лязг. «Твою мать!» – заорал я. Но я находился в космическом вакууме, а там никто не слышит, как ты материшься.
– Что это было, черт побери? Я умер? – спросил я.
– Прости, Боб, – ответил Гэндальф. – Ошибочка в расчетах. Ты задел одну из опор, и у беспилотника краска слегка облупилась.
– А его груз слегка обделался, – буркнул я себе под нос.
Прошло несколько вечностей, и наконец дверь грузового отсека открылась. Я вышел на ту же платформу, которую уже видел раньше с помощью беспилотников-«шпионов».
– Я на месте, – объявил я, хотя необходимости в этом, скорее всего, не было.
Беспилотник уже взлетел и отправился за следующим пассажиром. Два беспилотника в шахте не разминутся, так что операция будет идти медленно. Во мне одновременно усиливались ужас и скука.
Нам пришлось использовать ручное управление шлюзами, поэтому на циркуляцию воздуха ушло много времени. Пройдя через шлюз, я оказался в том же длинном коридоре, где висели надписи, предупреждающие идиотов об опасности. Я усадил своего «мэнни» на пол и начал читать служебные журналы.
Прошло еще часа два, и наконец все мы были в сборе. Ужас и скука. Я беззвучно подал знак, и мы двинулись по коридору.
– Гэндальф, какие-нибудь конкретные инструкции есть? – спросил я.
Он должен был следить за нашими видео- и аудиотрансляциями, и поэтому знал, где мы.
– Нет, – ответил Гэндальф. – На аварийной лестнице датчиков сигнализации нет. Насчет лифтов я не уверен. Вы, конечно, можете проверить.
С одной стороны, лестница, скорее всего, более безопасный вариант. С другой стороны, они пролетели на беспилотнике-шпионе по лестнице, и оказалось, что до самого верха двадцать этажей. Это было слишком похоже на урок физкультуры.
Но если нас поймают на данном этапе, то это будет не только огромный провал, но и страшный позор. Тяжело вздохнув, я направился к лестнице.
Десять минут спустя мы добрались до верхнего этажа. Я приоткрыл дверь и выглянул наружу: никаких охранников, беспилотников или орков. Мы выскользнули с лестничной площадки и, как один, остановились, чтобы осмотреться.
Фойе было огромным, а фасад поражал воображение. Все здание построили с таким расчетом, что очень-очень много квинланцев будут входить в него и выходить одновременно. Это, конечно, не Центральный вокзал в Нью-Йорке, но, тем не менее, полномасштабный транзитный центр. Высокий потолок, что-то вроде искусственного мрамора на полу, скульптуры, а на стенах – картины. Чего-то совершенно абстрактного я не увидел, но квинланцы явно любили добавить изюминку к своему реализму, и в результате их картины напомнили мне работы Эшера и Дали. А их скульптуры – простые по форме, но богато украшенные, – были похожи на искусство индейцев Тихоокеанского побережья Северной Америки.
Одно было ясно: флегматичной и бесстрастной эту культуру назвать нельзя.
Я подметил еще одну деталь: в передней части здания находилась дверь, поднимавшаяся вверх. То есть изначально предполагалось, что пространство для входящих должно быть максимальным. Однако позднее администрация, похоже, решила преградить вход для местных – и не только с помощью электронной сигнализации: механизм, открывавший дверь, был намертво заварен. Никто не сможет ни открыть эту дверь, ни починить; ее придется вырезать и заменить на новую.
Я открыл карту, и программа проложила маршрут к дальнему углу зала так, чтобы я не оказался в поле зрения камер. Гарфилд уже направился туда; видимо, ему надоело любоваться произведениями искусства.
Беспилотники прорезали маленькую дыру в панели стены рядом с уровнем пола. Однако снаружи отверстие находилось ниже, поэтому пришлось выкопать небольшой тоннель. «Геймеры» закрыли его люком – вероятно, чтобы там не поселилась местная живность.
Гарфилд открыл люк, заглянул внутрь и поманил меня. Я понял, что передо мной земляной тоннель. Нам придется фактически ползти на четвереньках и… а, нет, погодите – квинланцы же вполне уверенно чувствуют себя, когда стоят на четырех лапах. Ну, значит, нам повезло.
И все же снаружи нам придется лезть по тоннелю, чтобы выбраться на первый этаж. Я подумал о том, стоит ли расспросить «геймеров» о том, почему они выбрали именно такой вариант. Возможно, они хотят, чтобы мы были как можно менее заметны. А если кто-то станет открывать и закрывать очевидно привинченную болтами дверь, это привлечет всеобщее внимание, которого мы пытаемся избежать.
Я не мог отделаться от ощущения, что играю роль французского подпольщика в фильме про Вторую мировую. Но в конце концов мы оказались снаружи; и у меня впервые появилась возможность как следует рассмотреть «Небесную реку» изнутри. Я остановился и начал озираться по сторонам, словно турист. Мне было ясно, что остальные занимаются тем же, но я не хотел тратить время и силы на то, чтобы в этом удостовериться.
«Небесная река» радиусом пятьдесят шесть миль совсем не напоминала обычные изображения цилиндров О’Нила, где ландшафт в двух направлениях возвышается над тобой, словно скала. Здесь изгиб становился заметен лишь там, где земля уже исчезала из виду. Тот факт, что она закруглялась вверх, вместо того чтобы уходить вниз, как у обычного горизонта, пугал, но, чтобы это заметить, нужно было реально вглядываться.
В небе облака складывались в несколько слоев, и это свидетельствовало о том, что в мегаструктуре есть настоящие погодные условия. Облака отбрасывали тени на землю или на другие слои облаков. Я воспользовался своим телескопическим зрением (нет, серьезно) и заметил, что вдали идет ливень. Грозовой фронт формировал горизонтальный рисунок циклона, направленный вдоль оси топополиса. Этого следовало ожидать, но человека, который вырос на планете, подобная картина все равно приводила в ужас.
В пределах видимости доминировали холмы, перемежающиеся долинами и равнинами. Кое-где я замечал отдельные деревья, но никаких лесов. Однако, если судить по сканам, ландшафт тут очень разнообразный, и это неудивительно, ведь превратить более трехсот миллиардов квадратных миль свободного пространства в одни лишь фермы мог только тот, у кого вообще нет фантазии.
И при этом картина не была пустой; мы видели стада… ну, каких-то существ. По ним медленно расходились волны, словно какие-то невидимые стимулы ненадолго приводили огромную массу животных в движение. В небе кружили и метались огромные стаи местных аналогов птиц; похоже, что их совершенно не беспокоила ни кориолисова сила, ни странные горизонты.
А по низинам, извиваясь словно змея, текла река – точнее, ветвь одной из четырех рек. Она текла далеко не по прямой, и, кроме того, постоянно разделялась на рукава, а это означало, что ее общая длина значительно превышала четыре миллиарда миль, и это даже без учета притоков. Я почувствовал, что у меня голова идет кругом от этой мысли, и мне пришлось напомнить себе, что это вопрос масштаба, а не
