Холлис от удивления открыла рот.
Каролина положила руку на плечо Холлис, оттягивая ее назад.
— Ну разумеется! — ответила она, как будто и сама хотела это предложить. Но, даже делая вид, что проявляет учтивость и здравый смысл, Каролина продолжала вытягивать шею из-за Элизы, чтобы получше рассмотреть принца.
Элиза вошла в гостиную, принц последовал за ней. Она тихонько закрыла за собой дверь, обернулась и прислонилась к ней.
— Я должна извиниться за…
— Вам совершенно не за что извиняться. — Он указал на ее щеку. — Вы рисовали?
— Рисовала? — Элиза неожиданно вспомнила о чернилах. — Ой! Всему виной эти собаки. Нет-нет, и они не рисовали. — Она нервно засмеялась. Конечно же, собаки не могли рисовать, зачем она это сказала? — И я не рисовала. Никто не рисовал! Я хочу сказать, что они до полусмерти меня напугали, когда я держала чернильницу.
— Как по мне, они напугали до полусмерти весь Бедфорд-сквер.
Она смущенно потерла щеку.
Принц подошел ближе, нахмурился, глядя на следы чернил, и достал из внутреннего кармана платок.
— Позволите?
Она заколебалась, а он шагнул еще ближе и стал вытирать чернила с ее щеки. Взгляд его скользил по лицу девушки, оставляя на ее коже жаркий след.
— Вот так! Почти чисто.
Она была уверена, что стоит красная как помидор. Элиза коснулась щеки там, где он вытирал чернила. Голова кружилась. Нет, неточное сравнение. Скорее, она была словно в огне. Да, именно так. Она вся горела.
Но принц уже отошел от нее и стал расхаживать по комнате, разглядывая вещи. Картину с изображением собак, которую она написала много лет назад. Стопки книг и бумаг.
Затем он повернулся к камину и сказал:
— У вас множество часов.
— Да, я ремонтирую часы.
Он воззрился на нее в изумлении.
— Вы?
С губ Элизы слетел нервный смешок, девушка теребила край рукава. Ей казалось, что умение ремонтировать часы — это не тот талант, которым стоит хвастать девице, желающей произвести впечатление на принца.
— Мое увлечение. Люди приносят мне часы, а я их ремонтирую. Или сама покупаю поломанные и привожу в порядок. — Она пожала плечами. — Есть чем себя занять.
Он вновь взглянул на часы.
— А у вас есть увлечение, ваше высочество?
Он искоса взглянул на нее.
— А я полагал, что мы с вами друзья.
Она улыбнулась.
— А вы чем увлекаетесь, Себастьян?
— Я боюсь, что мое увлечение не слишком захватывающее. В последнее время я увлекся описанием военной истории Алусии. Это можно считать увлечением?
— Любое дело можно назвать увлечением, если никто не заставляет вас этим делом заниматься. — Она засмеялась собственной шутке. Была у Элизы такая особенность — смеяться над собой, когда нервы натянуты. — Должно быть, это крайне занимательно, — поспешно добавила она, чтобы он ни в коем случае не решил, что она смеется над ним. Над ним она не смеялась.
Он ответил ей грустной улыбкой, как будто уже ранее кто-то осмеливался смеяться над его увлечением.
— Нет нужды притворяться, что вы считаете описание войн чем-то иным, нежели скучным и утомительным занятием. Я прекрасно понимаю, что это занятие не соответствует тому идеальному образу принца, который большинство людей рисует в своем воображении. Занятие требует уединения, но, поскольку жизнь моя не допускает публичных увлечений, я нахожу такое времяпровождение интересным, когда необходимо скоротать время.
— Отнюдь! Я не считаю подобное увлечение скучным! — поспешила заверить его Элиза. — Я часто читаю отцу исторические произведения. Он полагает, что общество без истории как дерево без корней.
— Верно! — закивал Себастьян с заинтригованным видом.
Бог свидетель, у ее отца было собственное мнение по стольким вопросам, что она все и не упомнит. Элиза указала на диван.
— Не желаете ли присесть?
Он жестом предложил ей сесть первой, а когда она села на один край, он устроился на другом, распахнув полы сюртука, так что ее взгляду открылись очень крепкие и мускулистые на вид бедра.
Элиза отвернулась к огню, стараясь не смотреть на гостя. По всей видимости, она совершенно лишилась разума, поскольку, похоже, не могла перестать строить ему глазки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ну что ж! — сказала она наконец, выпрямляя спину. — Чем я могу помочь?
— Я не собираюсь задавать вам вопросы — просто мне необходимо кое-что обсудить. Дело в том, что мой брат вернулся в Кембридж, а больше я не знаю человека, которому бы мог всецело доверять.
Признание ошеломило Элизу, застало, прямо скажем, врасплох.
— А мне вы доверяете?
Казалось, что ее вопрос обескуражил принца.
— А не следовало бы?
— Ну что вы! Клянусь, скажу вам чистую правду. Только мы едва знакомы…
— И за этот короткий промежуток времени вы были неизменно, до горечи честны со мной. — Он криво улыбнулся. — О других, увы, я такого сказать не могу.
Признание принца невероятно польстило Элизе, она еще больше расправила плечи.
— И что бы вы хотели обсудить?
Он перевел взгляд на огонь в камине.
— Дело касается Матуса. Я размышлял о том, что же предпринял Матус после разговора с господином Хитом в свете того, что рассказала мисс Хит, и учитывая тот факт, что у Матуса не было значительных долгов. Ни одного долга, ради погашения которого потребовался бы заем.
— Вот как! — воскликнула Элиза. — Странно… А ведь мисс Хит, казалось, была совершенно уверена, что речь шла о долге.
— Фельдмаршал Ростафан, однако, унаследовал значительное состояние, происхождение которого неясно.
— О, а это уже интересно. Но какое это может иметь отношение к разговору мистера Рейно с господином Хитом?
— Точно сказать не могу. Но мне кажется, что, возможно, Матус говорил с господином Хитом от лица Ростафана?
— А такое может быть? — удивилась она.
— По-вашему, мое предположение слишком притянуто за уши? — спросил он.
— По-моему? — Элиза вдруг осознала, что он изучает ее. Казалось, он действительно хотел знать ее мнение. Это было для нее в новинку. Несмотря на то, что отец ценил ее мнение, мистера Фринка и адвокатов, которые заглядывали к ним, едва ли его интересовало, что она думает. Они удивились бы, узнав, что сам принц Себастьян советуется с Элизой Тринклбэнк. И наверняка недоумевали бы по поводу столь высокой оценки ее мнения. Впрочем, ее саму воодушевило желание принца услышать то, что она скажет.
— Почему, по-вашему, молодая женщина охарактеризовала беседу как разговор о некоем долге? — спросил он.
Элиза попыталась вспомнить слова мисс Хит. «Отец упомянул, что обсуждался какой-то долг». Но она не уточнила какого рода, а уже Элиза с Каролиной предположили, что речь шла о деньгах, поскольку вовлеченными сторонами оказались банкиры. Совершенно очевидное предположение, но сейчас ей пришло в голову, что речь могла идти о чем угодно.
— А что, если речь шла не о деньгах? — задумчиво произнесла она. — Что, если речь шла о долге иного рода, и необязательно о денежном?
— Не понимаю, — признался Себастьян.
— Например, о благодарности. Или о долге чести.
Принц задумался. Встал, подошел к окну, подбоченился. Резко обернулся.
— А ведь вполне вероятно, что вы, Элиза, правы.
В очередной раз он произнес ее имя низким, глубоким голосом, и девушку вновь охватило возбуждение. Откровенно говоря, Элиза и сама стала замечать, как легко она возбуждалась в присутствии принца Себастьяна.
— Кажется, мне следует поговорить с самим банкиром. Приглашу его на обед в Кенсингтонский дворец.
— Что? Нет! — Элиза резко встала с дивана.
— Я должен поговорить с ним непосредственно, но, как вы уже правильно заметили, не могу отправиться к нему сам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Но и пригласить его на обед, не будучи официально представленным, не можете. Только подумайте, какие пойдут слухи! Если он что-то и знает, то мгновенно насторожится. Нет, Себастьян, вам необходимо встретиться и поговорить с ним запросто, так, как если бы вы случайно увиделись на каком-то приеме. Например, на званом ужине.
