эти картинки словно отражали результат Апокалипсиса. Мне очень не понравились эти картинки. Но они были выполнены архитектурными планами и чертежами.
Мы шутили с мужем, что наш 50-этажный жилой комплекс на высоком берегу Гудзона, практически на горе, не утонет. И нам надо иметь дома надувную резиновую лодку, чтобы, как Ной, поплыть прямо из окна куда глаза глядят.
Но эта шутка пришлась уже на жизнь с НОВЫМ, ПЯТЫМ МУЖЕМ.
Пора вернуться к смене мужей Мой четвертый муж Виталий утверждал, что мы отправляемся в краткую командировку; может, сам так думал, а может, желал ее продления с самого начала. Он не был простым, открытым человеком. За большими брежневскими бровями, длинными и кустистыми, за огромным высоким лбом роились мысли и планы. Они жили отдельной от меня жизнью, и у меня был выбор: догадываться или не догадываться. Я, зная его ум и жизненную опытность, а также американскую адаптацию за счет абсолютного знания языка и отсутствия акцента (что высоко оценивалось американцами) и довольно долгого рабочего пребывания в США ранее, была спокойна и не лезла с советами.
Была ЗА МУЖЕМ в исконном смысле термина, просто следовала за ним. Поначалу..
После пожара, уничтожившего нашу любимую дачу, он изменился, посуровел, не говорил о возвращении в Москву, хотя у него там была превосходная по тому времени, необыкновенно большая и красивая квартира в прекрасном районе.
Бизнес у него со временем стал затухать: он старел, Москва и лично Ельцин вводили ограничения на поездки чиновников за рубеж за казенные деньги. Группы профессионального туризма редели и исчезали.
Он попробовал заняться риелторством, сдал трудные экзамены и получил лицензию, но ее величество Удача, как он выражался, поворачивалась к нему спиной. Он не был ленив, напротив — рукастый и умелый, много работал по дому, читал, писал, ходил на службу в контору, общался с желающими купить недвижимость, но так ничего и не смог продать.
Правда, после Принстона, где мы снимали жилье, он купил для нас домик в горном районе Нью-Джерси, где мы прожили года три, и потом второй дом, взамен, более удобный, попрестижнее и в том же чудесном горно-лесном районе.
Именно там я стала заниматься ходьбой вокруг огромного озера, аэробикой в сельском club-house, вошла в весовую норму и «распушилась» (что важно для женщины и ее реноме). У нас уже были знакомые, соседи — американцы и русские друзья.
Забавно, что, когда мы уезжали из Москвы, какие-то снобы (каковыми мы были тоже) посоветовали нам не угнездяться в русскоговорящей общине, чтобы лучше ассимилироваться и развивать английский язык, а не перемешивать его с русским, что производит чудовищное впечатление на окружающих. Мы это предусмотрели.
Виталия стала одолевать депрессия: неуспехи и возраст делали свое дело. Мы отдалялись друг от друга. Я подружилась с бумагой, на которой отражала свои мысли, настроения и впечатления. А их было много. И я очень скучала по внуку, который приезжал только на лето. Я даже начала вести газету Highland Lakes News для него: писала, сама смеялась, посылала ему в Москву и ждала ответа.
По моему настоянию внук проучился пару лет в американской школе и получил великолепный английский выговор, потому что успел до возрастного изменения артикуляционного аппарата, что, говорят, определяет наличие или отсутствие акцента. Все, что я ему писала — сказки, рассказы и газеты, — я опубликовала в первой книжке, ему посвященной. Но скоро мама забрала его в Москву, недовольная американским образованием. А мне нравилось: много спорта, общения, мало уроков. Главный принцип — дети должны быть активны и счастливы!
Я же тогда работала «в людях», как я называла (как у Максима Горького), уезжая на несколько дней к пациентам, которым помогала в их старости и немощности, учила английский, получала зарплату и укрепляла свою независимость.
Мы с мужем жили на горе, в горнолыжном районе. Я работала по нескольку дней подряд и, приезжая домой на пару дней, готовила, стирала, убирала и злилась на мужа, который в депрессии лежал на диване, мерз и гонял электрическое отопление, из-за чего счет приходил по S700 в месяц. Он плохо ел и не доедал оставленную ему приготовленную мной еду. Я сердилась, потратив время и деньги, и как-то раз, увидев недоеденный суп, решила для скорости добавить туда овощи и какие-то еще ингредиенты и кипятила его. И вдруг увидела глаза мужа, открывшиеся во всю величину (обычно прищуренные из-под густых бровей, и услышала: «Ты мне, как свинье, намешала!» Отхохотавшись, я обещала больше так не делать.
Но домой, к мужу, мне ехать уже не хотелось. Перемены были неизбежны.
Вот так и родилась мысль, что я не хочу идти домой, а это значит, что в жизни надо что-то менять… Я вставала на ноги, а муж сидел на стуле и думал о возвращении на родину. А я уже этого не хотела, съездив на короткий промежуток времени туда и сравнив изменившуюся Москву с моей жизнью в Америке. Я сделала свой выбор. У меня был свой дом, я могла заработать на жизнь, и это меня наполняло уверенностью, что я выживу сама.
Очень важно иметь свое и только свое жилье. Зависеть от кого-то плохо, даже от любящего человека. И этот важный урок надо запомнить. И еще: жертвенность, даже в браке, редко бывает правильно оцененной. И это очень больно.
Не делитесь последним сухарем — люди не любят быть благодарными!
Муж Виталий решил вернуться, мы спокойно попрощались, он улетел, и мы встретились позже, когда я, будучи в Москве, заехала за своими вещами в его роскошную квартиру. У меня был только один вопрос к нему: куда он дел нашего несчастного кота, который спасся из сгоревшего дома и не мог прижиться в московской квартире, когда я нашла его бездомным около сгоревшей дачи и привезла туда. Он промолчал, зыркнув острым глазом из-под бровей. А я не простила его за судьбу кота.
Эпопея с российскими мужьями закончилась с отъездом четвертого мужа назад в Россию. Вернее, он сразу нашел шестую жену и надолго выехал с ней в Европу. При встрече,
