Положительная комплиментарность двух основных суперэтносов нашей страны – Российского и Степного – явилась залогом как создания Московского государства, а вслед за ним и территориального расширения Российской империи, так и нерушимости СССР в годы второй мировой войны. Комплиментарность есть неосознанная и неопределенная какими-либо видимыми причинами взаимная симпатия различных суперэтносов и даже отдельных персон.
Именно комплиментарность послужила поводом для дружбы Александра Невского и сына Батыя Сартака. Но, видимо, она же имела место и на уровне этносов: русских и татар, т.к. политическая зависимость Руси от Сарая не помешала открыть в столице Золотой Орды еще в 1260 г. епископскую кафедру с русским епископом, а затем после «Великой замятии» принять на Русь бежавших от погрома чингисидов и рядовых монголов, которые, крестившись, пополняли московское войско; их фамилиями наполнена Бархатная книга. Иван IV положил конец политической самостоятельности Орды, но это не помешало говорить в Кремле по-татарски и даже посадить на престол касимовского хана. После штурма Казани геноцида не было, как не было его и после похода Батыя. Наоборот, степняки стали добровольно входить под власть Белого Царя – сначала калмыки и буряты, затем казахи и киргизы.
Каждому, кто хоть сколько-нибудь неповерхностно знаком с историей России, ясно, что присоединение Сибири было бы немыслимым без добровольного согласия и взаимного доверия. Подвергать сомнению этот факт – значит подтачивать основную этническую ось российской государственности.
Завоевывать пришлось Кавказ и Среднюю Азию. Но Грузия добровольно вошла в состав России, присоединение Армении было, по существу, освобождением единоверцев, а завоевание Азербайджана – установлением удобной для России границы с Ираном. Теми же политическими, пограничными соображениями были вызваны походы Черняева и Скобелева. Да, военные действия на Кавказе и в Средней Азии были, но здесь, как и в Прибалтике, русские столкнулись с иным суперэтносом, даже с двумя. Грузины и армяне представляли собой осколки Византии; туркмены, узбеки, таджики, турки вместе с крымскими татарами входили в Мусульманский суперэтнос. Византия была исторически дружественна Руси, и комплиментарность христиан Кавказа с россиянами предопределила их присоединение к России.
Мусульманский мир со времен Мамая был принципиальным противником Москвы, и это породило детерминированную цепь событий, закончившуюся сложением православной империи, хотя исход войн с Крымом, а затем Турцией и Ираном не был предопределен и мог быть совершенно иным.
Отдельный суперэтнос представляют собой евреи – обитатели антропогенного городского ландшафта. То, что евреи – не этнос, а именно суперэтнос, т.е. совокупность различных этносов, различающихся между собой как французы, испанцы, итальянцы и ирландцы в Западной Европе, продемонстрировало создание государства Израиль. Здесь положение европейских евреев (ашкенази) и афроазиатских евреев (сефарды), не говоря уже о фаллашах, значительно отличается. Весьма непохожи друг на друга и сами сефарды (как и ашкенази): беннисраэль Индии, джаиды Ирана, крымчаки, йеменские евреи и др.
Реальность различия суперэтносов СССР подтверждается существенными отличиями в их демографической эволюции [147], а также результатами смешанных браков, о которых пишут и этнографы. Но, не владея методом суперэтнической диагностики, их трудно осмыслить. Так, в Прибалтике в смешанных семьях эстонцев, латышей и литовцев с русскими лишь от одной трети до половины считают себя русскими. В Средней Азии и на Кавказе почти все дети не считают себя русскими (русская здесь, как правило, мать ребенка); зато в Чувашии почти 98% подростков из чувашско-русских семей именуют себя русскими [38, с.154]. Никакого объяснения такому расхождению результатов метисации, как нетрудно убедиться, академик не дает. Однако, учитывая реальность существования западноевропейского, мусульманского и российского суперэтносов, реакция прибалтийских и среднеазиатских подростков понятна. Что же касается чувашей, то они входят в российский суперэтнос и потому выбирают в качестве этнической суперэтническую принадлежность. Выбор подростков во всех трех случаях не может считаться случайным или субъективным, поскольку речь идет о достаточно больших выборках. Тем самым реальность существования суперэтносов подтверждается еще и статистически.
Отрицать объективные законы этногенеза, независимые от законов общественного развития и пожеланий отдельных чиновников, – значит заведомо исключать возможность постичь реальные причины и механизмы этнических конфликтов. Осудить заздравный подход к этническим проблемам еще недостаточно, ведь при этом можно впасть в еще более тяжелый для ученого грех – этнографическое ханжество, которое стыдливо умалчивает о принципиальной некомплиментарности отдельных суперэтносов между собой или, напротив, бросает тень на многовековые дружественные связи действительно комплиментарных суперэтносов, скажем, Российского и Степного.
В настоящей работе раскрыта только малая часть арсенала концепции, названной нами пассионарной теорией этногенеза. Более широкое применение ее потребовало бы нескольких монографий (см.: Гумилев Л.Н.География этноса в исторический период. Л., 1990). Мы хотели обратить внимание на то, что без широкого изучения всемирной этнической истории, знакомства со всей имеющейся литературой вопроса, без достоверной статистической информации и открытого обсуждения конкурирующих исследовательских программ этнография никогда не превратится в этнологию, которая может не только правильно описывать феномен этноса, но и постигать законы его изменения.
Горе от иллюзий [31]
Ах, если рождены мы все перенимать,
Хоть у китайцев бы нам несколько занять.
Премудрого у них —
Незнанья иноземцев.
А.С. Грибоедов
Когда говорят о причинах произошедшего на наших глазах распада страны, то наиболее часто употребляемым из всех объяснений становится социально-политическое. «Происходит-де закономерный распад последней из колониальных империй прошлого. Россия, если она захочет войти в сообщество цивилизованных наций, поневоле должна быть поделена на ряд независимых государств». Популярность такого объяснения равна его внутренней противоречивости.
Во-первых, и об этом уже писалось многократно, Россия никогда не была империей в западноевропейском смысле. Если колониями считать периферийные республики Прибалтики, Средней Азии, Казахстана, Кавказа и т.д., то место метрополии остается только собственно России. Но коль скоро так, то Россия должна была бы напоминать Англию XVIII – XIX вв. в сравнении с Индией: обладать повышенным благосостоянием населения, сформировавшимся третьим сословием, активно развивать социальную инфраструктуру за счет колониальных инвестиций. Но, помилуйте, ничего похожего нет в России. По благосостоянию жителей Кавказ гораздо больше напоминает метрополию, нежели Москва или Петербург. По формированию третьего сословия Средняя Азия ушла куда дальше. Что же касается колониальных инвестиций, то газ и нефть из Сибири продолжают поступать в отделившуюся от Союза Прибалтику по ценам ниже мировых, тогда как в историческом центре России, названном почему-то Нечерноземьем, и проехать-то можно далеко не во все деревни и поселки из-за отсутствия дорог.
Во-вторых, почему условием входа в семью цивилизованных наций считается распад огромной державы? Если «довлеет дневи злоба его» и перед глазами очарованных россиян стоит современная европейская практика управления в виде Европейского экономического сообщества, то сие тем более ошибочно. ЕЭС и Европейский парламент с их лозунгом «Европа – наш общий дом» действительно представляют собой закономерный итог развития отдельных цивилизованных стран с устоявшимися традициями рыночной экономики в XX в. Но если брать европейский опыт, стоит рассматривать его целиком, а не отдельными фрагментами. Для европейских государств дезинтеграция всегда была способом существования, но цивилизованной Западная Европа стала отнюдь не сегодня. По М. Веберу, процесс превращения Христианского мира в мир Цивилизованный проходил уже в XVI – XVIII столетиях. Таким образом, формирование «семьи цивилизованных наций» совпадает вовсе не с распадом империй, а, напротив, с их созданием в результате европейской колониальной экспансии в Африку, Индию, Новый Свет.
А ведь можно не останавливаться на уровне всей Западной Европы и последовательно рассмотреть с этой точки зрения отдельные европейские страны. Современная Франция в ее политических границах, по мнению выдающегося французского историка О. Тьерри, есть результат военного покорения парижскими королями очень разных земель и народов. Кельтская Бретань была окончательно присоединена лишь при Наполеоне, Бургундия – в XV в., покорение Юга – Прованса и Лангедока – потребовало от центральной власти непрерывной войны, тянувшейся от первой Альбигойской в XIII в. до подавления восстания камизаров на рубеже XVIII столетия. То же и в Англии. Уэльс сопротивлялся англичанам до XIII в., Шотландия – практически до XVIII в., а Северная Ирландия и доныне не совсем примирилась с властью Лондона. Италия точно так же объединила в себе совершенно различные в этнологическом отношении Пьемонт и Неаполь. Стоит ли упоминать Корсику, Наварру или лужицких сорбов, до сих пор живущих в Германии? Но вряд ли сами западноевропейцы поддержат политика, который потребует политического отделения Бретани, Бургундии, Прованса, Корсики, Пьемонта или Наварры, с тем чтобы Франция, Англия, Испания и Италия стали еще более цивилизованными.
