружки и так далее. Вскоре понял, что на мою проверку брошены немалые силы. Выявил следы тайных обысков, увидел «хвосты» и главное, ко мне пристала симпатичная подружка, что тоже стоит ее хозяевам немалых денег.
Возможности с тобой посоветоваться у меня не было, и я раздумывал, не провести ли с Даски «мужской» разговор. Мол «хвосты» Ваши я вижу, и хочу спросить, если Вы мне не доверяете, то можем разойтись красиво, никого не обижая. В чем дело?
Это бы выглядело убедительно. Но потом решил повременить. Пусть балуются, а я буду идти своим путем. Примерно месяц они за мной ходили довольно плотно, и я уж начал задумываться, что это значит. Думаю, если еще неделю-две не отвяжутся, буду говорить с Даски. Но они отвязались, и меня ждал сюрприз.
– Повысили в должности?
– Что-то вроде этого. На очередную встречу вместе с Даски пришел резидент СИС в Праге сэр Дональд Сислей, который сделал мне предложение, от которого нельзя отказаться.
– Сгораю от нетерпения.
– Ты знаешь, что в СИС существует творческая мастерская?
– Это там, где куют писательские кадры?
– Ну да. Помнишь, они до войны из предателя Орлова мемуариста сделали, а после войны у них и шеф разведки рейха Вальтер Шелленберг книжку написал, правда, потом быстренько склеил ласты. Кстати, тогда у англичан была в моде смерть от воспаления легких. Вот Шелленберг от него и скончался. Очень скоропостижно.
– А сейчас у них в лауреатах Резун ходит. С его «Ледоколом» и «Аквариумом». Теперь работает над историей Второй Мировой войны. Силится доказать, что это мы напали на Германию.
– Да, именно он. Так вот, сэр Сислей предложил мне пойти трудиться в этот цех. Я ему резонно на это ответил, что не вижу себя писателем. Не рожден для литературной славы. Он мне на это разъяснил, что никаких литературных талантов мне не понадобится. От меня требуется для начала написание подробной автобиографии и периода моей работы в КГБ. Это все будет переработано специалистами. Со мной, конечно же, проконсультируются по последнему варианту книги, и я должен буду поставить свою подпись перед направлением ее в издательство. А затем получить гонорар.
– Насколько я понимаю, самое главное в твоей книге – это описание ужасов в системе социализма и их метастаз на современную Россию. Но создавать шедевр будут без твоего участия.
– Надо полагать. Насколько я сейчас соображаю, Резун тоже служит мешком с опилками для СИС и только ставит свою подпись. Все его исследования насчет Второй Мировой войны делаются совсем не им.
– И что ты ответил?
– Как по-твоему, что я должен был ответить?
– Наверное, ты запланировал согласиться, а потом, когда книга выйдет, объявиться в Москве и рассказать правду о том, как она сооружалась.
– Ты знаешь, что это будет стоить мне головы?
– Ты веришь во всесилие джеймсов бондов?
– Я верю в факты. А факты таковы, что гнусный пасквиль Резуна «Аквариум» разошелся в России тиражом в два миллиона экземпляров и никто этого не остановил. А наоборот, помогали. Работала целая индустрия, заинтересованная в больших деньгах. Человека, который бы захотел по-настоящему разоблачить этот пасквиль, эта индустрия переехала бы как червяка. Потому что такой человек сегодня в нашей стране беззащитен.
– Коля, времена меняются. То, что было при ЕБН, сегодня уже невозможно. Мы снова не любим предателей.
– Не знаю, насколько твоя уверенность соответствует действительности, но я согласился. Уж если совать голову в мышеловку, то до конца. Мне ведь двадцать лет лагерей отработать надо.
– И что последовало?
– На днях отправляюсь в командировку в Лондон для встречи с будущими руководителями проекта. Пока это все.
– Ну, что ж. Удачи тебе. Связь пока остается прежней. Увидимся только на рождество.
29
Виктор Уваров
Перед ним сидел офицер лет сорока, стройный, с тщательно выбритым лицом и большими, словно у девушки серыми глазами.
Офицер знаком велел охраннику удалиться и кивнул Виктору на стул.
– Садитесь, товарищ, не знаю Вашей настоящей фамилии – сказал он на чистом русском языке. – Чтобы не было вопросов сразу сообщаю, что меня зовут Вилгельм Тиль, почти как того персонажа из немецкой народной сказки. Но в отличие от него я родился в Кронштадте, в семье российского морского офицера. Все мои друзья были русскими мальчишками, правда, в 1918 году нам пришлось удрать в Кенигсберг, а затем в Гамбург. Сейчас я работаю в разведке Рейха и волею судеб столкнулся с Вами. Позволю себе задать первый вопрос: какие у Вас планы – будете молчать или мы сможем разговаривать?
– Я пока не знаю, о чем Вы хотите разговаривать. Поэтому никаких обещаний не даю.
Тиль улыбнулся:
– Я смотрю, Вы рассчитываете вести себя только так, как сами захотите. Что ж, посмотрим. Я не сторонник жестких мер принуждения, хотя всякое случается. Тогда позвольте второй вопрос. У Вас есть связь с Москвой? Не скрою, именно поэтому Вы мне интересны. Я представляю немецкую военную разведку, а она, как понимаете, очень заинтересована в каналах связи с Москвой.
– Хотите поиграть?
– Назовите это так. Сами понимаете, когда готовятся большие войсковые операции, всегда возникает нужда в дезинформации противника. Я понятно излагаю?
– Понятнее некуда. Почему вы решили, что я могу иметь связь с Москвой?
– Скажу откровенно, особой уверенности у меня в этом нет. А если бы была, мы бы говорили по-другому. Сейчас я пытаюсь выяснить этот вопрос, и если установлю, что Вы бесперспективны, то верну вас в гестапо, которое поступит с Вами так, как поступает со всеми подпольщиками. Пустит в расход и точка.
– Что ж, не буду Вас обнадеживать. Связи с Москвой у меня нет, и не было. Так что поступайте как сказали. Встретимся на том свете.
– Вы, что, верующий?
– Вас интересуют мои взгляды?
– Да нет, просто удивительно среди фанатичных коммунистов встретить верующего человека.
– На самом деле их среди коммунистов не так и мало. То, что выращивалось тысячу лет не уходит за двадцать.
– Удивительно. Когда я начинал воевать против Вас, я думал, что вернусь в совершенно чужую мне страну. Оказывается это не так. Корни остались. Среди пожилых русских вообще много верующих. Мы открыли ваши церкви, и в них повалил народ. Даже не знаю, хорошо ли это. А Вы, видимо, глубоко верующий, если так спокойно говорите о смерти.
