Преполовенская. И вы не опились, Павел Васильевич?
Володин. Зачем опиваться? Молоко — полезный продукт, я и привык три стакана выпивать на ночь. Вдруг вижу, приносят два стакана. Это, спрашиваю, почему? Прислуга говорит: Анна Михайловна, говорит, просит извинить, что коровка у них нынче мало молока дает. А мне что за дело… Уговор дороже денег… У них совсем коровка не даст молока, так мне и кушать не дадут? Ну, я говорю, если нет молока, то скажите Анне Михайловне, что я прошу дать мне стакан воды. Я привык кушать три стакана, мне двух стаканов мало.
Передонов. Павлушка у нас герой. Расскажи, как ты с генералом сцепился.
Володин. Я это уже изволил рассказывать. А теперь мы лучше стенки попачкаем — это веселее.
Все радостно принимаются пачкать стены. Плюют на обои, обливают их пивом, пускают в стены и потолок бумажные стрелы, запачканные на концах маслом, лепят на потолок чертей из жеваного хлеба. Слышен общий нестройный гул голосов, из которого выделяются чьи-то восклицания и взвизгивания Недотыкомки:
«Ловко… Знай наших… А ну, кто выше плюнет… На пятачок… Моя взяла… Господа, рви обои, кто длиннее вытянет. Складывайтесь по пятачку — кто длиннее вытянет, тот получает».
Преполовенская (Передонову). Я ведь знаю ваш вкус. Вы егастых недолюбливаете. Вам надо выбирать себе под пару, девицу в теле. Вот хоть мою Геничку возьмите.
Передонов отмалчивается. Володин много выпил и вдруг загрустил.
Володин. И зачем она меня родила? И что она тогда думала? Какова моя теперь жизнь? Она мне не мать, а только родительница. Потому как настоящая мать заботится о своем детище, а моя только родила меня и отдала на казенное воспитание с самых малых лет.
Преполовенская. Зато вы обучились, вышли в люди.
Володин. Нет, уж какая моя жизнь. Самая последняя жизнь, и зачем она меня родила? Что она тогда думала?
Между тем в гвалте и сумятице слышится порой тонкое взвизгивание, и Недотыкомка мелькает, дразнит Передонова, а сама прячется за людей.
Передонов (Преполовенской). На свою мать жалуется, зачем она его родила. Не хочет быть Павлушкою. Мне завидует. Хочет на Варваре жениться и в мою шкуру влезть. Хоть бы женить его на ком-нибудь. Варвара с Павлушкою снюхалась, — уж это я заметил. Меня с нею окрутят, а как пойдем на инспекторское место, отравит ерлами, похоронит за Павлушку, а Павлушка будет инспектором. Ловко придумали. Да я не прост…
Преполовенская (шепчет). Плюньте на Варвару, женитесь на моей Геничке…
В передней слышен шум. Передонов уставляет в дверь прищуренные глаза. На его лице — выражение ужаса.
Варвара (маша рукой). Ш-ш… Тише…
Варвара подкрадывается к двери в залу, едва приоткрывает ее, заглядывает, потом на цыпочках, растерянно улыбаясь, возвращается к столу. Из передней доносятся визгливые крики и шум.
Варвара. Ершиха пьяная-распьяная. Клавдюшка ее не пускаете, а она в залу так и прет.
Передонов. Как же быть?
Варвара. Пойду в залу, чтобы она сюда не залезла.
Варвара наливает большую рюмку водки, ставит ее на поднос, набирает на тот же поднос пирожков и кое-какой закуски, выходит с этим подносом в залу и прикрывает за собой двери. Из-за задней двери слышен крик хозяйки, Ершовой.
Ершова. Нет, ты меня за свой стол посади. Что ты мне выносишь на подносе? Я на скатерке хочу. Я — хозяйка домовая, так ты меня почти. Ты не гляди, что я пьяная. Зато я честная, я своему мужу жена. Сестра… Знаем мы, какая ты есть сестра. А отчего к тебе директорша не ходит? А?
Варвара. Да ты не кричи.
Ершова. Как ты можешь мне указывать? Я в своем дому. Что хочу, то и делаю. Не хочу пирожков, хочу барских жамочек. Скусные жамочки господа жрут, и-их скусные.
Варвара. Нет у меня никаких жамочек. Вот дают тебе пирожки, так и жри.
Ершова. Дай дорогу, ехидна. (Врывается в столовую, с треском распахивая дверь. Останавливается близ порога, видит испачканные обои и пронзительно свистит. Подбоченивается, лихо отставляет ногу, неистово кричит.) А, так вы в самом деле хотите съезжать?
Варвара. Что ты, Иринья Степановна, мы и не думаем. Полно тебе петрушку валять.
Передонов. Мы никуда не уедем, нам и здесь хорошо.
Ершова подступает к Варваре, размахивая кулаками. Передонов держится позади Варвары.
Передонов (Володину, тихо). Сейчас подерутся. Потеха…
Ершова. На одну ногу стану, за одну дерну, пополам разорву.
Варвара. Да что ты, Иринья Степановна. Перестань… У нас гости.
Ершова. А подавай сюда гостей. Гостей-то твоих мне и надобно. (Меняя вдруг речь и обращение, Ершова низко кланяется Преполовенской, причем едва не падает.) Барыня милая, Софья Ефимовна. Простите вы меня, бабу пьяную. А только что я вам скажу, послушайте-ка. Вот вы к ним ходите, а знаете ли, что она про вас говорит? И кому, кому же? Мне, пьяной сапожнице. Зачем? Чтобы я всем рассказала, вот зачем.
Варвара. Ничего я тебе не говорила.
Ершова. Ты не говорила. Ты, касть поганая.
Варвара. Ну, замолчи.
Ершова. Нет, не замолчу. Что вы будто раньше таскались, а потом замуж вышли.
Преполовенская. Благодарю покорно, не ожидала.
Варвара (Ершовой). Врешь…
Ершова сердито гукает, топает и машет рукой на Варвару. Обращается к Преполовенской.
Ершова. Да и барин-то этот про вас, матушка-барыня, Софья Ефимовна, что говорит… Ведь эта с его слов печатает поганым языком. Вот они какие есть самые мерзкие люди. Плюньте вы им в морды, барыня хорошая, ничем с такими расподлыми людьми возжаться.
Преполовенская, вся раскрасневшаяся, молча идет к двери в прихожую. Передонов идет за нею. Ершова подходит к столу и пьет наливку.
Передонов. Она врет, вы ей не верьте. Я только раз сказал при ней, что вы — дура, да и то со злости, а больше ей-богу ничего не говорил. Это она сама сочинила.
Преполовенская. Да что вы, Ардальон Борисыч… Ведь я вижу, что она пьяная, сама не помнит, что мелет. Конечно, разве порядочный человек про своих знакомых такие вещи станет говорить? Только зачем вы ей все это позволяете в вашей квартире?
Передонов. Вот поди знай, что с нею сделаешь…
Ершова. Эй, барин… Пойдем во двор, спляшем, если вправду съезжать не хочешь.
Тащит Передонова за рукав. Выходят оба стремительно, приплясывая.
Варвара (Преполовенской). Ведь вы знаете, какой он дурак, что говорит — сам не знает.
Преполовенская. Ну, полноте, что вы беспокоитесь. Мало ли что пьяная баба сболтнет. (Подходит к окну. Улыбается) Да никак они пляшут… Ардальон-то Борисыч с Ершихой… На дворе вокруг груши…
Все в комнате смеются. Преполовенская открыла окно. Слышно, как Ершова, развеселившись, кричит во все горло.
Ершова (со двора Варваре). Эй ты, фря. Выходи плясать. Ай гнушаешься нашей компанией…
Варвара. Этакая язва поганая…
Ершова. Черт с тобой. Уморилась… Посидим, барин, на травке, потом опять попляшем.
Володин. Эк их разбирает… Потеха…
Варвара. Стерва проклятая… Муж у нее колпак, — прибил бы хорошенько…
Володин. Погоди же, хозяйка любезная, я тебе удружу. Давайте еще пачкать… Теперь уж все равно… Сегодня сюда не вернется — упаточится там на травке, пойдет спать. (Заливается блеющим смехом, прыгает бараном.)
Преполовенская. Конечно, пачкайте, Павел Васильевич. Что ей в зубы смотреть. Если и придет, так ей можно будет сказать, что это она сама с пьяных глаз так отделала.
Володин с хохотом принимается неистово прыгать вдоль стен, попирает их подошвами и весь сотрясается при этом. Его визги хохот наполняют весь дом. Входит Передонов.
Передонов. Отвязалась. Пошла спать.
Володин. Еще напачкали. Ура…
Все. Ура… ура…
Передонов. Павлушка, давай плясать…
Володин. Давай, Ардальоша…
Передонов. Клавдюшка, верти аристон.
Входит Клавдия. С угрюмым выражением на лице вертит аристон. Передонов и Володин пляшут, нелепо вскидывая ноги.
Преполовенская. Расплясался Ардальон Борисыч.
Варвара. Уж и не говорите, — у него все причуды. Он у меня молодец и красавец.
Передонов. Кадриль… Павлушка, бери даму. Приглашай Софью Ефимовну. А я с Марьей Осиповной.
